Искания Твена в сфере истории не завершились книгой о Жанне д'Арк. Они продолжились в его позднем творчестве, охватывающем время, примерно, с середины 1890-х годов до смерти писателя в 1910 году. Это один из наиболее сложных, противоречивых и не до конца изученных этапов в эволюции Твена, художника и мыслителя. От конкретных явлений европейского средневековья, рассмотренных в его трилогии, писатель обращается к общим проблемам человеческой истории и цивилизации, к осмыслению самой природы человека. В поздних произведениях писателя усиливается философское начало, а взгляд на мир становится все более мрачным, порой, мизантропическим1. Показательно, что эти аспекты особенно явственно проявляются в тех произведениях, фрагментах и набросках, которые не увидели свет при жизни писателя, остались в его архиве и были обнародованы уже после смерти Твена.
На рубеже веков Твен окончательно расстается со своими иллюзиями относительно мессианской роли Нового Света. По поводу празднования его соотечественниками четырехсотлетия открытия Америки Твен раздраженно заметил: «Замечательно, что Америку открыли, но было бы куда более замечательно, если бы Колумб проплыл мимо» (7, 488). Все больше времени писатель предпочитает проводить в Европе, о которой судит без прежних сатирических «перехлестов»2.
Современная цивилизация стала представляться Твену враждебной всему естественному, подлинно человеческому. Она не только не способствует распространению свободы и раскрытию человеческих достоинств, но напротив — обезличивает человека, превращая его в некое подобие машины. Образ несущей смерть цивилизации становится доминирующим в позднем творчестве Твена. Тема внутренней опустошенности, морального банкротства, постигших, по мысли писателя, Америку получает свое развитие в рассказе «Банковый билет в 1 000 000 фунтов стерлингов» (1893), в котором писатель подвергает ироническому пересмотру американский миф об успехе как высшей цели человеческого существования.
В июне 1895 года Твен отправляется в кругосветное путешествие с публичными чтениями, чтобы поправить свое финансовое положение. Результатом путешествия явилась книга «По экватору» (1897), принадлежащая к излюбленному Твеном жанру — путевым заметкам.
Путешествие, предпринятое Твеном, усиливает разочарование писателя в прогрессе и цивилизации. Твен видит собственными глазами последствия экспансионистской политики западного мира, наблюдает, как под предлогом распространения прогресса и культуры, истребляются «нецивилизованные» народы. Писатель описывает, как самые отвратительные формы рабства, еще столь недавно отошедшие в прошлое, получают в колониях свое второе рождение. Век прогресса все больше и больше уподобляется средневековью. «Свою последнюю книгу путешествий, — говорит Твен в письме Хоуэлсу от 23 февраля 1897 года, — я писал... в аду; но я старался сделать вид, насколько хватало сил, что это прогулка по райскому саду... Как отвратительно было мне это кругосветное путешествие — все, за исключением моря и Индии» (12, 642).
В незаконченном отрывке «Необычайная международная процессия» (1901) победное шествие современной цивилизации изображается в виде зловещего парада монстров и призраков. Возглавляемая двадцатым веком, юным пьяным существом, рожденным на руках Сатаны, процессия напоминает кошмарный сон: аллегорическая фигура христианской цивилизации, представленная в виде величественной матроны в платье, запятнанном кровью, идет рука об руку с Кровопролитием и Лицемерием.
Если ранее, например в «индийских» главах книги «По экватору» Твен, в ряде случаев, видел и облагораживающее влияние деятельности колонизаторов, то на рубеже веков писатель окончательно избавился от этой иллюзии. В статье «Человеку, ходящему во тьме» Твен разоблачает «трест» под названием «Дары Цивилизации», то есть политику аннексии земель «отсталых» языческих народов под предлогом распространения евангельских истин, свободы, равенства и справедливости. Оказывается, что дары цивилизации это, отнюдь, не «любовь, справедливость, милосердие, трезвость и законность», а «Стеклянные бусы и Богословие, Пулеметы и Молитвенники, Виски и Факелы Прогресса и Просвещения (патентованные, автоматические, годные при случае для поджога деревень)...» (11, 480).
