«Я написал новую статью: советую поторопиться и помочь Ливи разгромить ее», — писал Твен Твичелу 29 января 1901 года, имея в виду статью «Человеку, Ходящему во Тьме». Опасения Твичела, что такая статья может повредить сбыту книг Твена, по-видимому, не испугали миссис Клеменс. Дочь Твена Клара рассказывает: «Перед опубликованием статьи отец заручился одобрением мамы и. мистера Хоуэлса, — только их мнения придавали ему силы стоять непоколебимо, словно Статуя Свободы, стойко выдерживая бурю негодования, бушевавшую вокруг него».
Совершенно очевидно, что он ожидал новой «бури негодования». Встретив на улице Дэна Бирда, он сказал ему: «Между прочим, я только что написал одну вещь, которая вам понравится. Назвал ее «Человеку, Ходящему во Тьме». Я прочитал ее Хоуэлсу, и он сказал, что ее надо опубликовать... Он сказал также, что сперва мне, впрочем, следует повеситься, а когда я спросил, зачем мне это делать, он объяснил: чтобы избавить публику от хлопот, — когда статья появится, меня все равно повесят». Следовательно, Марк Твен отлично понимал, какая ему угрожает опасность — и личная, и материальная, и все же не внял предостережениям. «Он высказал свои самые сокровенные чувства, и ничто не могло его заставить пожалеть об этом», — писала его дочь.
Памфлет «Человеку, Ходящему во Тьме» был опубликован в журнале «Норт Америкен ревью» в феврале 1901 года. Заглавие его, взятое из евангелия (Матф., 4, 16), представляет собой сатирический намек на то, как империалисты смотрят на колониальные народы — китайцев, буров, африканцев, филиппинцев, которым они якобы несут заповеди Христа и дары цивилизации. Статья адресована «Человеку» якобы с намерением уговорить его принять блага, предлагаемые империализмом. В начале ее приведены две цитаты из нью-йоркской газеты «Сан». В одной из них описываются ужасающие условия жизни нью-йоркского Ист-Сайда, «где голые женщины пляшут по ночам на улицах... где малые дети уже знают, что такое проституция... где в больницах и диспансерах лечатся главным образом дети, зараженные недетскими болезнями». В другой цитате — корреспонденции из Китая — сообщается, что преподобный мистер Уильям Амент из Американского комитета заграничных миссий вернулся из поездки в отдаленные провинции Китая, предпринятой для сбора компенсации за ущерб, причиненный боксерским восстанием. Было убито сто китайцев-христиан, состоявших под опекой Американского комитета, и преподобный Амент взыскал по триста таэлей за каждого убитого, добился полного возмещения стоимости их. уничтоженного имущества и наложил вдобавок штраф, в тринадцать раз превышающий сумму компенсации. Эти деньги, по заявлению мистера Амента, должны пойти на распространение евангельского учения.
Желая оправдать взыскание штрафа с китайцев, священник Амент заявил, что компенсация, взысканная Американским комитетом, скромна по сравнению с той, какую получили католики, потребовавшие, помимо денег, жизнь за жизнь. Взыскав по 500 таэлей за каждого убитого католика, они потребовали казни 680 китайцев за убийство в Вэньчжоу такого же числа католиков китайцев. Протестуя против обвинения миссионеров в вымогательстве, Амент в то же время упрекал американцев за то, что они обошлись с китайцами слишком мягко в отличие от немцев, которые умеют пользоваться бронированным кулаком. «Если проявлять мягкость по отношению к китайцам, — заявил Амент, — они этим воспользуются!»
Как хорошо, пишет Марк Твен, что все эти радостные вести дошли до нас в сочельник, как раз вовремя, чтобы мы могли отпраздновать рождество с подобающим весельем и душевным подъемом. Его преподобие Амент незаменим на своем посту. Он воплощает американский дух, дух исконных жителей Америки — племени поуни, полагавших, что заставлять безвинных отвечать за виноватых соответствует принципам справедливости: пусть лучше девяносто девять ни в чем не повинных людей пострадают, чем один виноватый ускользнет от наказания.
