«Позолоченный век» вышел в декабре 1873 года и в первый же месяц выдержал три издания. За два месяца разошлось сорок тысяч экземпляров. По оценке Твена, это был беспрецедентный для Америки успех (если не считать быстро разошедшегося удешевленного издания «Хижины дяди Тома»). Спустя год после выхода романа сообщалось, что он распродан в пятидесяти восьми тысячах экземпляров и что на долю Твена пришлось около двадцати пяти тысяч долларов авторского гонорара. Тут же по следам вышедшей книги Твен наспех скомпоновал из написанных им глав пьесу «Полковник Селлерс», и она также принесла ему изрядный доход.
Ни одна из книг Твена не вызвала столько откликов в печати, сколько «Позолоченный век». Неблагоприятные отзывы — а таких было большинство — делились на две категории. Одна группа критиков выражала недовольство тем, что Твен вместо очередной юмористической книги выступил с серьезной сатирой. Газета «Демократ», выходившая в Сент-Луисе, охарактеризовала этот первый роман Твена, как «грандиозное озорство». Другая группа осуждала книгу за то, что все внимание в ней сосредоточено на темных сторонах американской действительности, вместо того чтобы показать ее с «более привлекательных сторон». Чикагская «Трибюн» негодовала: «Авторы осквернили свое дарование, обманули доверие публики и навлекли на себя общее недовольство». Бостонская «Литерери уорлд» недоумевала, «как мистер Уорнер, писатель с утвердившейся репутацией, поставил свое имя под такой макулатурой».
Газета «Индепендент» обвиняла авторов в том, что они «показали в книге все самое дурное, самое отталкивающее... Мы заранее краснеем при мысли, что эту книгу переиздадут в Европе». На ту же точку зрения стало большинство английских критиков. Обозреватель «Атенеума» с неудовольствием говорил о «порочном направлении ума, склонного копаться в «грязном белье» («linge sale») американских спекулянтов на забаву читателям-иностранцам».
Но у книги нашлись и защитники, высоко оценившие как раз ее общественно-политическое содержание: они превозносили Твена как проницательного истолкователя американской действительности. Рецензент «Эплтоне джорнал» с удовлетворением отмечал, что юморист Твен не остался слеп к современным общественным язвам и порокам, что он способствовал своим пером сатирика, своим «острым умом... и талантом» их разоблачению. Роман обнажил «многие уродства и гримасы современной американской жизни, и это должно произвести впечатление и на те круги, куда до сих пор не проникали олимпийские стрелы газетных громовержцев и воскресных проповедников». Оба автора «добились успеха, немыслимого для писателей с менее острым пером». Известный критик Ф.Б. Перкинс в обзоре для «Олд энд нью» писал: «Да, это тенденциозный роман, но в такой же мере тенденциозен и «Путь паломника». Подробно проанализировав недостатки композиции романа, Перкинс тем не менее утверждал, что он написан превосходно, и отмечал «его высокую идейность, его меткие зарисовки и портреты, незаурядное знание людей и фактов и стремительно развивающееся действие».
Так же высоко оценил «Позолоченный век» рецензент английского «Спектейтора». Большая удача, отмечал он, что роман написан американцами, а не англичанами: читатели в Соединенных Штатах не смогут отмахнуться от «беспощадных разоблачений американского безрассудства и алчности», отнеся их за счет «пресловутого злопыхательства английских писателей, которые будто бы упорствуют в своем превратном понимании и изображении всего американского». Что же касается существа дела, то авторы, по мнению рецензента, оказали великую услугу своей стране, обратив ее внимание на необходимость коренных реформ.
Короче говоря, немало критиков отвергало обвинение в том, будто «Позолоченный век» не более как пасквиль; они подчеркивали, говоря словами бостонской «Транскрипт», что «эта книга окажет существенную помощь движению за реформы, которое прокладывает себе дорогу в политической жизни наших дней».