Марк Твен, «американский Вольтер», как охарактеризовал его Бернард Шоу, мастерски разоблачает тех государственных и политических деятелей, которые, лицемерно прикрываясь возвышенными словами, вершат в колониях разбой и убийство. Таковы, преисполненные едкого сарказма, статьи Твена «Моим критикам-миссионерам», «В защиту генерала Фанстона», «Монолог короля Леопольда» и другие.
На пороге XX века, Твен, некогда боготворивший прогресс и просвещение, заявляет о своем неприятии западного пути развития мировой культуры. По мнению позднего Твена, причина исторического тупика, в котором оказалась современная цивилизация, — изначальная порочность и несовершенство человеческой натуры.
В 1898 году Твен завершает одну из самых пессимистических своих работ — философский трактат «Что такое человек?». О переломе, произошедшем в сознании писателя в период написания данного трактата, свидетельствует его письмо к Хоуэлсу от 2 апреля 1899 года. «Я подозреваю, — пишет Твен, — что для вас жизнь человеческая еще овеяна благородством, а Человек — не просто шутка, — скверная шутка, самая скверная из всех, когда-либо сшученных. С тех пор как я написал в прошлом году свою библию («Что такое человек?» — Д.П.), — миссис Клеменс питает к ней величайшее отвращение... и не разрешает мне опубликовать ни одной главы, — так вот, с тех пор Человек больше не представляется мне существом, достойным уважения, и я перестал им гордиться и не могу больше писать о нем весело или с похвалой» (12, 641—642).
В трактате «Что такое человек?» люди уподоблены механизмам, лишенным собственной воли и подлинных чувств. В этом произведение мы видим, как антропологическая концепция Марка Твена приобретает все более детерминистский характер. Человек не только не может изменить к лучшему общество, но не может изменить и самого себя. Его нравственный и интеллектуальный облик предрешен. Следовательно, исторический прогресс, просвещение, цивилизация — фикции, под которыми нет никакой реальной основы. В записных книжках 1896 мы находим запись: «Мы только эхо. Мы не имеем своих мыслей, своих суждений. Мы навозная куча разлагающихся наследственных признаков, моральных и физических (12, 515).
В трактате «Что такое человек» Твен утверждает, что в основе человеческих поступков лежат эгоистические устремления, которые писатель возводит к инстинктивной первооснове человеческого «Я». Культура, мораль — все это лежит на поверхности человеческой психики и легко может быть разрушено под воздействием обстоятельств.
В период написания трактата Твен еще не впал в безнадежный пессимизм; он верил, что правильное воспитание и культура способны подавить низменные инстинкты человека. Однако в позднейших работах представления Твена о природной склонности человека ко всему злому и порочному абсолютизируются. Человек низок, даже совершая нравственные поступки. В одной из глав «Автобиографии» под названием «Человеческая натура» Твен пишет: «злоба ставит его (человека — Д.П.) ниже крыс, личинок, трихин. Он — единственное существо, которое причиняет боль другим ради забавы и знает, что это — боль... И, кроме того, из всех живых созданий только он обладает грязным умом» (12, 109).
Движение человечества во времени стало казаться Твену бессмысленным, бесцельным, поскольку и сам человек «не был создан ради какой-то разумной цели, — ведь никакой разумной цели он не служит» (12, 108—109).
В письме к Дж. Твичелу от 14 марта 1905 года Твен делает неутешительные выводы о том, что сердца людей остались такими же, какими было на заре человечества. Писатель расстается с «американской мечтой» и понимает: «материальные ценности изобретаются не ради праведности» (12, 675). «Если с первых дней творенья и по сей день люди стали хоть немного праведнее..., — говорит писатель, — то этот прогресс охватывает самое большее десять процентов жителей христианского мира... Как видите, миллиард двести тысяч остаются за флагом. Они все на том же месте, где были испокон веков; ничто не изменилось» (12, 676).