«Великодушие» Амента, иронизирует Твен, заслуживает того, чтобы ему поставили памятник, долженствующий изобразить в том или ином виде возмещение потерь в тринадцатикратном размере, а также 680 голов, «расположенных в приятном, ласкающем глаз сочетании: ведь католики преуспели как нельзя лучше, и их деяния тоже необходимо увековечить». И тут Твен гневно обрушивается на Амента за организованный им грабеж китайцев. Пусть китайские женщины и дети мрут с голоду, лишь бы крестьяне наскребли эти кровавые деньги. Ведь они будут использованы «для распространения евангельского учения!» — повторяет Твен слова священника Амента и заключает: «Такие слова в сочетании с такими делами представляют собой столь чудовищное, столь грандиозное кощунство, что равного ему не сыскать в истории».
Твен не ограничился осмеянием Амента, он преследовал более важную цель. Он доказывал, что все миссионерское движение было орудием империализма, и в подкрепление своей мысли привел выдержку из напечатанной в нью-йоркской «Трибюн» статьи токийского корреспондента, который высказался за запрещение миссионерских организаций на Востоке, ибо они «разбойничают» от имени западных держав и «представляют собой постоянную угрозу для мирных международных отношений». Твен настаивает на том, чтобы американский народ серьезно занялся этой проблемой:
«А теперь давайте решать. Будем ли мы по-прежнему осчастливливать нашей Цивилизацией народы, Ходящие во Тьме, или дадим этим несчастным передохнуть? Будем ли мы и в новом веке оглушать мир нашей привычной святошеской трескотней или отрезвимся и сперва поразмыслим? Не благоразумнее ли собрать все орудия нашей Цивилизации и выяснить, сколько осталось на руках товаров в виде Стеклянных Бус и Богословия, Пулеметов и Молитвенников, Виски и Факелов Прогресса и Просвещения (патентованных, автоматических, годных при случае для поджога деревень), а затем подвести баланс и подсчитать прибыли и убытки, чтобы решить уже с толком, продолжать ли эту коммерцию или лучше распродать имущество и на выручку от продажи затеять новое дело под маркой Цивилизации?»
Прежде было чрезвычайно выгодно распространять Дары Цивилизации, продолжает Твен, «и даже теперь, если действовать осмотрительно, это предприятие может приносить барыши». Но тут нужна большая осторожность, говорит Твен, так как народов, Ходящих во Тьме, становится все меньше, и они держатся настороже. «Мы проявили недостаток благоразумия. Трест «Дары Цивилизации» — предприятие первый сорт, если управлять им разумно и с толком. Он может принести куда больше денег, территории, власти и прочих благ, нежели любая из других азартных игр».
Но христианские державы ведут свою игру плохо. Они слишком жадны, и народы, Ходящие во Тьме, стали относиться подозрительно к Дарам Цивилизации. Все дело разваливается из-за бездарности Мак-Кинли, Чемберлена, кайзера, царя и французского правительства. Прежние заправилы Треста «Дары Цивилизации» по крайней мере пытались прикрыть свою жестокую колониальную политику словами: «Любовь, Справедливость, Кротость, Христианские чувства, Защита слабых, Трезвость, Законность и Порядок, Свобода, Равенство, Честные взаимоотношения, Милосердие, Просвещение». Все это, замечает Твен, товар, предназначенный «исключительно для экспорта», хотя под оберткой там совсем не то. «Под оберткой... Подлинная Суть, и за нее покупатель, Ходящий во Тьме, платит слезами и кровью, землей и свободой». Бездарность современных империалистов сказалась в том, говорит Твен, что они начали экспортировать Цивилизацию «без обертки, в открытом виде». И покупатель, Ходящий во Тьме, перестал верить, что он покупает Любовь, Свободу, Христианские чувства, Справедливость и т. д. Теперь он обнаруживает Подлинную Суть с первого взгляда.