Большинство критиков сходилось в одном: название романа и его герой полковник Селлерс, несомненно, станут именами нарицательными и обогатят американский фольклор. Нью-йоркская «Трибюн» посвятила редакционную статью «племени Селлерсов», где говорилось, что, хотя герой Твена и вымышлен, он представляет собой живой и яркий образ настоящего американца, воплощение типических, чисто американских черт. Это не выдумка писателя. Американское общество изобилует такими оригиналами, людьми, потерпевшими крушение в мелководье жизненных неудач, но беспечно греющихся на солнце».
Критики наших дней в своей оценке «Позолоченного века» так же не единодушны, как и во времена Твена. Но в противоположность многим современникам Твена их уже не шокирует разоблачение пороков американской государственной машины. Напротив, предметом разногласий служит вопрос, достаточно ли глубоко Твен вскрыл язвы своего времени.
Ван Вик Брукс стоит во главе тех, кто решает вопрос в отрицательном смысле. Он признает, что Твену удалось заглянуть в лицо неприкрашенной действительности, но вместе с тем считает, что «общее впечатление от книги скорее идиллическое; пресловутый миф об Америке лежит на ней розовой дымкой». Твен будто бы «во искупление своей вины» за те крохи реализма, которые допущены в книге, ввел романтическую историю Филипа Стерлинга, перенеся на нее «главный акцент». Вернон Л. Паррингтон прямо заявляет: «Анализ неглубок. Истинные виновники политической коррупции — хищные агенты железных дорог, ордой осаждавшие Капитолий, — обойдены молчанием, тогда как внимание авторов, в обход истинных преступников, сосредоточено на мелких мошенничествах», таких, как «законопроект об университете для освобожденных негров» и «Компания по развитию судоходства на реке Колумба». «Основные персонажи книги не воспринимаются всерьез как главные носители зла. Изобразить истинных виновников Твен не решился, это навлекло бы на него слишком много неприятностей». Гренвил Хикс риторически вопрошает: «Где же причина того, что столько конгрессменов оказались продажными, столько деловых людей — моральными банкротами?» И сам отвечает: «Эти вопросы Клеменс и Уорнер не были в состоянии разрешить. Им легче было обрушиться на систему присяжных или прочитать проповедь, обличающую спекуляцию...» Хикс утверждает, что, поскольку Твен был в ладах с капиталистической системой, он не мог понять причин описанной в книге коррупции. Поль Картер младший считает сатиру Твена «поверхностной... Она обращена против зол, лежащих на виду, причем, как правило, в присущей Твену юмористической манере, приглушающей критику, и безотносительно к причинам, их породившим». Кеннет Р. Эндрюз ставит в вину писателю, что он «критикует не столько систему коррупции, сколько ложные иллюзии, бесчестность и грубость жителей «границы», которые стремятся воспользоваться этой системой для личного обогащения».
