В январе 1900 года Макклюр предложил Твену стать редактором и акционером нового британского журнала «Юниверсал», гарантировал доход в пять тысяч ежегодно; Роджерс дал добро, но Твен отказался: он уже хотел вернуться в Америку. Оливия и Джин давно хотели домой; только Клара не была довольна. Весной Твен заново начал автобиографию, написал несколько фрагментов о детстве; с Роджерсом обсуждал возможность издать ее не при жизни, а через 100 лет. Вечерами — театры, клубы, приемы, знакомства: любимый Твеном историк Леки, король Швеции, отставной премьер Гладстон.
Вместе с Джин он стал членом Британского общества защиты животных и Союза против вивисекции. Против вивисекции выступали Гюго, Шоу, Толстой, Дарвин, с ними полемизировал Уэллс: если науке нужны опыты, они должны проводиться. Твен опубликовал открытое письмо секретарю Общества защиты животных Сиднею Тристу. «Независимо от того, полезна ли вивисекция для человечества, я ее не приемлю».
Отпраздновав 4 июля в обществе знакомых американцев, Клеменсы уехали на лето в лондонский пригород Доллис Хилл: сельский домик, чай на лужайке под липами, «это ближе к раю, чем какое-либо другое место». Твен пытался работать над «Хрониками» и «Человеком», но бросил: холодные книги, хотелось написать страстнее, но для этого нужны другие персонажи. Он написал фрагмент «Из дневника Евы», текст при жизни не публиковался, Пейн его издал под названием «Рассказ Евы».
Сэм Моффет прислал письмо, в котором говорил, что в Нью-Йорке есть хороший остеопат Хелмар. Сентябрь Клеменсы провели в Лондоне: готовились к отъезду, пили плазмон, Твен написал для журнала «Лондон сенчюри» рассказ «Две короткие истории». 6 октября отплыли. Габрилович провожал; он написал для Клары песню на стихи Гейне.
Родина встречала любимого писателя с почестями, как героя, с утра до вечера приходилось фотографироваться и отвечать на вопросы. В Хартфорде они жить не хотели, но съездить пришлось — на похороны Чарлза Уорнера. Сняли в Нью-Йорке дом по адресу Уэст-Тенз-стрит, 14, наняли повара, горничных, дворецкого. Дом стали осаждать толпы репортеров. Твен попросил Роджерса выбрать лучшее предложение, тот выбрал разумное и договорился с Джорджем Харви, новым президентом концерна «Харперс», об эксклюзивных правах: 30 центов за слово, публикации в «Харперс» и «Норз америкэн ревью»; планировали начать издавать автобиографию, Роджерс составил контракт, но проект был отложен.
Теперь Твен намеревался писать исключительно о политике и сразу определил свою позицию, в октябре вступив в Антиимпериалистическую лигу (и вскоре став ее вице-президентом). 23 ноября на собрании Ассоциации всеобщего образования он произнес речь о Китае. В течение осени 1900 года войска союзных держав били китайцев, 7 сентября Цыси перешла на сторону противника. Твена все это возмущало: «Почему Китай не может быть свободным от иностранцев, которые только приносят неприятности? Если бы они все убрались к себе домой, как прекрасен был бы Китай для китайцев! Мы не позволяем китайцам приезжать сюда, и я со всей серьезностью утверждаю, что было бы правильно и Китаю решать, кто может приезжать к ним. Китайцы не хотят присутствия иностранцев так же, как мы — китайцев».
В ноябре приехал на гастроли Габрилович, концерт в Нью-Йорке прошел с триумфом, Клара была счастлива. Для ее отца самым насыщенным месяцем стал декабрь: ни дня без публики. 4-го — прием в клубе «Альдина», 5-го — обед в клубе «Лотос», 6-го — выступление в «Женском пресс-клубе»; 12-го в отеле «Уолдорф-Астория» Твен приветствовал впервые посетившего США Черчилля. В конце декабря война в Китае закончилась. 30 декабря 1900 года Твен опубликовал в «Нью-Йорк геральд» «Приветствие девятнадцатого столетия двадцатому»: «Величественная нация — христианство — возвращается, опозоренная и запачканная, из пиратских набегов, которые она совершила в Китае, Маньчжурии, Южной Африке и Филиппинах, — с подлою душой, карманами, полными награбленного, и лицемерно набожными словами во рту. Дайте ей мыло и полотенце, но не глядите ей в глаза».