Твен затем поочередно критикует империалистические правительства Англии, Германии, России и Соединенных Штатов, показывая, как они своей жестокой политикой способствовали подрыву коммерции. Например, он показывает, как Англия под руководством Чемберлена фабрикует войну из такого неубедительного, вздорного материала, что в ложах хватаются за головы, а на галерке смеются, в то время как Чемберлен изо всех сил старается доказать, что эта война не просто грабеж. Вот так раскрывается Подлинная Суть перед теми, кто пребывает во Тьме. Ведь эти народы не могут не знать о деяниях англичан, грабящих, сжигающих и опустошающих Трансвааль, и о письмах английских солдат, которые хвастают, как они приканчивали буров «длинной ложкой», то есть штыком, даже когда те бросали ружья и молили о пощаде.
И германские империалисты портят дело Треста «Дары Цивилизации», рассуждает Твен. Кайзер ввязался в игру, не усвоив предварительно ее тонкостей. Он получил с Китая 200 тысяч долларов и территорию протяжением в двенадцать миль, стоимость которой оценена в 20 миллионов долларов, и к тому же потребовал воздвигнуть памятник и христианский храм — все в уплату за двух миссионеров, убитых во время восстания в Шаньдуне. Это был завышенный счет, а следовательно — плохая коммерция. Миссионер, как и врач, шериф или редактор, чего-то стоит, но, во всяком случае, нельзя за него требовать земного шара. Это не обмануло Человека, Ходящего во Тьме: он понял, что с китайцев содрали лишнее, и усомнился, может ли он позволить себе такую роскошь, как «Дары Цивилизации». Ему ясно также, что Германия никогда не осмелилась бы послать свои войска в Америку с приказом убивать направо и налево. Но он видит, что в беззащитном Китае немецкие войска грабят и убивают, кого им захочется. Не удивительно, что у него возникает вопрос: «По карману ли нам Цивилизация?»
И Россия тоже играет неумно. «Со знаменем Христа в одной руке и с корзиной для награбленного и ножом мясника — в другой» она захватывает Маньчжурию, совершает налеты на маньчжурские деревни, «запружает многоводную реку распухшими трупами бесчисленных убитых крестьян». Наблюдая за действиями России, Человек, Ходящий во Тьме, говорит себе: «Еще одно цивилизованное государство... Вот, значит, какую Цивилизацию нас обязывают покупать!»
В первой части статьи Твен изобличает европейский империализм, а затем переносит огонь своей критики на империализм отечественный. Добрая половина памфлета посвящена испано-американской войне и войне на Филиппинах.
Твен по-прежнему идеализирует причины испано-американской войны и находит, что Мак-Кинли действовал в соответствии с лучшими американскими традициями, посылая американский народ на справедливую войну за освобождение Кубы. В кубинской кампании он вел игру по-американски и потому не мог проиграть. Мак-Кинли, «наш Главный Игрок», обратил мощь семидесяти миллионов сочувствующих и ресурсы Соединенных Штатов на поддержку Кубы в ее борьбе за свободу. «В этих условиях только все европейские страниц объединившись, могли бы помешать нам, но Европа не в состоянии объединиться ни по какому поводу». Движимый возвышенными чувствами, Главный Игрок заявил, что насильственная аннексия была бы «актом преступной агрессии». «Это благородное изречение переживет все другие его речи и поступки, если не считать того, что через год он начисто забыл свои слова и содержавшуюся в них высокую истину».