Отстаивая противоположную точку зрения, Люси Локвуд Хазардс указывает, что Ван Вик Брукс в своих нападках «почти полностью» основывается на сюжетной линии Филипа Стерлинга, — то есть как раз на тех главах, которых Твен не писал. Брукс ограничивается чисто случайными и поверхностными упоминаниями о полковнике Селлерсе и вовсе умалчивает о сенаторе Дилуорти. А между тем эти два персонажа образуют вместе как бы слитный образ человека в позолоченном веке. По словам Чарльза и Мэри Бэрд1, «роман рисует все общественное здание, сверху донизу». Того же мнения и Бернард Де Вото. Он пишет: «В романе дана как бы панорама позорного режима: президент, конгресс, скрытые пружины, движущие политикой, вырождение демократии, разложение в правящих кругах, фальсификация выборов, взяточничество, подкуп, преступления по должности, фарс народного суда». Далее он указывает, что «трудно вообразимая эра Гранта» не нашла другого отражения в художественной литературе своего времени, если не считать «Демократии»2 Генри Адамса, в которой чувствуется «скорее брезгливость, презрение к толпе». А между тем «в «Позолоченном веке» вам бьют в нос гнилостные запахи, вас оглушает разноголосый гомон эпохи... Его порождения — спекулянты, политики и их прихлебатели — существуют в трех измерениях и освещены безжалостным светом презрения». Примерно тех же взглядов придерживается Уолтер Ф. Тэйлор. Он согласен с тем, что Твену не удалось «просветить до самых глубин вакханалию алчности и рвачества, не удалось докопаться до ее первопричин», однако отдает должное роману в том, что он «блестяще отразил... немаловажный этап нашей, американской действительности». Его «неприкрашенный реализм... заслужил бы признание в любую эпоху; но если вспомнить, что роман появился в начале 70-х годов, когда тон в литературе задавали такие сентиментальные писатели, как Огаст Ивенс Уилсон и И.П. Роу, то им нельзя не восхищаться. По смелости и оригинальности портретов и экспозиции, по всепроникающей сатире и широкому охвату «Позолоченный век» представляет уникальное явление среди американских романов своего времени». Роберт Алонсо Уиггинс в неопубликованном исследовании «Романы Марка Твена; теория и практика реализма» говорит о «Позолоченном веке»: «Достоинство романа в том, что он срывает позолоту и проникает в прогнившую сердцевину описываемого общества...» А Томас Бонд Бернхем в своей неопубликованной работе «Марк Твен и «Позолоченный век» приходит к выводу, что, хотя роман «и не посягает на священные догмы капитализма... он все же зло высмеивает чудовищную грубость и несправедливость, которые так часто вырастают на основе этих догм». Он отрицает, что «Позолоченный век» якобы «обходит наболевшие вопросы времени», заявляя, что «достаточно обратиться к самой книге, чтобы не согласиться с этим мнением».
Я также придерживаюсь взгляда, что большинство читателей, ознакомившись с «Позолоченным веком», отнесется критически ко многим высказываниям Брукса, Паррингтона, Хикса и Картера и др. как к мало убедительным. Даже те отрывки, которые мы здесь приводим, показывают, до чего глубоко роман проник в самые источники гнили, замутившей американскую жизнь. За коррупцией, разъедающей американскую государственную систему, Твен усматривал три взаимодействующие силы: Уолл-стрит, спекулянты на «границе» и поддерживающие их политиканы. Эта гнусная троица показана в романе во всей своей неприглядности, начиная с Уолл-стрита в качестве средоточия власти. Можно ли, прочитав, как утверждались в конгрессе ассигнования, обвинять Твена в том, что он не решался вывести на сцену «истинных виновников великой заварухи». Если истинные виновники не банкиры, не биржевики и не президенты уолл-стритских корпораций, то кто же они? То, что «Компания по развитию судоходства на реке Колумба» не принадлежала к крупнейшим корпорациям своего времени, нисколько не меняет дела. Твен, в конце концов, писал не трактат. Ему, как романисту, важно было вывести на сцену группу характеров и заставить их действовать так убедительно, чтобы читатель, познакомившись с ними, сказал: «Да, верно! Именно так корпорации подкупают законодателей». И хотя роль железнодорожных компаний не раскрыта в романе во всей полноте, авторы вместе с тем и не обходят ее. В книге имеется очень точное указание на разнузданную спекуляцию, связанную с прожектерством в области строительства железных дорог; что же касается сенатских расследований, то здесь материалом Твену, очевидно, послужило скандальное разоблачение махинаций «Креди Мобилье» и «Юнион Пасифик». Читатель того времени, конечно, ясно представлял себе, на какие события намекает роман.