За время войны в Китае погибло много христианских священников с семьями, была уничтожена их собственность — церкви и дома. Большинство миссионерских организаций возмещения убытков не требовали. Но не все, член Американского совета заграничных христианских миссий преподобный Уильям Скотт Амент в августе 1900 года написал письмо госсекретарю Джону Хэю, требуя «компенсации за гибель людей и имущества». В Америке эта мелочность вызвала негативную реакцию. Уилбур Чемберлен, репортер «Нью-Йорк сан» в статье, опубликованной под Рождество, сообщал, что Амент требует тринадцатикратной компенсации. О поведении Амента говорили и другие журналисты. По этим материалам Твен написал памфлет «Человеку, ходящему во тьме»: «Заставив нищих крестьян расплачиваться за других, да еще в тринадцатикратном размере, мистер Амент обрек их вместе с женами и невинными младенцами на голод и медленную смерть. Но эти его подвиги на финансовом поприще, совершенные с целью получить кровавые деньги для распространения евангельского учения, не нарушают моего душевного равновесия...»
Более страстной публицистики он не писал. Хоуэлс сказал, что его повесят, Туичелл умолял не публиковать. Памфлет вышел в феврале в «Норз америкэн ревью», Антиимпериалистическая лига издала его брошюрой тиражом 125 тысяч экземпляров. Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Комментировали все газеты Америки — исключительно в передовицах. «Луисвилль курьер»: «Добродушный юморист былых времен — теперь энергичный реформатор, странствующий рыцарь, который не боится скрестить копье с церковью или государством». «Бостон джорнэл»: «Марк Твен прекрасный юморист, но когда он изображает из себя публициста, то сразу попадает в неприятности. Его статья не смешна и с политической точки зрения очень плоха: она опрометчивая и клеветническая». Разошлись и мнения «простых читателей». Совет заграничных миссий опубликовал заявление: Чемберлен переврал слова Амента, тот просил компенсацию не в 13-кратном, а в 1,3-кратном размере. Секретарь совета потребовал от Твена извинений. В конце концов выяснилось, что ошибся наборщик «Сан». Редакция «Норз америкэн» попросила Твена объясниться, хотя он лишь цитировал чужую статью. В апреле он ответил памфлетом «Моим критикам-миссионерам», где доказывал, что 1,3 даже хуже, чем 13, потому что мелочнее.
Весной 1901 года он написал еще несколько статей, не публиковавшихся при жизни. «Отвратительный иностранец» — о том, как добрые, казалось бы, намерения приводят к ужасным результатам (интервенция в Китай и на Филиппины и даже открытие Колумбом Америки). «Тысячелетняя история» — как люди XXIX века ужасаются бесчинствам людей XIX века, «Грандиозная международная процессия». Тоска по Сюзи не проходила, — но предаваться ей было некогда. «Я отклонил вчера 7 приглашений на банкеты, — писал Твен знакомому, — это дневная норма, и ответил на 29 писем». Он клялся, что в 1901-м не будет публично выступать, но произносил речи всюду: на конгрессе остеопатов, на праздновании дня рождения Линкольна, на заседании «Городского клуба», где обсуждались муниципальные реформы.
Летом Клеменсы уехали в курортное местечко Эмперсенд на озере Саранак, близ канадской границы: уединенный дом, тишина, катались на лодке, не читали газет. Туичеллу: «С трех сторон нас обступает лесная чаща, никаких соседей у нас нет. Кругом маленькие, красивые, наглые белки. В пять часов они пьют чай (без приглашения) за столом в лесу, где Джин перепечатывает мои рукописи, и одна до того расхрабрилась, что уселась завтракать к Джин на колени, подняв торчком пушистый хвост. В семь они являются обедать (без приглашения). Все они носят одно имя — Бленнерхаст, но отзываются на него, только когда голодны».
Роджерс купил яхту «Канаху» и в августе пригласил друга в круиз по Новой Шотландии; компанию составили Томас Рид, политик-республиканец, врач семьи Клеменс Райс и еще несколько мужчин. Они играли в карты, развлекали население городков, в которых останавливались, вели себя как мальчишки: у Твена пропал зонтик в 97 центов, он обвинил Рида в краже, об этом две недели трубили газеты, было дано объявление о невосполнимой потере, по окончании круиза в нью-йоркскую квартиру Райса народ натащил 1117 зонтиков, о чем также сообщала пресса. Туичеллу: «Прекрасно провели время. Поймали миссионера и утопили его»; «Жарили омаров и миссионеров».