На Филиппинах Мак-Кинли начал игру по-европейски, подражая Чемберлену. В результате Ходящие во Тьме прониклись убеждением, что как существуют два сорта Цивилизации — один для домашнего употребления, другой для экспорта, так существуют, очевидно, и две Америки: «одна помогает пленнику освободиться, а другая отнимает у бывшего пленника завоеванную свободу, затевает с ним спор без всякого повода и затем убивает его, чтобы завладеть принадлежащей ему землей». Это, предсказывает Твен, плохо отразится на коммерции. «В интересах коммерции» необходимо внушить Человеку, Ходящему во Тьме, «другие, более здравые взгляды на филиппинские события». И Твен вносит «скромное предложение». Все очень просто: надо только последовать примеру Чемберлена, а если удастся, перещеголять его: перечислить все факты, ничего не утаивая, а затем разъяснить их по формуле мистера Чемберлена. Формула эта следующая: «Дважды два четырнадцать; из девяти вычесть два будет тридцать пять».
Потом следуют факты в форме исторического обзора действий американского империализма на Филиппинах. Твен отмечает роль, которую сыграли филиппинцы в захвате Манилы и их неоценимую помощь в качестве союзников, их патриотизм и свободолюбие. Этому он противопоставляет предательские действия адмирала Дьюи, который вкупе с другими представителями американского командования воспользовался неумным поводом, чтобы помешать Агинальдо и филиппинским солдатам войти в Манилу; напоминает он и о том, что США не имели права покупать у Испании не принадлежащий ей архипелаг. И вывод Твена таков: «Нам был нужен... архипелаг, очищенный от борющихся за свою независимость патриотов, а для этого нужна была война. И мы воспользовались удобным случаем. Типичный чемберленовский прием... И провели мы игру не менее ловко».
Твен сравнивает потери Америки — 268 убитых и 750 раненых — с потерями филиппинцев: 3227 убитых и 694 раненых. Эти факты с гордостью преподнес генерал-майор Артур Макартур. А дальше приводится убийственное свидетельство бесславия американских солдат, о чем рассказывается в письме одного солдата к своей матери. О победном завершении боя, в котором он участвовал, он пишет: «В живых мы не оставили ни одного. Раненых приканчивали на месте штыками».
Все это происходит на глазах Человека, Ходящего во Тьме, и, чтобы спасти коммерцию, необходимо разъяснить ему ряд фактов. Твен приступает к этому:
«Да, мы лгали, но из высоких побуждений. Да, мы поступали вероломно, но лишь для того, чтобы из кажущегося зла родилось подлинное добро. Да, мы разгромили обманутый доверчивый народ; да, мы предали слабых, беззащитных людей, которые искали в нас опору... мы вонзили нож в спину союзнику и дали пощечину своему гостю... мы силой отняли землю и свободу у верившего нам друга; мы заставили наших чистых юношей взять в руки опозоренное оружие и пойти на разбой под флагом, которого в былые времена разбойники боялись; мы запятнали честь Америки, и теперь весь мир глядит на нас с презрением, — но все это было к лучшему... Успокойтесь, все в полном порядке!»
Это, несомненно, развеет подозрения Человека, Ходящего во Тьме. Но хотя сейчас все идет хорошо, американцев слегка тревожит тот факт, что их мундир и их флаг оказались неизвестно зачем в заморских краях. Твен предлагает выход из этого положения:
«Они там не нужны, попробуем решить дело иначе. Англия уладила дело с мундиром, последуем и мы ее примеру. Посылать солдат придется — это уж обязательно, но их можно переодеть! Опять же по примеру Англии в Южной Африке. Даже мистер Чемберлен, столь гордый британской военной формой, заставляет свою армию рядиться в уродливые, страшные, но весьма подходящие к случаю маскарадные костюмы из желтой материи, какая идет на карантинные флаги, которые служат предостережением для здоровых, что в здешних местах царит страшная смертельная болезнь. Название этой материи — хаки. Давайте и мы пустим ее в ход. Она легка, удобна, уродлива и вводит врага в заблуждение: разве ему придет в голову, что в ней упрятан солдат?
