Твен решил избавиться от издательства. На момент финансового кризиса пассивы компании составили 200 тысяч, из них 60 тысяч — долг Оливии, остальное — банковские кредиты и задолженности по зарплате, аренде и пр. Активы существовали только на бумаге. У Твена же всегда были какие-то свои расчеты, расходившиеся с бухгалтерскими: он заявил, что активы составляют 450 тысяч, из которых одну треть фирма должна ему и Оливии. Ему принадлежали две трети акций: он потребовал, чтобы Холл продал эту долю какому-нибудь издательству, покупатель будет отвечать за все долги, кроме долга семье Клеменс, таким образом можно выйти на ноль. Кроме этого, Твен хотел продать долю в производстве печатной машины. Но никто ничего не покупал. Семья пришлось сократить расходы. С женой и Джин переехал в Мюнхен, потом в Берлин к Кларе. Сюзи решила учиться пению, отец был против, но мать настояла, чтобы ее отправили в Париж в обучение к знаменитому педагогу мадам Марчези. Это стоило немалых денег.
В это непростое время Твен написал книгу «Простофиля Вильсон». Новая книга пользовалась необыкновенным успехом, роман печатался в «Сенчюри» с декабря 1893 года, в 1894-м вышел в «Америкен паблишинг компани» и «Чатто и Уиндус», удалось заткнуть некоторые финансовые дыры, но этого было недостаточно. Твен — Холлу, 4 августа: «Я рад слышать, что Вы видите какой-то свет в конце туннеля. Лично я его не вижу. Настоятельно прошу каждый пенни дохода использовать на погашение долгов. Я, может быть, не прав, но мне кажется, что иного пути нет. Мы можем заплатить часть долгов посторонним людям. В лучшие времена мои акции и авторские права могли бы считаться достаточными активами, но при существующем положении дел на это нечего и надеяться. Главное — спасти мои роялти. Если они будут в опасности, срочно известите меня, потому что без них я стану нищим».
29 августа 1894 года он отплыл в Америку с Кларой. Дочь отправилась в Эльмиру, отец остался в Нью-Йорке решать проблемы с деньгами. Банки кредитов не давали. Чарлз Лэнгдон дал в долг 21 тысячу, больше взять было неоткуда. Но самым страшным было то, что из-за кризиса пострадала угольная промышленность, дивиденды по акциям Оливии сократились с 12 тысяч в год до шести тысяч. Из письма Твена Оливии жене 17 сентября: «Когда я упал на постель тем вечером, катастрофа казалась неизбежной, но я был так истощен физически, что ничего не чувствовал и заснул как убитый». На следующий день он внес на погашение долга банку 24 тысячи из неприкосновенного запаса — роялти за два года. Больше у него ничего не было. Дом в Хартфорде не удалось ни продать, ни заложить, ни сдать. Пейдж уже ничего не обещал; его машина до сих пор существовала в единственном числе, да и то не работала.
В 58 лет Твену пришлось начинать все сначала. Он снял комнатку в клубе «Актеры» за полтора доллара в день. Самых срочных долгов было восемь тысяч, пришлось обратиться к Чарлзу Лэнгдону, тот одолжил еще пять тысяч. Получил за «Вильсона» семь тысяч, за рассказы для «Космополитена» две тысячи, из этих денег три тысячи пошли в уплату долгов, остальное — жене. Оливии тоже пришлось экономить на всем: дешевые продукты, никаких театров. Чтобы не жить на два дома, все перебрались из Берлина в Париж, где Сюзи продолжала учиться. Жили в дешевом отеле, Оливия звала мужа в Европу: «Если все обернется плохо, собирайте вещи и возвращайтесь к нам. Будете работать, писать, а мы каждый вечер будем слушать Ваши рассказы и чтение и будем счастливы. Вы знаете, что я могу экономить еще больше, чем сейчас. Я набралась в этом опыта».
Клара и ее отец звали Оливию и Сюзи в Эльмиру, там можно бесплатно жить у Сьюзен Крейн. Мать просила Клару вернуться в Европу и продолжать учебу. Сюзи плохо себя чувствовала, мадам Марчези нашла, что у нее слабые легкие и анемия, порекомендовала пожить в деревне на усиленном питании. Девушку показали врачу, тот подтвердил рекомендации педагога, но девушка предпочла лечиться самовнушением. Но лучше ей не становилось. Ее мать совсем сдала, в письмах к Дэй называла себя старухой, плакала. Твен — Сюзи: «Держи маму за руку и помоги ей перенести нашу разлуку терпеливо, как она умеет, потому что я не могу приехать, пока не спасу нас всех от богадельни. Я — в аду...»