Трагические события рубежа веков приводили писателя к мысли, что мир катится к катастрофе. Это движение в работах позднего Твена трактуется как неизбежное, предопределенное законами самой истории.
Желая доказать изначальную порочность человека и исторического процесса, Твен обращается к мифологической первооснове цивилизации: к библейской истории. Современная западная цивилизация настойчиво уподобляется писателем Вавилону, и Твен, подобно пророку Иеремии, предрекает неизбежность ее падения. Истории возникновения, расцвета и упадка этого нового Вавилона писатель намеревался посвятить ряд произведений, объединенных в единый «Эдипов цикл». И хотя он так и никогда не был написан, черновые фрагменты, обнаруженные в дневниках писателя, позволяют нам судить об общей философской направленности замысла. Твен полагал, что западная цивилизация исчезнет с лица земли, подобно тому, как исчезли в глубине веков великие цивилизации древности.
Предвосхищая идеи Шпенглера, Твен предполагает, что всемирная история есть ни что иное, как череда сменяющих друг друга культур, проходящих в своем развитии стадии расцвета, зрелости и упадка. Таким образом, всякая цивилизация стремится к смерти. Прогресса, в глобальном смысле этого слова, не существует. Истории вечно суждено повторяться, и попытки предотвратить эти повторения бессмысленны. Порочный круг вечного повторения предопределен изначальной тягой человека ко всему низменному и разрушительному. Попытки спасти цивилизацию не стоит предпринимать хотя бы еще и потому, что и сам человек не заслуживает спасения. «Мир был создан для человека, а человек был создан для того, чтобы страдать и быть проклятым», — напишет Твен в «Письмах с Земли»3.
Во многом, итоговым является для Твена повесть «Таинственный незнакомец». Это одно из наиболее сложных по замыслу и даже загадочных произведений писателя. Действие этой повести происходит в конце XVI века в маленькой австрийской деревушке под названием Эйзельдорф, что означает Ослиная деревня. Однако мир, созданный писателем в этом произведении, поразительно напоминает мир Ганнибала, изображенного под названием Санкт-Петербург в книгах о Томе Сойере и Геке Финне. «Таинственный незнакомец» был «пересмотром санкт-петербургской идиллии, потребность в котором мучила и волновала Твена на протяжении всех 1890-х годов» — справедливо утверждает А.И. Старцев4. Не случайно, действие одного из трех вариантов «Таинственного незнакомца» перенесено именно в Санкт-Петербург. Но на этот раз патриархальный уклад жизни провинциального городка трактуется принципиально иначе. Жестокость и несправедливость возведены в Ослиной деревне в ранг добродетелей. Твен показывает оборотную, темную сторону души обывателей, которая на этот раз не прикрыта внешним добродушием. На примере жителей Эйзельдорфа Твен раскрывает порочную сущность человеческого рода. Эйзельдорф — это прообраз мира вообще. Тот факт, что действие происходит в Австрии XVI века — условность.
«В Австрии царило средневековье, — казалось, ему не будет конца» — говорится в самом начале рассказа (9, 569). Однако это не очередное произведение Твена бичующее, столь ненавидимый им феодализм. В рассказе переплетаются различные временные пласты, различные эпохи. Юный Теодор, главный герой, и его друзья заводят знакомство с Сатаной, который внезапно появляется в их маленькой деревеньке. Сатана открывает перед детьми весь ход всемирной истории. Читателю дают понять, что под средневековьем писатель имеет в виду, отнюдь, не конкретную историческую эпоху, отделенную от современности несколькими столетиями. «Темные века» — это извечное состояние человечества. Они никогда не начинались и никогда не завершатся, поскольку «темнота» — извечная и непреодолимая черта человеческого разума.
