Что мы ни делаем — нам всё не впрок,
Как будто черт мешать нам дал зарок.
Трудись мы даже больше во сто крат,
Дохода нет — лишь множество затрат.
Чосер.
Долги — ядовитая змея.
Гавайская пословица.
Плохая выдалась зима для фирмы «Пеннибеккер, Биглер и Смолл». Обычно эти знаменитые подрядчики-строители выручали во время сессии законодательного собрания в Гаррисберге больше денег, чем приносила им вся их летняя работа, а вот эта зима оказалась бесплодной. Биглер не мог понять, почему так случилось.
— Понимаете ли, мистер Боултон, — сказал он однажды при Филиппе, — у нас прямо почва уходит из-под ног. Видно, на политику больше нечего надеяться. Мы-то рассчитывали в этом году поживиться при переизбрании Саймона. Но вот его опять выбрали, и я еще не видал человека, который бы от этого хоть что-нибудь выгадал.
— То есть он избран, хотя никому ничего не платил, — так, что ли? спросил Филипп.
— Ни гроша, насколько я знаю, ни гроша ломаного, — с досадой повторил мистер Биглер. — Надуть весь штат, вот как я это называю. И как это проделано, хоть убейте — не пойму. Не упомню, когда еще в Гаррисберге было так туго с деньгами.
— Неужели выборы обошлись без всяких комбинаций? Ни подряда на строительство железной дороги, ни плана новых рудников?
— Может, что и было, да я ничего про это не знаю, — сказал Биглер, с отвращением мотнув головой. — Люди прямо говорят, что эти выборы обошлись без денег. Неслыханное дело!
— А может быть, — предположил Филипп, — тут все основано на том, что страховые общества называют «вкладом» или «обеспечением»? Тогда через некоторое время полис выдают на руки без дальнейших взносов.
— Так, по-вашему, — с улыбкой сказал мистер Боултон, — щедрый и дальновидный политик может получить место в конгрессе и больше уже никак за это не платить?
— Что ни говорите, — прервал Биглер, — а хитро проделано, черт их дери! Никак я этого не предвидел: я-то думал, у нас в руках верный барыш, а остались мы ни при чем. Нет, джентльмены, я буду добиваться реформы в этом деле. Если уж какое-то паршивое законодательное собрание штата будет само раздавать кресла в сенате Соединенных Штатов, так тут сам черт ногу сломит.
Это прозвучало невесело, но не таков был мистер Биглер, чтобы его обескуражила одна-единственная неудача, и, столкнувшись с одним-единственным случаем видимой честности, он не утратил веры в человека. Он уже снова выплыл — или выплывет, — если только мистер Боултон поможет ему сняться с мели и продержаться в течение трех месяцев.
— Нам подвернулся один выгодный подряд, — объяснил он Боултону, прямо скажем, крупно повезло. Мы заключили контракт на укладку патентованных добсоновских мостовых в городе Мобил. Вот поглядите.
И мистер Биглер привел кое-какие цифры: контракт — столько-то, стоимость работы и материалов — столько-то, прибыль — столько-то. Через три месяца город должен будет уплатить компании триста семьдесят пять тысяч долларов, из них двести тысяч — чистая прибыль. Все это дело принесет компании самое малое миллион, а то и больше. В расчетах не может быть никакой ошибки: вот он, контракт. Мистер Боултон ведь и сам знает, сколько стоят материалы и во что станет работа.
Мистер Боултон прекрасно знал по горькому опыту, что в расчетах всегда оказывается ошибка, когда их составляют Биглер или Смолл, и знал, что ему следует выставить подрядчика за дверь. Однако он продолжал слушать болтовню Биглера.
Они хотят занять только пятьдесят тысяч, чтоб было с чем начать, а дальше уж город сам даст им средства. Мистер Боултон сказал, что у него нет таких денег. Но Биглер может занять от его имени! Мистер Боултон возразил, что он не вправе подвергать свою семью такому риску. Но ведь контракт можно переписать на его имя — обеспечение вполне достаточное, он разбогатеет, даже если потом и потеряет подряд. Притом Биглеру в последнее время так не везло, он просто не знает, к кому обратиться за помощью, как прокормить семью. Только дайте ему еще раз попытать счастья — и он наверняка станет на ноги. Он умоляет об этом.
И мистер Боултон уступил. В подобных случаях он не умел отказывать. Если уж он по дружбе помог однажды человеку и тот его обманул, тем самым обманщик словно на веки вечные получал на мистера Боултона какие-то права. Однако у мистера Боултона не хватило духу сказать о своем поступке жене, ибо он знал, что если есть на свете человек более ненавистный его домашним, чем Смолл, то это — Биглер.
— Филипп сказал мне, — заметила в тот вечер миссис Боултон, — что у нас сегодня опять был этот Биглер. Надеюсь, у тебя больше не будет с ним никаких дел?
— Биглеру очень не повезло, — с запинкой ответил мистер Боултон.
— Ему всегда не везет, и ты всегда из-за него попадаешь в беду. Но на этот раз ты не стал его слушать?