Спасение от краха пришло неожиданно. В сентябре 1893 года судьба свела его с миллионером Генри Хатлстон Роджерс. «Мы были незнакомцами, а через полчаса расстались друзьями». «Он вытащил меня из одних неприятностей, потом из других. Он делал это, не ущемляя моего самолюбия, не раня моей гордости; делал это так, что мне почти казалось, будто я справляюсь сам. Ни словом, ни намеком, ни жестом он никогда не показал, что я чем-то обязан ему». На момент встречи Роджерсу было 53 года, он был вице-президентом нефтяной корпорации «Стандард ойл», кроме этого он руководил двадцатью пятью крупными фирмами и десятком железных дорог, его личное состояние оценивалось в 100—150 миллионов.
Когда-то Роджерс услышал одну из лекций Твена и с тех пор читал все его книги. Он слышал о проблемах Твена и при первом же разговоре предложил взять их на себя, сказав, что ему нравится заниматься чужими делами — это позволяет отдохнуть от собственных. Сразу же, не вникая в детали, он дал четыре тысячи на уплату самых срочных долгов издательства, пообещал, что его зять Уильям Бенджамин купит антологию американской литературы за 50 тысяч. Заинтересовался и машиной Пейджа, на что Твен не мог даже надеяться.
В конце декабря Твен и Роджерс поехали в Чикаго разбираться с машиной. Роджерс увлекся ею, но ему не понравилась организация дела. Он предложил организовать фирму «Пейдж композитор», объединяющую чикагское и нью-йоркское отделения. Потребовал, чтобы Пейдж вернул Твену 240 тысяч наличными либо 500 тысяч в акциях. Твен ежедневно телеграфировал жене — вот-вот все уладится. 15 января 1894 года Пейдж согласился на все условия: он передает Твену полный контроль над делами и 500 тысяч в акциях.
Роджерс улаживал дела, а Твен перестал прятаться от людей, он вновь наслаждался жизнью, ходил по гостям, произносил в клубах речи, съездил на литературный вечер в Бостон, на театральную премьеру в Хартфорд, виделся с Киплингом, знакомился с молодыми актерами, художниками, почти каждый день обедал в нью-йоркском доме Роджерса. Эрл Диас, общий знакомый: «Роджерс и Твен были родственными душами — любили покер, бильярд, театр, розыгрыши, дуракаваляние, всяческие выдумки. Их дружба базировалась на общих интересах и на том, что каждый из них нуждался в другом».
В середине февраля Твен сказал Роджерсу о долгах «Уэбстер и Ко», подсчитал: издательство должно ему 110 тысяч, Оливии — 60 тысяч, банкам и сотрудникам — 83 тысячи, активы — 60 тысяч; на 1894 год запланировано всего четыре книги, прибыли ждать неоткуда. Роджерм сказал, что сам разберется, и велел другу ехать к жене. Твен, конечно, понимал, кто такой Роджерс: «Он разбойник, пират, и знает это, и ему нравится быть пиратом, и я люблю его за это». 6 марта Твен назначил Роджерса поверенным во всех делах и уехал во Францию. Через три недели он получил от Роджерса известие: спасти «Уэбстер и Ко» невозможно.
В Нью-Йорк Твен приехал 14 апреля. Банкиры требовали вернуть долг немедленно, кроме этого было еще 100 кредиторов, общая задолженность — 80 тысяч, не считая 60 тысяч долга Оливии. Роджер предложил банкротство фирмы, так было проще. Оливия была в ужасе, она требовала отдать кредиторам все свое имущество, включая личные вещи. Роджерс пытался убедить ее, что банкротство это не позор, а освобождение. Кредиторы по суду потребовали прекратить деятельность издательства; 18 апреля «Уэбстер и Ко» прекратила существование. В тот же день Роджерс отбил первую атаку кредиторов, объявив, что они не могут иметь претензий к Оливии Клеменс, ибо она сама — первый кредитор. Хартфордский дом он заблаговременно перевел на ее имя, а теперь сказал, что она получила его в уплату долга и литературные доходы ее мужа тоже пойдут ей; пока Марк Твен не рассчитается с женой, остальные кредиторы должны ждать.
