Рассказ о Гедлиберге внутренне сопряжен с другим принципиально значимым для позднего Твена произведением, повестью «Таинственный незнакомец». Это одно из самых загадочных и мрачных произведений Твена. Как и в рассказе о Гедлиберге вводится некая таинственная фигура совратителя людей. Известно, что в народной фантазии, да и в романтической литературе зачастую носитель зла персонифицируется в образе черта. В повести Твена он прямо называется Сатаной. Развивая тему рассказа о Гедлиберге, звучат в повести рассуждения о том, что «страсть к золоту лежит в основе всякого зла».
В повести отчетливо выражен философский, аллегорический элемент; он представлен с наибольшей для позднего Твена полнотой. По жанру это философская притча, близкая по духу к знаменитому рассказу о Гедлиберге. Вместе с тем повесть сама по себе сложна по замыслу, поскольку не была завершена Твеном и существует в виде нескольких рукописей.
Интересна история ее создания, а так же и публикации. Первый вариант повести относится к концу 1890-х гг. Повесть была опубликована в 1916 г. Альбертом Пейном, секретарем Твена и в дальнейшем хранителем его архива. Однако в 1938 г., уже после смерти Пейна, Бернард де Вото, известный литературовед, новый хранитель архива, обнаружил еще три самостоятельных варианта повести, правда, вновь в незавершенном виде. В 1969 г. Калифорнийский университет опубликовал очередной вариант повести, в котором «синтезировал» все его редакции. Стало очевидно, что в публикацию А. Пейна были внесены произвольные сокращения и дописана целая глава.
Иносказательный элемент повести подчеркивается тем обстоятельством, что действие в средневековой Австрии, на исходе XVI столетия, в маленькой деревушке Эзельдорф (что буквально означает: ослиная деревня). В Эзельдорфе, этой микромодели общества, мы встречаем наиболее «репрезентативные» фигуры того времени: священники Адольф и Питер; астролог; судья, ростовщик; слуга князя; комиссия по борьбе с ведьмами и другие. Все они — носители понятий и ценностей средневековья, а главное, заражены пороками, алчностью, лицемерием, жестокостью. Три главных лица — это дети: Теодор Фишер, выполняющий функцию повествователя, и его друзья: Николас и Сеппи. Но судьбы их печальны, они не похожи на детей в автобиографической трилогии. Николас и Сеппи встречают таинственного незнакомца, обладающего магическими способностями. Он признается, что зовут его Сатана. Но для остальных он фигурирует как Филипп Траум (эта фамилия означает видение, сон). Появившись в деревне, Сатана вторгается в жизнь ее обитателей, обретает власть над отцом Адольфом, человеком безжалостным и лживым, а также над местным астрологом, который дурачит своих односельчан. Вместе с Сатаной Теодор Фишер совершает перемещение в пространстве и времени. Сатана открывает мальчику историю человечества.
Концепция истории в повести. Искания Твена в сфере истории не завершились книгой о Жанне д'Арк. Они продолжились в его позднем творчестве, в частности, в рассматриваемой повести. От конкретных явлений европейской истории, от эпохи Средневековья, писатель обращается к более общим, «глобальным» проблемам, касающимся человеческой цивилизации и ее судьбы, равно как к размышлениям о человеческой природе вообще. При этом его воззрения обретают обобщенный характер, определенную философскую направленность, а сам взгляд на мир становится более мрачным, порой безнадежно пессимистическим.
Почти одновременно с «Незнакомцем» Твен создал небольшой философский трактат: «Что такое человек?» Впервые трактат был представлен в виде выступления в клубе Хартфорда в феврале 1883 г., переписан в 1898 г. и опубликован 8 лет спустя после написания малым тиражом, всего 250 экземпляров. Драйзер считал его книгой, принципиально значимой для Твена.