— Видишь ли, матушка, его семья сейчас в большой нужде, и я разрешил ему воспользоваться моим именем... но я получил надежное обеспечение. В самом худшем случае будет некоторая неловкость.
Лицо у миссис Боултон стало серьезным и озабоченным, но она и не думала ни жаловаться, ни попрекать мужа; она знала, что означают слова «некоторая неловкость», но знала также, что тут ничего не поделаешь. Если бы мистер Боултон шел на базар, чтобы купить на последний и единственный доллар пропитание для своей семьи, первый встречный нищий без труда выпросил бы у него этот доллар. Миссис Боултон только спросила (и вопрос этот показывал, что она не более бережлива, чем ее муж, когда думает о тех, кто дорог ее сердцу):
— Но достаточно ли ты отложил денег, чтобы Филипп мог открыть свою шахту?
— Да, я отложил как раз столько, сколько должна стоить закладка шахты и сколько мы можем позволить себе потерять, если угля там не окажется. Филипп сам за всем проследит, ведь он равноправный партнер в предприятии, только что капитала не вложил. Он совершенно уверен в успехе. И если не ради себя, так ради Филиппа я надеюсь, что его не ждет разочарование.
Филипп не мог не чувствовать, что в доме Боултонов все к нему относятся, как к родному, — все, кроме Руфи. Когда, оправившись после несчастного случая, он вернулся домой, мать старательно делала вид, что очень ревнует его к миссис Боултон, о которой, как и о Руфи, она без конца расспрашивала. За этой притворной ревностью она, без сомнения, старалась скрыть неподдельную боль и тоску, которую испытывает всякая мать, когда ее сын уходит в большой мир и сближается с новыми людьми. А для миссис Стерлинг, вдовы, жившей на скромный доход в массачусетской глуши, Филадельфия была городом, полным блеска и роскоши. Все его жители, казалось ей, благоденствуют и процветают, они поистине избранники судьбы. Кое у кого из ее соседей были в Филадельфии родные, и почему-то им казалось, что иметь родственников в Филадельфии — залог респектабельности. Миссис Стерлинг радовалась, что Филипп живет и работает среди таких состоятельных людей, и была уверена, что никакая удача не будет для него чрезмерной и незаслуженной.
— Итак, сэр, — сказала Руфь, когда Филипп приехал из Нью-Йорка, — вы были участником настоящей трагедии. Я видела ваше имя в газетах. Что же, ваши западные друзья все такие, как эта женщина?
— Мое участие в трагедии, — не без досады ответил Филипп, — заключалось только в том, что я пытался помешать Гарри впутаться в скверную историю, и мне это не удалось. Он залез в ловушку, которую она ему расставила, и был за это наказан. Я хочу увезти его в Илион, посмотрю, сумеет ли он сосредоточиться на каком-то одном деле и бросить глупости.
— Она и правда такая красивая, как пишут в газетах?
— Не знаю, красота у нее своеобразная... она не похожа...
— Не похожа на Алису?
— Понимаете ли, она ослепительна; ее называли красивейшей женщиной в столице, — такая вызывающая, насмешливая, остроумная. Руфь, вы верите, что женщина может стать дьяволом?
— С мужчинами это бывает, так почему бы и женщине не обернуться дьяволом? Но я таких еще не видала.
— Так вот, Лора Хокинс очень к этому близка. Но страшно подумать о ее судьбе.
— Как, неужели вы думаете, что женщину могут повесить? Неужели дойдет до такого варварства?
— Я думал не об этом... сомневаюсь, чтобы присяжные нью-йоркского суда признали женщину виновной в преднамеренном убийстве. Но подумайте, что за жизнь ее ждет, если ее оправдают.
— Да, ужасно, — задумчиво сказала Руфь. — Но хуже всего то, что вы, мужчины, не желаете, чтобы женщины чему-нибудь учились и честным трудом зарабатывали свой хлеб. Мы получаем такое воспитание, как будто нас всегда будут баловать и опекать и с нами не может случиться никакого несчастья. Вот и вы все, наверно, хотели бы, чтобы я сидела дома сложа руки и отказалась от своей профессии.
— О нет, — серьезно сказал Филипп. — Я уважаю вашу решимость. Но, Руфь, неужели вам кажется, что вы будете счастливее или сделаете больше добра, занимаясь медициной, чем если бы у вас был свой дом?
— А что мне помешает иметь свой дом?
— Да, пожалуй, ничто не помешает, только вас-то там никогда не будет: если у вас окажется хоть какая-то практика, вы день и ночь будете в бегах, — а тогда что же это за дом для вашего мужа?
— А что за дом для жены, если муж вечно разъезжает где-то в своей докторской двуколке?
— Ну, это несправедливо, сами понимаете. Домашний очаг создает женщина.
У них нередко возникали такие споры. И Филипп неизменно старался придать им личный характер. Он совсем уже собрался уехать на лето в Илион и мечтал перед отъездом услышать от Руфи хоть слово: ему так хотелось верить, что, может быть, когда-нибудь она полюбит его, — разумеется, когда он будет этого достоин, ведь сейчас он может предложить ей только жалкое, почти нищенское существование.