Оливия, считавшая это жульничеством, требовала от мужа обещания уплатить всю сумму долга; Роджерс убеждал кредиторов согласиться на уплату половины долга. Из воспоминаний Роджерса: «Было много визгу, но я не сдвинулся с места. Я настоял на том, что только м-с Клеменс будет получать авторские доходы, хотя, сказать по правде, в том тяжелом году книги продавались плохо. Что касается остальных долгов, мы пришли к соглашению, что м-р Клеменс уплатит 50 центов за доллар, когда сможет. Сам Клеменс говорил, что выплатит 100 центов за доллар, но тогда никто, кроме него, его жены и меня, не верил, что он сумеет это сделать. <...> Он жил в те дни у меня. Он был очень взволнован, исхудал, стал почти прозрачным, но все же был на удивление весел и оживлен».
В апреле «Уэбстер и Ко» выпустила последнюю книгу — «Том Сойер за границей». Деньги пошли Оливии. По совету Роджерса Твен продал «Простофилю Вильсона» «Америкэн паблишинг компани». Дописать «Жанну» — будут еще деньги. Стоит отметить, что в то время помочь Твену хотели многие, знакомые и незнакомые присылали ему тысячедолларовые чеки. Он их возвращал.
В конце сентября свершилось то, чего ждали 15 лет, — Роджерс организовал публичное испытание машины Пейджа в «Чикаго гералд». Прошло оно с блеском, строки набирались в четыре раза быстрее и выглядели красивее, чем на линотипе. Сотрудник «Чикаго геральд» вспоминал: «Машина Пейджа была расценена компетентными инженерами как самый совершенный кулачковый механизм, созданный в США, если не в мире; это самый интеллектуальный механизм из когда-либо существовавших». Во время испытаний, длившихся два месяца, машина опять сломалась, а Пейдж, вместо того чтобы просто починить ее, занялся усовершенствованиями. Роджерс уехал, его зять продолжал переговоры с «Чикаго геральд», но те склонились к дешевому и надежному станку Мергенталера. Все было кончено. Великолепный робот навсегда остался в единственном экземпляре. Общая сумма затрат на него оценивается в 800 тысяч тогдашних долларов. 21 декабря 1894 года Роджерс ликвидировал «Пейдж композитор компани».
Получив это известие, Твен хотел в тот же день мчаться в Америку — жена отговорила. Роджерсу: «Я, кажется, ждал Вашей телеграммы и был готов; но, боже, как мало мы себя знаем и как легко обманываемся. Известие поразило меня как удар молнии. Оно выбило все мысли из моей головы, я метался туда и сюда, не сознавая, что делаю, и только одна безумная мысль крутилась в этом сумасшедшем бреду — что моя многолетняя мечта погибла... Была еще мысль — я должен был быть там и видеть, как она умирает; может быть, если б я был там, мы бы что-нибудь придумали, нашли какой-нибудь немыслимый способ...»
Роджерс продолжил вести все дела друга, он договорился с издательством «Харперс» о публикации будущих твеновских книг на выгодных условиях. Через несколько дней Твен оправился от удара. В начале 1895 года Твен оценил свое состояние: дивиденды Оливии — четыре тысячи в год (а будет еще меньше), роялти — 11 тысяч, по четыре тысячи он будет зарабатывать новыми книгами. Жить вполне можно, но долги платить не из чего. Спасением может стать гастрольный тур. Стэнли недавно совершил кругосветный лекционный тур по Британской империи, имел громадный успех и заработал кучу денег. Отважиться на такое путешествие Твену было непросто: он немолод, устал от поездов и отелей. Но это был шанс разделаться с долгами и стать свободным, да и посмотреть новые страны хотелось, к тому же можно написать книгу путевых очерков.
Но перед началом тура он дописал книгу «Личные воспоминания о Жанне Д'Арк», он считал ее самым лучшим своим произведением. 23 февраля 1895 года с готовой «Жанной» Твен приехал в Америку. Списался с Карлайлом Смитом, пока обговаривались условия, можно отдохнуть; опять ходили всюду с Роджерсом. 3 апреля Твен отплыл в Лондон, где его уже ждала семья. Стэнли дал прием в его честь. 23 апреля подписали контракт со Смитом. Запланировано 140 лекций, маршрут: США — Канада — Фиджи — Австралия — Новая Зеландия — Цейлон — Индия — Маврикий — Южная Африка — Мадейра — Великобритания, начало тура в середине июля, продолжительность — 11 месяцев.