Тем летом в Пирс-Сити, штат Миссури, была убита белая девушка. Возмущенный «народ» линчевал трех негров. Твен прочел об этом в газете, откликнулся памфлетом «Соединенные Линчующие Штаты», повторив мысль о том, что на погромы толкает не жестокость, а «самая распространенная человеческая слабость: страх, как бы тебя не стали сторониться и показывать на тебя пальцем, потому что ты поступаешь не так, как все». Статья предназначалась для «Норз америкэн», но автор раздумал ее публиковать.
Предположительно к концу 1901 года относятся не публиковавшиеся при жизни «Мысли о Боге», где жестокость Создателя и наша глупость доказываются на примере мухи. Осенью Твен также возобновил работу над эссе «Что такое человек» и написал «Обновленный Боевой гимн республики», пародию на «Боевой гимн республики», патриотическую песню.
В последний день уходящего года на обеде в «Актерах» Твен познакомился со своим будущим биографом Альбертом Биглоу Пейном. В 1902 году Твен опубликовал из «политического» только «В защиту генерала Фанстона», «богохульное» и «человекохульное» не печатал и жене не показывал. Оливия, однако, ошибалась, думая, что за желчные статьи общество возненавидит ее мужа. Твена по-прежнему воспринимали как весельчака, он очаровывал всех встречных священников. Когда он откладывал перо, то был жизнерадостен и энергичен. Денег было достаточно — надо их тратить. Знакомый брокер предложил акции компании «Американские механические кассовые аппараты», Твен вложил 16 тысяч, но вышло как с машиной Пейджа — победил конкурент. 16 тысяч он инвестировал в производство дамских шляпных булавок, но вложение принесло лишь небольшой доход. Совместно с предпринимателем Генри Баттерсом Твен основал фирму «Америкэн плазмой компани», вложил в нее 25 тысяч, но упрямые американцы не желали пить беловатую водичку, дохода фирма не приносила.
Пока Твен занимался финансовой самодеятельностью, Роджерс продолжал увеличивать его благосостояние: акции «Юнайтед Стейтс стил» приносили 27 процентов годовых, железнодорожной компании «Юнион пасифик» — 30 процентов. Он вкладывал деньги только в надежные компании: «Стандард ойл», «Бруклинская газовая компания», меднодобывающая «Анаконда коппер майнинг», транспортная «Интернешнл навигейшн», металлургическая «Америкэн смелтинг», «Сгущенное молоко Бордена». Эти акции приносили хороший доход.
В конце января Клеменсы ездили в Эльмиру, в феврале в нью-йоркском Карнеги-холле состоялась премьера пьесы «Смертельный диск», Твен прекратил публичные выступления, соглашался говорить только на неформальных пирушках. В конце февраля гостил в Хартфорде у Туичелла, вели теологические диспуты, в основном на тему ответственности человека за «грехи».
В марте 1902 года с француженкой Элен Пикар, собирательницей автографов, основал клуб «Джаггернаут» — общество по переписке, где он был единственным мужчиной; восторженные письма от молодых женщин очень его развлекали. С 13 марта по 9 апреля вновь плавал на «Канахе» в мужской компании — карты и веселье. Жена грустила: кажется, между супругами было в ту пору небольшое отчуждение. Падали цены на недвижимость, Роджерс советовал скорее избавиться от хартфордского дома и купить жилье в Нью-Йорке, Твен хотел того же, Оливия — не хотела. Ее сопротивление было сломлено — в апреле приобрели за 45 тысяч новенький дом с участком в 19 акров в районе Тарритаун на Гудзоне. Хандрили и дочери: Джин была угнетена из-за болезни, запиралась в комнате, когда мать просила ее участвовать в развлечениях, Клара рвалась в Европу; 22 апреля, выдержав скандал с родителями, она уехала в Париж — брать уроки вокала.