— Я работал бы с гораздо большим жаром, — сказал он утром в день отъезда, — если б знал, что я вам не совсем безразличен, Руфь.
Она опустила глаза; слабый румянец окрасил ее щеки, она не знала, что сказать. А Филипп подумал, что ей незачем было опускать глаза, ведь она настолько меньше его ростом...
— Илион настоящее захолустье, — продолжал он, как будто географическая справка была тут вполне уместна, — и у меня будет вдоволь времени подумать об ответственности, которую я на себя беру... — кажется, он просто не знал, как закончить эту фразу.
Но Руфь подняла глаза, и в них светилось что-то такое, отчего сердце Филиппа забилось быстрей. Она взяла его за руку и сказала серьезно и ласково:
— Никогда не надо отчаиваться. Филипп. — И добавила уже другим тоном: Вы ведь знаете, что летом я сдам экзамены и получу диплом, и если что-нибудь случится... в шахтах ведь бывают взрывы... вы можете послать за мною. Всего хорошего!
Закладка угольной шахты в Илионе начата была весьма энергично, но пока мало что предвещало успех. Филипп повел штольню в глубь горы, веря, что там должен пролегать угольный пласт. Ему казалось, что он знает, насколько глубока должна быть штольня, но никто не мог сказать этого точно. Некоторые шахтеры говорили, что, вероятно, придется прорыть гору насквозь — получится туннель, и его можно будет использовать для железной дороги. Так или иначе, в шахтерском лагере жизнь кипела ключом. Тут вырос целый поселок из дощатых и бревенчатых хижин, была здесь и кузница, и небольшая механическая мастерская, и походная лавка, снабжавшая рабочих всем необходимым. Филипп и Гарри поставили себе просторную палатку и наслаждались вольной жизнью.
Совсем не трудно выкопать яму в земле, если у вас достаточно денег, чтобы заплатить землекопам; но всякого, кто принимается за это, неизменно поражает — как много требуется денег, чтобы вырыть даже небольшую яму. Земля всегда неохотно отдает богатства, скрытые в ее недрах, пока не получит за них нечто равноценное, и если с нее спрашивают уголь, она, пожалуй, потребует золота взамен.
Это был труд, волновавший всех, кто в нем участвовал. Штольня все глубже вгрызалась в скалу, и каждый день обещал стать золотым днем удачи: быть может, именно этот взрыв и обнаружит желанное сокровище!
Работы продолжались неделю за неделей, под конец не только днем, но и ночью. Партии рабочих сменяли друг друга, и штольня с каждым часом, дюйм за дюймом, фут за футом, забиралась все глубже в гору. Филипп был во власти неотступной тревоги и надежды. Каждый раз, как наступал день уплаты жалованья рабочим, он видел: деньги тают, а то, что шахтеры называют «приметами», все еще очень неопределенно.
Жизнь, которую они вели, была очень по душе Гарри, чью беззаботную веру в успех ничто не могло поколебать. Он без конца какими-то ему одному понятными способами высчитывал вероятное направление пласта. Он вертелся среди рабочих с видом самого занятого человека на свете. Приезжая в Илион, он называл себя производителем работ и долгими часами сидел на веранде гостиницы в обществе хозяина-голландца, покуривая трубку и изумляя всех, кому не лень было слушать, рассказами о своей деятельности на постройке железной дороги в штате Миссури. Он советовал хозяину расширить гостиницу и прикупить несколько земельных участков в округе, — ведь цена на них, конечно, поднимется, как только найдут уголь. Он учил голландца смешивать в летнюю жару самые разнообразные пития для освежения, и счет его в гостинице все возрастал, а мистер Дузенгеймер созерцал этот счет, с удовольствием предвкушая оплату. Где бы ни появлялся Гарри Брайерли, повсюду он оказывался весьма полезным человеком, повсюду вносил бодрость и веселье.
Лето было в разгаре. Филипп постоянно сообщал мистеру Боултону, что работа идет полным ходом, — но и только; и не слишком весело было ему посылать в Филадельфию такие вести в ответ на вопросы, которые, как ему казалось, становились все тревожнее. Его и самого терзал страх, что все деньги выйдут прежде, чем найден будет уголь.
В это время Гарри вызвали в Нью-Йорк на процесс Лоры Хокинс. Возможно, что понадобится и присутствие Филиппа, писал ее защитник, но есть надежда, что суд будет отложен. Они все еще не получили важных свидетельских показаний, и он надеется, что судья не заставит их явиться на процесс неподготовленными. Есть много причин для отсрочки — причин, о которых, конечно, не упоминается, но как будто и нью-йоркский судья иной раз в состоянии их понять, потому он и обещает отложить дело по просьбе адвокатов, хотя просьба эта совершенно неосновательна с точки зрения широкой публики.
Гарри поехал, но скоро вернулся. Процесс отложили. С каждой неделей, которую нам удается выиграть, сказал ученый юрист Брэм, наши шансы на успех возрастают. Народный гнев недолговечен.
Примечания
Из «Кентерберийских рассказов» Джефри Чосера.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