20 мая Клеменсы прибыли в Нью-Йорк: началась публикация «Жанны» в «Харпере мэгэзин», читатели, несмотря на анонимность текста, принимали его благожелательно: Жанна д’Арк в конце XIX века была популярна, в США одновременно вышли еще пять книг о ней. Фрэнк Мэйо поставил пьесу по «Простофиле Вильсону». 23 мая при посредничестве Роджерса был заключен эксклюзивный долгосрочный контракт с «Харперс», и Клеменсы поехали в Эльмиру набираться сил перед путешествием.
О будущем грандиозном туре Марка Твена писали все газеты, публика изнывала от нетерпения: он так давно не выступал! Предполагалось, что он только за выступления в Штатах заработает 30 тысяч долларов; кредиторы успокоились, за исключением одного, Рассела, который по суду требовал свои пять тысяч немедленно. Оливия заставила мужа уплатить. Меж тем выяснилось, что сумма долга высчитана неверно: кредиторам «Уэбстер и Ко» причитается не 80 тысяч, а более 100 тысяч.
Вечером 14 июля 1895 года отправились в путь. Перед стартом Твен сделал заявление для прессы: «Говорят, что я отдал кредиторам издательскую фирму, которую финансировал, и теперь собираюсь читать лекции для собственной выгоды. Это неверно. Мои лекции — собственность кредиторов. Закон не признает интеллект человека собственностью, и бизнесмен может использовать в своих интересах законы о банкротстве и начать все с нуля. Но я не бизнесмен, и совесть значит для меня больше, чем законы. Она не признает компромисса. Ее долги не прощаются. Я убежден, что если буду жив, то за четыре года выплачу весь долг и в 64 года начну новую жизнь».
До 22 августа Клеменсы в сопровождении Понда проехали по США и Канаде; принимали их везде роскошно: цветы, толпы народу, Твен дал 22 выступления. Читал он в основном из ранних книг: «Налегке», «Простаки», «Том», «Гек», рассказывал случаи из детства; завершал вечер обычно «ударной» историей о «страшной золотой руке» из негритянского фольклора. За месяц заработал пять тысяч, отослал Роджерсу для кредиторов, но тот придержал деньги в банке: мало ли что случится, а пока пусть проценты капают.
23 августа отплыли из Ванкувера, на пароходе Твен начал делать записи для будущей книги «По экватору». 30 августа были у гавайских берегов: «Если б я мог, я пристал бы здесь и никогда никуда не двинулся». Но на Гавайях была эпидемия холеры — пристать не удалось. На день остановились на Фиджи. 16 сентября в Сиднее Клеменсов встретил Смит, начался австралийский тур. Передвигались по железной дороге, зарабатывали тысячу долларов в неделю, отели были комфортабельны, публика восторженна.
С 6 ноября по 13 декабря — Новая Зеландия, перемещения на поездах и пароходах, страна произвела приятное впечатление. Морем вернулись в Австралию, чтобы зайти в несколько прибрежных городов, на Рождество и Новый год отдыхали, покинули континент 4 января. Успех, деньги текут, но усталость копится. Записные книжки: «Меня бесконечно поражает, что мир не заполнен книгами, которые с презрением высмеивали бы эту жалкую жизнь, бессмысленную вселенную, жестокий и низкий род человеческий, всю эту нелепую смехотворную канитель. Странно, ведь каждый год миллионы умирают с этим чувством в душе. Почему я не пишу эту книгу? Потому что я должен содержать семью. Это единственная причина. Может быть, так рассуждали и все другие?».
13 января 1896 года достигли Цейлона — забылись все мрачные мысли: «Группами идут мужчины, женщины, дети, каждый — словно огненный цветок, группа — будто пылающий костер. И какие великолепные, какие живые краски, как чудесно переливаются и сверкают в них радуги и молнии! <...> Всюду пиршество красок, радующее глаз, и ваше сердце поет от счастья». 20 января в Бомбее начался двухмесячный железнодорожный тур по Индии, которая «отнюдь не красива, но что-то в ней все же манит и привлекает вас, никогда не надоедая. Вы не можете сказать, что именно вас чарует, но вы отчетливо ощущаете это чувство и признаетесь в нем самому себе. Конечно, где-то в глубине души вы смутно понимаете, что все дело тут в истории: вас преследует сознание того, что мириады человеческих жизней цвели, увядали и гибли на этой земле, вновь и вновь проходя друг за другом, поколение за поколением и век за веком бесплодный, бессмысленный путь; именно история дает этой заброшенной, неуютной стране власть тревожить ваш дух и располагать вас к себе; эта страна говорит с вами голосом подчас жестким и насмешливым, но красноречиво печальным».