В рассказе переплетаются различные временные пласты, различные эпохи. Юный Теодор, главный герой, и его друзья заводят знакомство с Сатаной, который внезапно появляется в их маленькой деревеньке. Я покажу вам историю человеческого рода — то, что вы называете ростом цивилизации» — обещает Сатана (9, 648). Он открывает перед детьми весь ход всемирной истории, от убийства Каином Авеля до современности. Все это время люди истребляли себе подобных, не прекращались войны. Развитие человечества представляет собой лишь все большее совершенствование способов убивать себе подобных — констатирует Сатана. Цивилизация развивалась, плодя «голод, опустошение, смерть и другие признаки прогресса» (9, 649). Порочный исторический круг, по которому движется человечество, предопределен изначальным несовершенством человеческого разума, которому не дано постичь ни мир, ни самого себя. В повести постоянно возникают «выходы» в современность, резкие инвективы против колониализма и милитаризма. Прогресса не существует — это самообман, опасная иллюзия. Люди лишь мнят, что они создали великую цивилизацию; на самом деле, в ее основе лежат самые низкие качества человеческой души. «Первый человек был лицемером и трусом, — утверждает Сатана, — и передал лицемерие и трусость своему потомству. Вот дрожжи, на которых поднялась ваша цивилизация (9, 651—652).
Особой критике в повести подвергнута христианская цивилизация, которая, шествуя по миру, оставляла «на своем пути голод, опустошение, смерть и другие признаки прогресса» (9, 649). В христианстве Твен обнаруживает апофеоз лицемерия, морального распада, самых дурных сторон человеческой души. Утверждая, что в основе истории лежит закон вечного повторения, Сатана все-таки выделяет христианскую культуру из ряда прочих культур. «За последние пять или шесть тысячелетий, — говорит он, — родились, расцвели и получили общее признание не менее чем пять или шесть цивилизаций. Они сошли за это время со сцены и исчезли, но ни одна так и не сумела изобрести достойный своего величия, простой и толковый способ убивать людей. Кто посмеет обвинить их, что они мало старались? Убийство было любимейшим занятием человеческого рода с самой его колыбели, — но одна лишь христианская цивилизация добилась сколько-нибудь стоящих результатов» (9, 650—651).
Таким образом, в философии Твена окончательно оформляется представление о циклическом движении истории. Всемирная история есть лишь череда цивилизаций, проходящих свой путь от рождения к смерти. Они рождаются из хаоса и в хаос возвращаются. Человечество не движется ни к какой конкретной цели. Оно лишь ходит по кругу, обреченное вечно повторять одни и те же ошибки. «Всякий раз человечество возвращается к исходной точке, — констатирует Сатана основной закон истории» (9, 651).
Порочный исторический круг, по которому движется человечество, предопределен изначальным несовершенством человеческого разума, которому не дано постичь ни мир, ни самого себя. Преодолеть это несовершенство человеку не дано: сам Сатана видел, «как был создан человек, и что он был создан не из глины, а из грязи...» (9, 612). Разум, которому всю жизнь поклонялся Твен как единственному божеству, в «Таинственном незнакомце» был объявлен пустым и бессмысленным фетишем, иллюзией. «Я не знаю, найдутся ли на свете существа, менее способные к логическому мышлению, чем ваша людская порода — восклицает Сатана (9, 606). Человек рассматривается как существо, не способное ни на самостоятельное суждение, ни на действие. Сатана объясняет Теодору, что никакой свободной воли не существует, что «порядок человеческой жизни предопределен первым толчком» и что никаких неожиданностей в ней не бывает, поскольку «каждый последующий толчок зависит от предыдущего» (9, 628).
