Похоронив дочь, Твен не мог оставаться в Стормфилде. Его донимали тяжелые мысли. Вещи напоминали о покойной Джин. Раздражали слезы Клары — единственного родного человека, оставшегося с Твеном. Некогда большая семья съежилась до двух убитых горем человек.
— Пейн, — сказал Твен в один из январских дней 1910 года. — Хватит нам пребывать в этой юдоли печали. Поехали-ка, дружище, на Бермуды. Там сейчас пусто и спокойно. И море плещется у берега, как плескалось сто тысяч и миллион лет назад.
И они отправились на острова.
Это было последнее путешествие в жизни Марка Твена. Секретарь следовал за ним неотлучно. Твен говорил, говорил, а Пейн записывал каждое слово.
Твен вспоминал Ганнибал, отца, матушку, братьев. Вспоминал свое полуголодное детство. Вспоминал Миссисипи, главную реку своей жизни. Рассказывал о месяцах старательства, о своих безумных планах быстрого и легкого обогащения.
Он рассказывал о десятках знаменитых людей, с которыми был знаком, когда они еще не были знаменитыми. О событиях, свидетелем которых он был сам. И о событиях, о которых Твену рассказывали его друзья...
Его мысли перескакивали, подчиняясь прихотливым желаниям стареющей памяти. И Пейн не перебивал, слушал, впитывал мысли этого великого человека, с которым его, скромного начинающего литератора, свела щедрая судьба.
Однажды утром Твен не смог встать с постели.
— Пейн, дружок, мне нехорошо, — слабо проговорил он. И, виновато улыбнувшись, добавил: — Сердце...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
