В истории литературы замечена любопытная закономерность: порой одновременно творят в чем-то разновеликие по значимости, но полярные по художественному почерку мастера слова. Рядом с интеллектуалом, «европеизированным» Генри Джеймсом — Марк Твен, истинно американец, пришедший из «глубинки», юморист с «Дикого Запада»; рядом с Фростом — Сэндберг; с Хемингуэем — Фолкнер; с Артуром Миллером — Тенесси Уильямс. Рядом с Уитменом, поэтом мощной широкой интонации, ораторского пафоса, склонностью к космизму, творила негромкая «тишайшая» Эмили Дикинсон (Emily Dickinson, 1830—1885 гг.) с ее стихотворными миниатюрами, обращенными к внутренней жизни индивида. Она была человеком уникальной судьбы, достаточно грустной. Почти неизвестная при жизни, втайне «зарабатывала» бессмертие. В XX веке она была единодушно признана классиком национальной поэзии.
Дочь известного юриста, Дикинсон родилась в штате Массачусетсе, там же училась в местной семинарии, а в дальнейшем знания накапливала в результате целеустремленного самообразования. На ее мироощущение наложили отпечаток пуританско-религиозные традиции. Все отпущенные судьбой годы она провела в Амхерсте, с родителями; у нее не было ни семьи, ни детей; несколько любовных увлечений были несчастливы.
При жизни было опубликовано всего семь ее стихотворений, оставшихся почти незамеченными. После смерти был найден ее архив, множество тетрадей и листков, включавших до 1800 стихотворений и фрагментов. Их обработка и публикация заняла почти целое столетие. В атмосфере так называемого Поэтического Ренессанса 1910—20-х гг. когда завоевывали позиции сторонники «новой поэзии», стихи Дикинсон стали осознаваться как уникальные, исполненные глубокого смысла и чувства.
Дикинсон была поэтессой божьей милостью. Она взволнованно и очень лично воспринимала стихи, художественное слово. «Если я читаю книгу и холодею от нее так, что никакой огонь не способен отогреть меня, — мне ясно, что это поэзия», — признавалась она. Одна из главных тем ее поэзии, — любовь, сильная неразделенная: это, и страсть, и внутреннее горение, и сдержанность, в силу самоцензуры, и стремление завуалировать по возможности свои чувства. Перед нами своеобразная поэтика намеков, подтекста, недосказанности. Но за всем этим — жажда счастья, слияния с любимым. «Где ты, там мой дом», — признается поэтесса. «Один и одна одно», — вырывается у нее. В стихах Дикинсон — вся гамма переживаний любящего: упоение радостью, тоска, горечь от сознания невозможности желанного счастья, открытости чувства. И одновременно стремление вырваться из темницы узко личного:
Это — письмо мое Миру —
Ему — от кого ни письма.
Мир Дикинсон — дисгармоничен, исполнен контрастов; поэтессу не оставляет ощущение собственной «греховности», конфликта «Я» с окружающим миром. От частного, от детали она устремляется к высотам Вселенной, к Богу.
Стихи Дикинсон необычны; это миниатюры, не более 20 строк каждая. В совокупности они образуют калейдоскоп настроений, мимолетных впечатлений, зарисовок, размышлений и озарений. Это непривычное содержание нашло гармоничное выражение в верлибре, ассонансах, неточных рифмах, перебоях ритма. На первый взгляд, это представлялось небрежностью, чуть ни непрофессионализмом; на самом деле, было плодом новаторской серьезной работы.
Своим обращением к свободному стиху, острым чувством одиночества, трагизма и дисгармонии бытия, склонностью к метафоричности Дикинсон предугадала многие существенные тенденции англоязычной поэзии XX века. Это дало основание ставить ее в один ряд с Уитменом, Эдгаром По, Фростом, Робертом Лоуэллом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