Закономерно, что героем, которому Сатана открывает тайны мира, его подлинную, а не мнимую сущность, оказывается ребенок. Теодор, во многом, напоминает образы детей, созданных Твеном годами ранее, в особенности Гека Финна с его не детской, преждевременной зрелостью. Несмотря на то, что он оказывается сопричастен ко злу, происходящему в деревне, само это зло еще не отравило его внутренний мир, не коснулось глубин его личности. Теодор продолжает ту плеяду детских образов, в которых Твен воплотил свою мечту о всемогуществе невинности, свойственной детству, плеяду, центральное место в которой занимал образ Жанны д'Арк — «божественного ребенка». Таким образом, и в «Таинственном незнакомце» мир детства по-прежнему противостоит жестокому миру взрослых. Более того, ребенок, не будучи вовлеченным в систему общественных отношений, поднимается и над историей и над предопределенностью человеческой судьбы.
Сатана открывает юному Теодору тайну этого мира. Миром правит ложь, во всевозможных ее формах. Несовершенство мира заключено в несовершенстве сознания человека. Добро, зло, жизнь, смерть, история — все это лишь иллюзии, в плену которых находится разум человека. «Как странно, что ты не понял, — говорит Сатана Теодору, — что ваша вселенная и жизнь вашей вселенной — только сон, видение, выдумка. Странно потому, что вселенная ваша так чудовищна и так нелепа, как может быть чудовищен и нелеп только лишь сон» (9, 673).
«Таинственный незнакомец» («The Mysterious Stranger», 1916) — одно из самых загадочных произведений в творчестве Твена. Это незавершенная философская притча по своему содержанию и критическому пафосу выделяется даже среди таких поздних, исполненных пессимизма, произведений Твена как «Простофиля Вильсон» (1894), «Человек, который совратил Гедлиберг», трактат «Что такое человек?». Рассказ «Таинственный незнакомец» явился логическим завершением духовной и творческой эволюции писателя.
Вместе с тем, неверно было бы полностью отождествлять мировидение героя повести и ее создателя. Бесспорно, многие сентенции Сатаны были близки Твену. Однако Твен был художником импульсивным, эмоциональным, увлекающимся. Поэтому нельзя абсолютизировать отдельные суждения на страницах повести; тем более что это произведение не было подготовлено Твеном к печати.
В, казалось бы, тотальном пессимизме Твена есть и луч надежды. «При всей своей нищете, люди владеют одним бесспорно могучим оружием. Это — смех... Перед смехом ничто не устоит» — говорит Теодору Сатана. (9, 667). Он слово бы подсказывает человечеству путь к освобождению. Смех, в представлении Твена, всесилен; он способен преодолеть косность материи, узость человеческого разума и само время. Наступит ли день, когда род человеческий поймет, как смешны все те преграды, которые отделяют человека от свободы, «захохочет над ними и разрушит их смехом» или у людей «не хватит на это ни здравого смысла, ни отваги»? — задается вопросом Твен (9, 667).
Несмотря на то, что основной темой повести «Таинственный незнакомец» является изначальное несовершенство человека, бессмысленность всех усилий преодолеть ее и, вытекающая из этого бренность и суетность человеческого существования, Твен не стал мизантропом на старости лет. Резкая критика Твеном человеческого рода проистекает из чувства сострадания к человечеству. Трагические выводы, к которым Твен приходит к концу жизни, закономерны. Эволюция твеновской философии отразила кризис иллюзий, ведущих свое происхождение от «века разума».
На протяжении своего долгого творческого пути Твен стремился художественно, в живых образах и картинах, выразить свои размышления об истории, о связи времен, прошлого и настоящего. Взгляды Твена на историю претерпевали изменения. Неизменной оставалась лишь главная доминанта его творчества: гуманизм писателя.
Примечания
1. Эти аспекты недостаточно освещались в российском твеноведении советского времени, поскольку на первый план выдвигалась критика Твеном государственных и общественных институтов. Пессимизм позднего Твена объяснялся исключительно тем, что писатель был далек от социалистических идей.
2. В 1892 году Твен посещает Францию, Швейцарию, осень и зиму проводит во Флоренции, лето — в Германии.
3. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 40.
4. Старцев А. Указ. соч., с. 282.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