Что же касается флага для филиппинской провинции, то и это легко устроить. Заведем специальный флаг, — ведь имеются же у наших штатов собственные флаги! — Пусть даже останется старый флаг, только белые полосы на нем закрасим черным, а вместо звезд изобразим череп и кости».
«Благодаря всем этим мероприятиям, — заканчивает Твен свою едкую сатиру, — на Филиппинах пышно расцветут Цивилизация и Прогресс; мы одурачим людей, Ходящих во Тьме, и у нас опять пойдет бойкая торговля на старом месте».
Собственно говоря, памфлет Твена почти не прибавил новых фактов к тем, которые уже были освещены в антиимпериалистической печати. Но, пронизанный иронией и горьким юмором, он послужил величайшим вкладом в антиимпериалистическую литературу. Язвительная сатира, остроумная игра слов, едкие намеки, яркие метафоры (памятник мистеру Аменту, украшенный орнаментом из человеческих голов; цивилизация в виде тюка с товарами для экспорта; царская Россия «со знаменем Христа в одной руке и корзинкой для награбленного и ножом мясника в другой» и т. д.) — все это помогло Твену сорвать маски с империалистических поджигателей войны.
«Разумеется, этот вопрос уже ставился не менее остро и другими авторами, — писал Марку Твену доктор У. Кроффат, секретарь вашингтонского отделения Антиимпериалистической лиги, — но великолепная сатира и острый сарказм придают вашим словам особое значение. И сотни людей, которых невозможно было до сих пор заставить слушать правду, прочтут это, узнав, что вы автор... Когда человек, с чьим мнением считаются все, берет на себя смелость разделать в пух и прах сильных мира сего, мы снова обретаем надежду. Хотя сам я старомодный республиканец, я изрядно пал духом после выборов. Но вот раздался ваш призывный клич, и это кажется началом новой борьбы».
Председатель Исполнительного комитета Американской антиимпериалистической лиги Эдвин Берит Смит заявил: «Как человек, знакомый с литературой подобного рода, могу сказать: из всего до сих пор написанного на эту тему ничто так не обличает империализм с его лицемерием и обманом, как статья Твена». Другой деятель Антиимпериалистической лиги Эрвин Уинслоу (секретарь ее отделения в Новой Англии) писал: «Разрешите мне поблагодарить вас за вашу острую статью в «Норт Америкен ревью» и приветствовать ваше появление среди лидеров антиимпериалистической борьбы. Пожалуй, ни один удар не производил такого эффекта, как ваш». Третий видный канадский деятель Антиимпериалистической лиги заверял Твена, что его статья «должна произвести впечатление в Канаде, где тоже существует проблема империализма; мы посылаем наших юношей в Южную Африку убивать голландских фермеров, которые нам-то уж, во всяком случае, ничего дурного не сделали; мы тоже заражены ханжеским словоблудием треста Цивилизации».
Многие газеты и журналы перепечатали отрывки из этого произведения Твена, и почти вся пресса Соединенных Штатов и Англии посвятила ему редакционные статьи. Ведущая антиимпериалистическая газета «Рипабликен», издававшаяся в Спрингфилде в штате Массачусетс, отметила, что «великий мастер сатиры Марк Твен сразу стал одним из влиятельнейших сторонников антиимпериалистического движения и самым опасным критиком священной особы в Белом доме». «Нейшен» тоже не жалел похвал: «Никогда еще не бывал острее меч его сатиры и никогда не был он занесен со столь бичующим сарказмом над головами империалистов, — писал этот журнал. — Твен разоблачает лицемерную американскую политику на Филиппинах, критикует ее с исключительным сарказмом. Марк Твен никогда не боялся выступать против лиц, облеченных властью, а в этой жесточайшей сатире он нападает и на занимающих самые высокие посты». Далее журнал подчеркивает, что смелость Твена не уступает его мастерству: если другие сатирики предпочитали критиковать мертвых, то Марк Твен бесстрашно направил свой огонь по живым мишеням. «Пренебрегая тем, что это может доставить ему неприятности, он дал волю благородному гневу, заклеймив подлость и ложь при решении важнейших вопросов нашей внешней политики. С таким человеком нельзя не считаться!» В редакционной статье лондонского журнала «Ревью ов ревьюз» писалось: «Марк Твен всегда умел поддерживать хорошее настроение народов. И не раз и не два он безошибочно нащупывал слабые места нашей цивилизации. Но ему никогда еще до сих пор не удавалось так слить воедино убийственный сарказм с беспощадной правдой, как в последнем неподражаемом эссе, опубликованном в февральском номере «Норт Америкен ревью». Это — шедевр своего рода, документ современной политической борьбы, не имеющий равных среди всего, что издано на английском языке. Нельзя тысячу раз не посетовать на то, что такая замечательная статья на злободневнейшую из политических тем не перепечатывается и не рассылается миллионными тиражами во все уголки Соединенных Штатов и Соединенного Королевства».