Трактат строится в духе платоновских диалогов. Они развертываются между молодым человеком и Стариком, глубоко разочарованным в жизни, своеобразным alter ego Твена. Старик — выразитель прямолинейно детерминистской точки зрения. Он исполнен безнадежного взгляда на человеческий род: люди представляются ему простыми механизмами, лишенными свободой воли. Их поступки и действия определяются окружающей средой, мотивируются внутренними эгоистическими побуждениями, жаждой самоутверждения. Для Твена человек не только бессилен изменить свое окружение, но и побороть зло в самом себе. В письме к У.Д. Хоуэллсу Твен высказывается в том же духе: «Несправедливо винить род людской в каких бы то ни было деяниях и поступках. Ведь, человек... просто механизм, орудие, действующее под влиянием внешних сил; они ему никак не подвластны, он не может выбрать или отвергнуть какую-либо из этих сил, он чисто автоматически и также мало может распоряжаться и повелевать своим разумом, как и своим желудком». Однако у Твена сохраняется надежда. В «Призыве человеческому роду», включенному в трактат, он ратует за то, чтобы была поднята сама нравственная планка человеческого поведения до того уровня, когда приоритеты личности будут гармонировать с интересами общества в целом. И здесь решающий фактор — воспитание. По справедливому слову Драйзера, Твен «был одним из самых чутких гуманистов и, как таковой, сам являлся нагляднейшим опровержением худших обвинений, адресованных им человеку».
Этот трактат помогает понять внутренний смысл «Таинственного незнакомца», объясняет те сентенции о современной цивилизации, которые в повести в изобилии рассеяны. Они перекликаются с высказываниями в письмах Твена в последнее десятилетие его жизни. Если история движется, то куда, обычно задавался вопросом писатель. В письмах к Ховарду Муру в феврале 1907 г. он утверждает: «обогащая свой разум, человечество «совершенствуется», но лишь становясь более безнравственным». «Унаследовав разум от наших пресмыкающихся предков, мы тысячекратно умножили это наследие: но в нравственном отношении мы тысячу крат беднее их... Теперь мы нищие...»
Итак, в повести «Таинственный незнакомец» Сатана задается целью показать историю человеческого рода, то, что именуется «ростом цивилизации». Дети переносятся им в разные страны и эпохи. Выясняется, что человек, точнее, его природа, не изменились; начиная с библейских времен, с первого убийства на земле Авеля Каином, люди истребляли себе подобных. Не прекращались войны. Совершенствовались лишь орудия убийства. Великая цивилизация, созданная людьми — иллюзия. В основе ее — обман, пороки, низость. «Первый человек был лицемером и трусом». Таковым и остался. Не щадит Сатана и христианства. Оно шло рука об руку с цивилизацией, оставляя на своем пути «голод, опустошение, смерть и другие признаки прогресса».
Сатана разворачивает перед Теодором пугающие картины: «бесчисленные толпы людей, сцепившихся в яростной схватке, тонущих в океане крови, задыхающихся в черной мгле, которую озаряли лишь сверкающие знамена и багровые вспышки орудийного огня». Для убежденного антимилитариста Твена война — чудовищное зло. Источник неимоверных жертв и страданий. Но люди ничему не способны научиться: человек создан не из глины, а из «грязи». За окончанием очередной войны следует новая, еще более истребительная. История движется по кругу. Порочному кругу. В этом — смысл мрачной сентенции Сатаны: «Уже добрый миллион лет вы уныло размножаетесь и уныло истребляете друг друга... Я не знаю, найдутся ли существа, менее способные к логическому мышлению, чем ваша людская порода».
«Войны, войны, опять войны и снова войны по всей Европе, во всем мире», читаем мы в повести. По словам Сатаны, они велись во имя частных династических интересов, иногда, чтобы подавить народ, который был слабее других. Люди доверяются «крикунам», милитаристам и «линчуют» честного человека, рискнувшего «поднять голос протеста». Развивая тему рассказа о Гедлиберге, звучат в повести рассуждения Сатаны о том, что «страсть к золоту лежит в основе всякого зла», что оно «древнейший соблазнитель». Судьба человека предопределена. Он не может выпутаться из паутины собственных ложных представлений и понятий. Каждый человек — «машина для страданий и машина для радостей». История движется по кругу. Ошибки и пороки не просто повторяются. Они усугубляются.
В «Таинственном незнакомце» известным нравственным противовесом Сатане, его цинизму и пессимизму становится ребенок Теодор. Он носитель еще незамутненного, «наивного» детского сознания. Перед нами — один из глубинных мотивов всего творчества Твена. Мир детей, как было показано в автобиографической трилогии, в «Принце и нищем», — это «естественный» мир. Он еще не отравлен пороками цивилизации, хотя судьбы детей в этой повести исполнены горечи.
