Следует воспользоваться материалом «русских» глав книги Твена, чтобы дать портрет молодого писателя более крупным планом.
Русские впечатления пассажиров «Квакер-Сити» ограничивались в основном визитом в Ливадию, летнюю резиденцию императора Александра II. Царское правительство по внешнеполитическим мотивам поддерживало Север против рабовладельческого Юга, и после победы Севера отношения России и США были дружественными. Американские туристы, в большинстве буржуазные обыватели, хотя и бахвалились своими республиканскими чувствами, были далеко не чужды социальному снобизму, и визит к русскому самодержцу представлялся им весьма почетным и заманчивым.
«Представляю, что за возня поднимется теперь у нас! — иронически комментирует Твен в своей очередной корреспонденции близящееся посещение императора. — Будут созваны важнейшие собрания, избраны ответственнейшие комитеты...» Далее Твен рассказывает более подробно, что происходило на «Квакер-Сити». «У нас на борту находится американский консул — мы везем его из Одессы, — пишет Твен. — Мы собрались в каюте и потребовали, чтобы он сказал нам, что нам делать, чтобы не осрамиться во дворце, сказал немедленно, сию же минуту. Первые его слова поразили нас как громом: он никогда не присутствовал на приеме у императора (мы простонали трижды). Но, сказал он, он бывал на приемах у одесского генерал-губернатора, кроме того, он не раз слыхал о приемах при русском и при других дворах и потому может точно сказать, как нам нужно будет вести себя (мы немножко повеселели). Нас много, сказал консул, летний дворец императора невелик; нужно думать, нас примут по-летнему — в парке. Нам нужно будет выстроиться в шеренгу; мужчины во фраках, белых галстуках и белых лайковые перчатках, дамы в светлых шелковых платьях. В назначенный час выйдет император в сопровождении свиты в блестящих придворных мундирах и медленно пройдет вдоль выстроенного ряда, здороваясь с одними, обращаясь со словом-двумя к другим. В тот момент, как император появится, на устах у всех должна засиять улыбка, полная радости и энтузиазма; она должна высыпать, как сыпь на лице, улыбка любви, благодарности и восхищения. Как один, мы должны склониться в поклоне, впрочем, без подобострастия, респектабельно, с достоинством. Минут через пятнадцать император уйдет, и мы сможем ехать домой.
Мы почувствовали облегчение. Это было, в конце концов, несложно. Каждый был убежден, что, немного поупражнявшись, он сумеет стоять в шеренге, тем более что стоять он будет не один. Каждый был уверен, что он сумеет отвесить поклон, не наступив при этом на фалду собственного фрака и не переломив себе позвоночника, что все это нам по силам, если не считать упомянутой выразительной улыбки.
Консул сказал также, что мы должны составить императору адрес... Поэтому пять джентльменов были выбраны для составления адреса. Остальные пятьдесят принялись расхаживать по пароходу, меланхолически улыбаясь — для практики».
Как видно из записных книжек Твена, ему, как профессиональному литератору, было поручено составить приветственный адрес царю. Адрес этот, содержавший дипломатические комплименты и любезности российскому самодержцу, был прочитан американским консулом во время торжественной аудиенции в Ливадийском дворце (он был также опубликован в газете «Одесский вестник» от 24 августа 1867 года).
После этого светского успеха американских туристов наступило возмездие. Критиками коротких отношений с царем выступили матросы парохода «Квакер-Сити». Твен рассказывает об этом в одиннадцатой главе второй части «Простаков за границей».
«Целыми днями матросы в кубрике увеселяли себя (и доводили до исступления нас), пародируя нашу аудиенцию у императора. Наш адрес императору начинался так: «Составляя небольшое общество частных лиц, граждан Соединенных Штатов, путешествующих для развлечения, без всякой торжественности, как подобает нашему неофициальному положению, мы не имеем иного повода заявить наше признательное почтение государю империи, которая в счастье и несчастье была неизменным другом страны, к которой мы преисполнены любовью».
Третий кок, надев на голову блистающий медный таз и величественно задрапировавшись в скатерть, усеянную жирными пятнами и следами пролитого кофе, со скипетром в руке, до странности напоминавшим скалку, шествовал по ветхому половику и взгромождался на кабестан в ореоле морских брызг. Вокруг него толпились камергеры, князья и адмиралы, обветренные и просмоленные, в роскошных одеяниях из обрывков брезента и старых парусов. Затем появлялась вахтенная команда, преображенная в нежных леди и изысканных джентльменов с помощью самых странных подобий кринолинов, фрачных фалд и лайковых перчаток. Гости торжественно поднимались по трапу и затем, низко кланяясь, начинали улыбаться столь замысловато и поразительно, что я не думаю, чтобы какой-либо монарх мог вынести это без непоправимого ущерба для здоровья. Затем «консул», перепачканный в известке палубный матрос, извлекал из кармана грязный клочок бумаги и начинал читать:
«Его императорскому величеству Александру Второму, императору всероссийскому. Составляя небольшое общество частных лиц, граждан Соединенных Штатов, путешествующих для развлечения, без всякой торжественности, как подобает нашему неофициальному положению, мы не имеем иного повода представиться вашему императорскому величеству...
Император. Какого же дьявола вас принесло?
— ...кроме желания заявить наше признательное почтение государю империи, которая...
Император. А, к черту этот адрес! Дочитайте моему полицейскому. Камергер, отведи их к моему брату, великому князю, пусть их там покормят. Прощайте! Я в восторге! Я восхищен! Я вне себя от радости! Вы мне надоели. Прощайте! Ну, сказано, очистить помещение!.. Старший конюх, приказываю тебе немедленно приступить к проверке ценных вещей во дворце!..
На этом представление заканчивалось, но возобновлялось снова с каждой новой вахтой, постепенно обогащаясь новыми, все более потрясающими деталями.
Не было часа, чтобы мы не слышали выдержек из этого злополучного адреса. Сумрачные матросы являлись с формарса, невозмутимо рекомендуясь как «небольшое общество частных лиц, путешествующих для развлечения и без всякой торжественности». Кочегары, подбрасывая в топки уголь, объясняли, что небрежность их одежды и немытые лица следует приписать тому, что они «составляют небольшое общество частных лиц», и т. д. Когда в полночь раздавалась команда: «Восемь склянок! На вахту выходи!» — вахтенная команда выходила, зевая и потягиваясь, с неизменной, формулой на устах: «Есть на вахту, сэр! Составляя небольшое общество частных лиц, путешествующих для развлечения, без всякой торжественности...»
Я был членом комитета, я помогал составлять адрес, и насмешка меня задевала. Никогда ни одна фраза не действовала мне так на нервы, как эта сакраментальная фраза из обращения к императору всероссийскому в устах наших матросов...»
Твен уклоняется здесь от истины, когда он пишет, что лишь «помогал составлять адрес», однако эта авторская скромность искупается тем видимым удовольствием, чтобы не сказать злорадством, с которым он рассказывает о постигшей его каре. Внутренняя симпатия его была не с царскими визитерами в лайковых перчатках, а с просмоленными насмешниками. Однако судьба толкала его в другом направлении.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