Это пожелание сбылось, когда нью-йоркское отделение Антиимпериалистической лиги выпустило статью «Человеку, Ходящему во Тьме» отдельной брошюрой. Согласно заявлению секретаря лиги, было распространено 125 тысяч экземпляров. Ни одно издание этой организации не выходило таким тиражом.
Статья «Человеку, Ходящему во Тьме» повергла империалистов в бешенство. Но популярность Марка Твена была очень велика, и поэтому многие сочли благоразумным представить эту статью как результат того, что автор временно впал в заблуждение. Следовало-де ожидать, что, прожив столько лет за границей, юморист «утратит связь с американской действительностью», и можно найти оправдание тому, что он попался на удочку пропаганды Антиимпериалистической лиги, действующей во вред Америке. Это доказывает лишь то, что он «в конце концов тоже человек, а не полубог, как кое-кому уже начинало казаться. Приятно убедиться, что даже Марк Твен не всегда бывает непогрешим!» Другие в том же тоне утверждали, что «Твен — юморист и его нельзя принимать всерьез, когда он пускается в обсуждение сложных проблем». Можно не беспокоиться, очень скоро «великий поставщик солнечного тепла людям» снова обратится к юмору — привычной для него сфере. Нью-йоркская газета «Сан» в ответ на просьбу высказать мнение о статье Твена писала: «С сожалением констатируем, что наш Марк закутил. Лучше не касаться этого вопроса! Сейчас он пьян, излишне хлебнув серьезности, тяжко подействовавшей на его непривычную к этому голову. Потерпите, блудный сын вернется, и вы вновь будете его приветствовать! Это не за горами!» Впрочем, многие представители империалистического лагеря не скрывали своей ярости. Некий автор с негодованием писал: «Мы не можем взять в толк, с какой стати этот профессиональный комик, всю жизнь занимавшейся сочинением забавных нелепостей, вдруг счел себя компетентным обсуждать всерьез сложные государственные вопросы, знатоком которых он никогда не являлся, и почему это мнение находит у кого-то поддержку». Другой автор советовал друзьям Твена убедить писателя, что «в роли моралиста он потерпел фиаско» и что, «если он потихоньку не откажется от этого амплуа», его имя скоро будет забыто. Третий, анонимный критик из империалистического лагеря, пророчествовал: «Весьма похоже, что через сто лет не будут помнить ничего, кроме «Скачущей лягушки».
Обсуждая эти диатрибы, рочестерская газета «Юнион — Эдвертайзер» писала 5 февраля 1901 года: «Труд, которому посвятил свою жизнь Марк Твен, состоит отнюдь не только в сочинительстве забавных нелепостей. Лучшее из созданного им сатирически отображает уже существующие нелепости. По мнению нашего собрата, юмористу не положено заниматься важными проблемами, и, когда он к ним обращается, это не следует принимать всерьез. Но почему, позвольте спросить? Обостренное восприятие несуразностей как раз и является особенностью таланта юмориста. Именно потому, что это чувство столь сильно развито у Марка Твена, он лучше других способен видеть слабые стороны нашей позиции в отношении филиппинского народа».