Твену хотелось побывать на родине, жену с собой брать не стал: слишком слаба здоровьем. 29 мая Твен отправился в дорогу, в Сент-Луисе встретил Биксби и других знакомых лоцманов, парадный обед, в тот же вечер отплыл в Ганнибал. Встречать вышел весь город. Старожилы нашли, что он стал копией своего дяди Джона Куэрлса. Обошел все школы, участвовал в церемонии выдачи аттестатов, выступал перед детьми — те, по воспоминаниям очевидцев, от хохота валились под парты, учителя смущенно чесали затылки, но сделать звезде замечание не смели. Фотографировался перед родным домом, посетил могилы родственников, со старым другом Джоном Бриггсом прогулялся по «сойеровским» местам, на обеде в клубе «Лабинна» плакал в открытую. Навестил возлюбленных: Лауру Хокинс, Арселию Пенн-Фоукс — почтенные седые прабабушки.
Из Ганнибала поездом отправился в Колумбию, на станциях толпы встречающих, в населенных пунктах, где остановок по расписанию не было, люди выходили на рельсы, и машинисту приходилось тормозить, Твен выходил из вагона, произносил небольшие речи. 3 июня в Колумбии состоялась церемония награждения, в тот же день студентам выдавали дипломы, Твен шел впереди процессии, одетый как студент Йеля, вечером на банкете его представляли как «первого писателя Америки и самого любимого гражданина». Обратно в Сент-Луис — там принимали Всемирную выставку. Надо было выступить на праздновании в честь присоединения к США Луизианы и участвовать в крещении парохода, который переименовали в «Марк Твен». На пароход с Твеном поднялись губернатор, мэр, французские гости; рулевой передал ему штурвал. На банкете благодарил земляков за то, что они ему «преподнесли последнюю розу долины Миссисипи», был грустен: все в последний раз, он, кажется, умирает...
Домой вернулся 7 июня, обнаружил жену и дочь совсем больными, написал в июльский номер «Харперс уикли» рассказ «Пять благ»: волшебница предлагает юноше на выбор Известность, Любовь, Богатство, Удовольствие и Смерть; первые четыре блага в конце концов приносят разочарование, он молит о пятом, но ему отказано, и приходится мучительно стареть...
С 1 июля арендовали коттедж в заливе Йорк, штат Мэн, там отдыхали Хоуэлсы. Роджерс повез Клеменсов на яхте. У Джин случился приступ, затем второй, Твен сказал другу, что это убивает и в конце концов убьет Оливию. Но на берегу Джин стало лучше, и Оливии тоже: она принимала гостей, участвовала в местных праздниках. Твен немного успокоился и сел работать. Юмореска для «Харперс уикли» «Потерянный русский паспорт»: иностранец, прибывший в Крым в 1867 году без документа, уверен, что его сошлют в Сибирь. Читал Метерлинка, написал по его мотивам сказку «Пчела», не публиковавшуюся при жизни, о жестоких нравах улья. Возобновил работу над заброшенным романом «Кто из них?», обдумывал роман из доисторической жизни.
12 августа 1902 года, в день, когда Клара вернулась в Америку, ее матери стало плохо. Утром она сказала мужу, что умирает, задыхалась, местный врач Ламберт диагностировал сердечный приступ. При тогдашнем состоянии медицины поставить диагноз было невозможно. Сейчас считают, что у Оливии Клеменс был гипертиреоз — увеличение в крови концентрации гормонов щитовидной железы. Тогда ни о каком гипертиреозе не слыхивали. Ламберт созвал консилиум, в котором участвовал и остеопат Хелмер, решили, что у миссис Клеменс «сердечная болезнь» и «нервное истощение». Лечение обычное — лежать, ничего не делать, не читать и, главное, не видеть мужа, чтобы «не волноваться». Ухаживать приехала Сьюзен Крейн, наняли трех медсестер. В сентябре вроде бы стало лучше. 16 октября Роджерс нанял специальный поезд до Нью-Йорка, ехали десять часов, машинист был предупрежден и старался, но больную растрясло и домой она прибыла совсем слабой.
В течение семи месяцев Оливия не покидала свою комнату. «Лечение» заключалось в изоляции от всех раздражающих факторов, в том числе и от мужа. Врач заходил к больной дважды в день, сиделка и Клара могли видеть ее сколько угодно, Джин не пускали вообще, мужу разрешалось зайти на две минуты в день, при этом сиделка следила, чтобы не задержался секундой дольше. Он подсовывал под дверь любовные письма, иногда не решался зайти даже на положенные 120 секунд. Кэти Лири вспоминала, как он стоял, прислушиваясь и дрожа всем телом, потом, оставив письмо, медленно уходил.