Образы детей в повести. И дети, прежде всего, Теодор несчастливы потому, что Сатана обнажает им свои безжалостные истины. А познание часто приносит горечь для тех, кто пребывает в счастливом неведении относительно зла мира. «Как странно, что ты не понял, — говорит Сатана Теодору, — что ваша вселенная и жизнь вашей вселенной — только сон, видение, выдумка. Странно, потому что вселенная ваша так чудовищна и так нелепа, как может быть нелеп и чудовищен только сон». Отчаянием веет от слов Сатаны: «Нет Бога, нет вселенной, нет человеческого рода, нет жизни, нет рая, нет ада. Все это только сон, замысловатый дурацкий сон».
Заметим, что начало этой сентенции словно перекликается со словами Ивана Карамазова: «Бога нет, все позволено». Есть в повести и «выходы» в современность. В главе 6-й говорится о богомольных и богатых владельцах фабрик, которые не доплачивают своим рабочим, держат их на грани голодной смерти. В 10-й главе появляется эпизодическое лицо, колонизатор Индии, «человек в белом полотняном костюме и пробковом шлеме», который лишает население плодов его труда. Здесь перекличка с антиколониалистскими мотивами книги «Вдоль экватора».
Твен не был человеком ортодоксально религиозным. Но он не склонен иронизировать над чувствами верующих. Однако ему всегда претило лицемерие, завуалированное религиозными словесами. Его книги насыщены насмешками по адресу шарлатанов, «святош», церковников, среди которых немало откровенных лицедеев, людей бесчестных и своекорыстных. Его огорчало отсутствие у современников здорового нравственного стержня, когда в основе поведения лежали исключительно мотивы выгоды и корысти.
Как нетрудно заметить, в повести рассеяно немало горестных, порой афористических, высказываний Сатаны, наделенного безусловно умом острым, проницательным, о человеке, цивилизации, истории. Во многом они, действительно, отражают мироощущение позднего Твена, хотя, наверно, было бы неправомерно все их абсолютизировать, считать выражением четкой позиции писателя. В последние десятилетия Твена, действительно, охватывали пессимистические настроения. К тому были разнообразные причины: наступала старость, болезни навевали мрачные мысли, ушли из жизни многие дорогие люди. С горечью «сосчитал» он «могилы близких». И добавляет: «Я стар; и знаю это умом, но постичь не могу». Впереди маячил неизбежный финал, от которого не могли спасти ни слава, ни любовь соотечественников. Твен был человеком глубоко эмоциональным, и чувства, настроения, его томившие, он выплескивал на бумагу. Новый век, на который возлагали надежды, начинался с войн, политических преступлений, скандалов, конфликтов. Сегодня очевиден упрощенный характер тех упреков, которые высказывались в адрес Твена в доперестроечное время: пессимизм писателя, его мрачный взгляд на историю объяснялся тем, что он не видел исторической перспективы, прошел мимо социалистического движения, которое, действительно, набирало силы в начале 1900-х гг.: достаточно вспомнить о значительных успехах социалистического кандидата Юджина Дебса на президентских выборах 1904, 1908 и 1912 гг. Но мудрому Твену было очевидно, что модная социалистическая доктрина, увлекшая таких его популярных современников как Беллами, Эптон Синклер, Джек Лондон, (а в Европе — Верхарна, Золя, Франса) — предлагающая заманчивые рецепты всеобщего благоденствия, — эфемерна, будучи соотнесена с реальностью. Не способна она и искоренить зло в самой человеческой душе.
Но это не значит, что в повести писатель предстает неисправимым пессимистом, а читатель остается с ощущением тотальной безнадежности. Вспомним однако, что в творчестве Твена, на всех этапах, особенно в пору зрелости, было неизменное стержневое начало, так это его гуманизм и просветительский пыл.
В этом он был конгениален великанам Века Просвещения: его иногда называли «американским Вольтером». Понимая, сколь много значил он для современников, Твен был увлечен воспитательской, просветительской «сверхзадачей» словесного искусства. Он был убежден, что правда, как бы она ни была сурова и горька, представленная в заостренном, сатирически сгущенном виде, обладает мощной силой воздействия на умы людей. В этом заключался позитивный пафос творчества Твена, юмориста и сатирика.
Именно в одной из его самых мрачных книг мы читаем ослепительные «хрестоматийные» твеновские слова о силе смеха. В них — луч надежды. Они — квинтэссенция эстетической программы Твена: «При всей своей нищете люди владеют одним бесподобно могучим оружием. Это — смех. Сила, деньги, доводы, мольбы, настойчивость, все это может оказаться бесполезным в борьбе с властвующей над вами гигантской ложью... Перед смехом ничто не устоит».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