Книга Твена, безусловно, далека от точки зрения, весьма распространенной в литературе того времени, будто богачи и есть те герои, которых должно брать за образец. Напротив, она обличает их социальную, личную и политическую аморальность. В выражениях ясных и сильных, не допускающих никаких кривотолков, показывает она глубокое моральное разложение нации, порожденное грубостью, лицемерием, алчностью и похотливостью богачей и их лакеев в правительстве, печати, церкви, университетах и других проводниках их влияния в Америке. Где в литературе того времени найдете вы столь недвусмысленное и уничтожающее описание того, как религия, журналистика, образование, судьба только что освобожденных негров, даже отношения между полами — все используется для одной только цели — наживы ничтожной кучки алчных людей? Разумеется, роман Твена не являлся всеобъемлющим отражением социальной и политической истории позолоченного века. Авторы не показали того, что американские массы не были вовлечены в спекулятивную горячку и «делание денег», а думали лишь, как свести концы с концами. Книга умалчивает о многих серьезных проблемах, волновавших миллионы американцев, не упоминает она и о недовольстве, нараставшем в сельских местностях и промышленных центрах. Показывая, как капиталисты Севера использовали негритянский вопрос в целях наживы, она забывает сказать, что известные слои негритянского населения прекрасно это понимали и отшатнулись от своих корыстных союзников. К недостаткам книги можно отнести и попытку представить моральное разложение той поры как явление всеобщее. Авторы, очевидно, искренне считали, что подлый лозунг банкиров, биржевиков, спекулянтов и продажных политиков: «Спешите обогащаться, хотя бы и недозволенными средствами и за счет своих ближних!» — стал моральным девизом всех американцев. А между тем то был период, когда рабочие, негритянские лидеры и фермеры горячо проповедовали совсем иные идеалы, требуя всеобщего благосостояния и братства всех людей.
Правда, в начале книги Твен говорит, что в противовес нуворишам простые люди оставались «честными и прямыми... Это были горячие патриоты, они гордились своим флагом еще по-старозаветному, и родине они поклонялись, как божеству». К сожалению, эта мысль только промелькнула в начале книги и нигде больше не развита. А поскольку в дальнейшем роман создает противоположное впечатление, эффект этого замечания теряется. Напротив, мы то и дело читаем на его страницах, что население либо равнодушно к тому, что у власти стоят богатые корпорации и продажные политики, либо даже фактически их поддерживает. Правда, описывая, как политиканы приходили к власти, пользуясь невежеством или равнодушием населения, автор основывается на действительных фактах (первый срок президентства Гранта был ознаменован чудовищной коррупцией, о которой все знали, однако это не помешало его переизбранию). Но глубокое стремление покончить с плутократией и коррупцией в управлении государством существовало в стране, и оно вело к образованию заинтересованных в реформах независимых политических партий, объединивших фермеров, рабочих, мелких дельцов и либеральную интеллигенцию. Эти процессы свидетельствовали о том, что народ не был ни равнодушен, ни политически неполноценен, ни бессилен, наоборот, он начинал утверждать свою силу. И, конечно, тот факт, что главные политические партии вынуждены были включить в свою программу многие реформы, которых добивались независимые партии, свидетельствовал, что значительные группы избирателей оказывали влияние на политические события. Но и это также не нашло отражения в романе.
В заключение вернемся к исходному пункту нашей дискуссии: напомним, что из всех романов, вышедших в 60-х — 70-х годах, «Позолоченный век» единственный, в котором авторы отважились обратиться к насущным проблемам столетия, разоблачить широко охватившую страну коррупцию и породившие ее силы и призвать народ к бдительности, показав ему распространенный в обществе упадок нравов. Он установил неопровержимо, что идиллическая Америка, изображаемая в литературе той поры, не более как сказка. «Позолоченный век» — один из немногих значительных романов, созданных в Америке за последнюю четверть XIX столетия. Пусть он во многом нас не удовлетворяет — ни по своему художественному уровню, ни как зеркало действительности, тем не менее он значительно расширяет наше представление о жизни общества в известный период нашей истории. Спустя восемьдесят лет после своего написания он все еще будит мысль.
Примечания
1. Бэрд Чарльз и Мэри — американские историки, авторы книги «Создание американской цивилизации».
2. «Демократия» (1880) — сатирический роман американского писателя Генри Брукса Адамса (1838—1918).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