Обвиняли Твена и в «измене». «Марк Твен — изменник», — гласил заголовок одной из проимпериалистических газет. «Арми энд нейви джорнал» негодовала: «Если бы такая статья, как «Человеку, Ходящему во Тьме», появилась во время любой другой войны, ее автора посадили бы в тюрьму как изменника». Некий священнослужитель, с удовлетворением комментировавший это заявление военной газеты, привел в качестве еще одного доказательства «измены» то, что Твен не отправился воевать на Филиппины.
В речи, произнесенной в клубе «Лотос», Твен указал святому отцу, что тот путает понятия: одно дело защищать родину, оказавшуюся в опасности, а другое — поддерживать агрессивную войну, ведущуюся далеко от ее границ. Истинный патриотизм, как он не раз подчеркивал в своих выступлениях и статьях зимой и весной 1901 года, состоит в оппозиции правительству, которое посылает «юношей... на Филиппины лишать людей свободы и силой отнимать у них землю». Те, кого империалистическая печать превозносит как патриотов, продолжал Твен, по сути дела, обыватели, «ставшие изменниками из боязни, что их назовут изменниками». А настоящие патриоты — это филиппинцы, оказывающие сопротивление напавшим на их страну бандитам в американской военной форме. 14 февраля 1901 года Твен сделал надпись на книге, которую посылал другу:
«Сегодня переделал «Боевой гимн республики»1, и он зазвучал по-современному. Вот вам образчик:
Есть евангелие бандитов, заповедь его проста:
Кто не подчинится силе, тот навек сомкнет уста, —
Пусть раздавит патриота беззакония пята —
Жадность идет в поход.
Сам я видел пир кровавый обнаженного меча,
Этот меч подъяла жадность и пошла рубить сплеча,
На пути к добру чужому все сметая и топча,
Выслав корысть вперед.
Где огни сторожевые озаряют небосклон,
Жадности алтарь воздвигли, встал у вод восточных он.
Я читал ее посланье, гибельный ее закон:
Сила моя идет!
Узаконив проститутку, в слуги мы нанялись к ней.
Эй, коммерческие души, жадность чествуйте скорей!
Возликуйте, идиоты, пред владычицей своей —
Бог наш идет в поход.
Жадность родилась в канаве, где стоит зловонья смрад,
Одержима мерзким зудом — брать и хапать все подряд.
Пусть миллионы умирают, чтобы стал один богат.
Бог наш идет в поход».
Статья «Человеку, Ходящему во Тьме» навлекла на Марка Твена крупные неприятности, но вместе с тем у многих пробудила сочувствие к антиимпериалистической борьбе. «Ему сейчас сильно достается от мерзавцев и ханжей за справедливое осмеяние попытки Мак-Кинли колонизировать Филиппины, — писал Хоуэлс сестре 24 февраля, — но он приобретает также несметное количество друзей». Антиимпериалистические силы в Соединенных Штатах активизировались как никогда, ибо многие американцы, прежде относившиеся к этому вопросу безразлично, поняли, к каким результатам должна привести политика правительства. «В течение последних четырех месяцев, — писал Твену священник Томас Б. Пейн, — я твердил почти то же, что и вы, одному молодому человеку, участнику недавней испанской войны, восторженному поклоннику политики Мак-Кинли на Филиппинах, и не сумел его переубедить. Но стоило ему прочесть вашу статью, как он сам переменил свои взгляды».
Не удивительно, что кто-то из руководителей Антиимпериалистической лиги воскликнул, ликуя: «Хвала всевышнему! Наконец-то нашелся выразитель наших чувств!»
Примечания
1. «Боевой гимн республики» Марка Твена — пародия на существовавший тогда «Боевой гимн республики», автором которого была Джулия У. Хоу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