К самостоятельному ведению хозяйства Твен не привык, и теперь дом стал разваливаться. Некому было принять гостей, почта валялась неразобранной, за Джин никто не смотрел, Клара ссорилась с отцом, не сообщала, куда уходит, семейные обеды превратились в поминки. Твен решил найти интеллигентную женщину, которая стала бы секретарем и компаньонком, могла бы сходить в театр с Джин и Кларой, почитать вслух Оливии и разлить суп за столом.
У живших неподалеку Уитморов в качестве компаньонки жила 38-летняя незамужняя Изабел Лайон. Она приехала из Коннектикута, где жила с матерью. Она не знала ни языков, ни стенографии, но имела неплохие манеры; служила гувернанткой, пока не познакомилась с Уитморами. Твен увидел ее, зайдя в гости: живая, обаятельная. Уитморы охотно «уступили» ее Клеменсам. В первых числах ноября Изабел переехала к Клеменсам, Твен писал Уитморам, что приятно видеть в доме, где все больны и мрачны, веселого и здорового человека. Вот только трудового договора, как с другими служащими, Клеменсы с Лайон не заключили: она жила на готовом и брала деньги «по необходимости». Позже это приведет к большим неприятностям.
Зимой он опубликовал мрачную юмореску «Исправленные некрологи»: просил газеты заранее прислать некрологи по случаю его смерти, чтобы он мог их отредактировать. Начал новую версию романа о Сатане — «№ 44, Таинственный незнакомец», дал в декабрьский номер «Норз америкэн» очередную статью о «христианской науке», собирал материалы для книги о ней. 23 декабря Джин заболела пневмонией. Так прошла зима: стояние у закрытых дверей, ожидание сводок о здоровье. 2 февраля, на годовщину свадьбы, разрешили не две, а пять минут свидания — Твен писал об этом как о чудесном подарке. В марте Оливии стало немного лучше, ей позволили читать, свидания с мужем удлинили до пятнадцати минут. Но тут же обе дочери заболели корью, а сам Твен слег с бронхитом. В апреле вышел сборник «Мой литературный дебют и другие истории».
Весной доктор посоветовал Оливии путешествие в Италию, семья приняла решение ехать. В мае продали с огромным убытком хартфордский дом, выставили на продажу тарритаунский, вещи раздали друзьям. В июле немного пожили в Эльмире. Оливия оживилась, стала нормально есть, ее возили на прогулки в инвалидном кресле, но с мужем по-прежнему виделась по 15 минут в день. Летом Твен читал работы Альфреда Рассела Уоллеса, проповедовавшего геоцентрический и антропоцентрический взгляд на мироздание: Земля — единственная обитаемая планета, человек — «венец сознательной органической жизни», «единственный и наивысший продукт Вселенной». Откликнулся статьей «Был ли мир сотворен для человека?». Он всегда охотно писал о животных; Джин попросила написать что-нибудь против вивисекции, и получился «Рассказ собаки». Он был опубликован в декабре 1903 года в «Харперс мэгэзин», потом выпущен отдельной книгой.
5 октября уехали в Нью-Йорк, прожили несколько недель в отеле «Гросвенор», Твен подписал с «Харперс» новый контракт, гарантировавший 250 тысяч годового дохода. Попрощавшись с друзьями, Клеменсы 24 октября отплыли в Неаполь, с собой взяли Кэти, Изабел и сиделку. На пароходе Оливия чувствовала себя на удивление хорошо. Джин впервые за полгода подошла к матери, и ей тоже стало лучше. Твен оживился, в дорожных заметках мрачное мешал со смешным: «Вряд ли найдется разумный человек, достигший шестидесяти пяти лет, который согласился бы прожить свою жизнь снова». «Если бы человека создал человек, он устыдился бы плодов своего труда». 5 ноября из Неаполя отправились во Флоренцию, где сняли принадлежавшую графине Массилья «Виллу ди Кварто».
Лечил больную профессор Грокко, кроме него допускались к ней сиделка, Клара, Кэти и сосед, католический священник Рафаэлло Стьяттизи. Джин не пускали. Мужа — на пять минут перед сном. Кэти Лири вспоминала: «Он часто нарушал это правило и прокрадывался к ней в течение дня, чтобы только взглянуть на нее. Она сразу обвивала руками его шею, и он нежно обнимал ее и целовал... Это была любовь, большая, чем земная, — это была небесная любовь».