Тем временем из Эльмиры приходили плохие вести. У Джин повторился эпилептический припадок. Эффективного лечения не существовало. Нью-йоркский врач Ален Старр прописал диету и бром, объяснил Сьюзен Крейн и Кэти Лири, как обращаться с больной во время приступов. Родители хотели все бросить и вернуться — Сьюзен убедила их, что ситуация под контролем, но дальнейшая поездка была омрачена. Сюзи провела лето и осень в Эльмире, упражнялась в пении, но чувствовала себя неважно. Ей было 24 года: нервная, впечатлительная девушка, страдающая от несчастной любви и чрезмерной опеки родственников. Она уехала от тетки в Хартфорд, отыскала свою старую гувернантку Лилли Фут, адепта «психического лечения», и попала под ее влияние: бегала по «целителям», сама пыталась «исцелять».
Твен к тому времени выдохся, перед выступлениями чуть не плакал от усталости; жена держалась и его поддерживала. «М-р Клеменс не так бодр, как бы мне хотелось, — писала она сестре, — бедный, любимый мой старичок, его мучают простуды и другие напасти. Теперь его угнетает, что ему 60 лет. Я делаю что могу, стараясь заставить его радоваться, что не 70. <...> Он не верит, что все кончится хорошо, думает, остаток жизни мы проведем в бедности. Он говорит, что не хочет возвращаться в Америку. Я не думаю, что все так мрачно, как ему кажется, и надеюсь, что, если он поселится в тихой сельской Англии, где можно писать, жизнерадостность к нему вернется, я уверена в этом, потому что он любит эту работу; выступления нравятся ему в те два часа, что он стоит на сцене, но это утомляет его, и он говорит, что ему стыдно этим заниматься. Однако, несмотря на эту грусть, наша поездка прекрасна. Люди так доброжелательны, и с ними м-р Клеменс кажется веселым. Он хорошо отдыхает, когда мы плывем по океану».
28 марта отплыли из Калькутты через Цейлон на Маврикий. «По экватору»: «Жизнь на воде имеет для меня неувядаемое очарование. Здесь нет ни усталости, ни утомления, ни забот, ни ответственности, ни работы, ни плохого настроения. Где на суше можно найти такое спокойствие и комфорт, такую безмятежность и такую глубокую удовлетворенность? Если бы я мог выбирать, я бы предпочел жизни на твердой земле бесконечное плавание по морю». На Маврикии пробыли с 15 по 28 апреля, 6 мая приплыли в Дурбан, город в принадлежавшей британцам Капской колонии (часть нынешней ЮАР). Предстояли два месяца в поездах, но настроение поднялось — это последний этап гастролей, с деньгами все отлично, заработано 70 тысяч, за книгу «По экватору» хорошо заплатят, Сьюзен Крейн пишет, что у Джин больше нет припадков, а Сюзи поправилась благодаря «психическому лечению», летом вся семья осядет в Англии и заживет спокойно.
Твен выступил во всех крупных городах Капской колонии, посетил алмазные рудники в Кимберли; 15 июля в Кейптауне, столице Капской колонии, тур был завершен. По подсчетам Оливии, им оставалось заработать не более 20 тысяч — для этого достаточно издать три-четыре книги, но из Америки сообщали, что предыдущие расчеты были неверны и долг опять возрос: нужно еще 40 тысяч. Но это был уже долг чести, который Клеменсы сами на себя взвалили: для оплаты 50 процентов, как договорился с кредиторами Роджерс, средств хватало, а значит, судебных исков не будет.
31 июля 1896 года прибыли в Англию. Больше никаких поездок, покой, работа, тихое счастье. Сняли на лето дом в Гилдфорде, пригороде Лондона, списались: Кэти Лири привезет Сюзи и Джин, отец встретит их в Саутгемптоне 12 августа. Но вместо дочерей пароход 12 августа привез письмо от Чарлза Лэнгдона, в котором сообщалось о болезни Сюзи.
Читать дальше
на правах рекламы
• Покупка долга на сайте http://aaa66.ru.
• питер ресторан на крыше . Ресторан «Блок» - главный мясной ресторан. Ресторан «Блок» на крыше «Ленинград Центра» с панорамным видом на Таврический сад. Концепция ресторана — современная русская кухня, главным акцентом которой стало российское мясо.
