Не только об антирелигиозных главах «Автобиографии» Твен мог бы сказать, что его наследники не скоро осмелятся предать их гласности. Факт таков, что рассказ-памфлет Твена «Военная молитва» увидел свет лишь в 1923 году. Полный же текст публикации с пространным названием: «Два фрагмента из запрещенной книги, озаглавленной «Взгляд на историю», или «Общий очерк истории», стал известен только в 1962 году. Иные произведения писателя, как мы уже знаем, хранятся под замком и поныне.
Обдумывая все, что ему довелось узнать в начале века о развернувшихся в мире захватнических войнах, войнах, чуждых народу, но осуществляемых ценою его крови, Марк Твен создал в 1905 году сардонический «гимн» войне. «Военная молитва» целиком строится на иронии. Как и в «Приключениях Гекльберри Финна», где устами Гека автор «прославляет» чуждое ему рабство, чтобы в дальнейшем тем резче его осудить, так и в «Военной молитве» Твен «воспевает» империалистическую войну, чтобы в полной мере выявить ее антинародность.
«То было время величайшего волнения и подъема, — так начинается рассказ-памфлет. — Вся страна рвалась в бой — шла война, в груди всех и каждого горел священный огонь патриотизма... каждый день юные добровольцы, веселые и такие красивые в своих новых мундирах, маршировали по широкому проспекту... каждый вечер густые толпы народа затаив дыхание внимали какому-нибудь патриоту-оратору... в то время как слезы текли у них по щекам; в церквах священники убеждали народ верой и правдой служить отечеству и так пылко и красноречиво молили бога войны ниспослать нам помощь в правом деле, что среди слушателей нельзя было найти ни одного, который не был бы растроган до слез. Это было поистине славное, удивительное время...»
Не сразу вполне ясно, что писатель иронизирует. Впрочем, читателя заставляют насторожиться некоторые непомерно возвышенные характеристики. О речи оратора-патриота Твен говорит, что она «задевала самые сокровенные струны... души». Дальше указывается, что «отцы, матери, сестры и невесты» приветствовали солдат «срывающимися от счастья голосами». И вот, наконец, писатель упоминает о тех, кто отваживался «неодобрительно отозваться о войне и усомниться в ее справедливости». Эти люди, читаем мы, «тотчас получали столь суровую и гневную отповедь, что ради собственной безопасности почитали за благо убраться с глаз долой и помалкивать». Тут уж возникает ощущение, что и сам автор сомневается в справедливости дела, ради которого идут на смерть добровольцы, жаждущие «ратных подвигов».
Ярче всего обличительный смысл произведения раскрывается в его заключительной части. В церкви, где прихожане возносят молитву, в которой просят, чтобы «всеблагой и милосердный отец» помог солдатам «сокрушить врага, даровал им, их оружию и стране вечный почет и славу», появился пожилой незнакомец. И он делает очевидным истинный смысл того, чего молящиеся ждут от бога, того, о чем они молча «в глубине сердца» его просят.
Вот подлинная сущность «проникновенной» и «красивой» молитвы: «Господи боже наш, помоги нам... усеять их цветущие поля бездыханными трупами их патриотов... помоги нам ураганом огня сровнять с землей их скромные жилища; помоги нам истерзать безутешным горем сердца их невинных вдов; помоги нам лишить их друзей и крова, чтобы бродили они вместе с малыми детьми по бесплодным равнинам своей опустошенной страны, в лохмотьях, мучимые жаждой и голодом... ради нас, кто поклоняется тебе, о господи, развей в прах их надежды, сгуби их жизнь...»
Было бы неверно видеть в Твене просто пацифиста, выступающего против всякой войны, против любого насилия. Он сумел понять в конце концов, что в Гражданской войне Север защищал правое дело. В «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» утверждается право народа на революционную борьбу против поработителей. А в «Военной молитве» осуждены прежде всего войны, подобные тем, которые начиная с 1898 года развертывались — одна за другой — на глазах писателя: война США против Испании из-за Кубы, война американцев против филиппинского народа, англо-бурская война, военные действия империалистических держав в Китае и т. д.
Не прошло и десяти лет после создания «Военной молитвы», как началась первая мировая война. Это была империалистическая схватка еще невиданных масштабов, и в ней гибли за неправое дело миллионы людей с обеих сторон.
Твена тогда уже не было в живых, а его «Военная молитва» хранилась под замком. Но справедливость того, о чем он писал на семидесятом году своей жизни, получила даже более наглядное и поистине ужасающее подтверждение.
Заметка Марка Твена, по-видимому предназначавшаяся для «Автобиографии»: «Я держу речь из могилы. Только в подобных условиях можно быть более или менее откровенным. Полная, безоговорочная откровенность невозможна ни в могиле, ни вне ее»
И по сей день мы не знаем достаточно ясно, что представляет собою в целом «запрещенная» книга «Взгляд на историю» или «Общий очерк истории». Имеются ли среди неопубликованных рукописей Твена другие фрагменты этого сочинения? Собирался ли писатель продолжать работу над ним? Каков был его общий замысел?
Ответы на эти вопросы еще не даны. Все, что сегодня имеется в нашем распоряжении, — это три-четыре печатные страницы текста. Но в них заключено большое содержание.
По данным Фонера, известные нам два фрагмента из «запрещенной» книги были созданы в 1906—1907 годах. И сразу же бросается в глаза близость мыслей, высказанных Твеном в первом фрагменте, к тем, которые выражены в «Военной молитве».
Снова перед нами человек, предупреждающий своих сограждан о недопустимости участия в захватнических войнах. «Вопреки всем нашим традициям, — говорит он, — мы затеваем теперь несправедливую и подлую войну, войну против беспомощного народа, войну, чья цель — гнусный грабеж. Вначале наши сограждане, сохраняя верность тем принципам, в которых они были воспитаны, выступали против нее. Но теперь они отступились от них и требуют совсем иного».
И дальше Твен в очередной раз обличает демагогов, которые, прячась под маской патриотизма, требуют от рядовых граждан, чтобы они поддерживали заведомо неправое дело. Лозунг «Наша страна и в правом и в неправом», брошенный американскими политиканами, — это, по словам писателя, только «пустая фраза, глупая фраза». Более того, она «оскорбительна для всей нации». Американская нация, настаивает Твен, «продала свою честь за звонкую фразу».
Второй фрагмент еще богаче содержанием. Автор характеризует нравственный облик страны, поддавшейся жажде захватов, в выражениях, исполненных сильнейшего гнева. «Великая республика», как он называет страну, о которой идет речь, — несомненно, имея в виду Соединенные Штаты Америки, — «прогнила до самой сердцевины».
И совершенно очевидно, что главная причина этого — империализм.
Никогда еще, пожалуй, Марк Твен не делал столь широких обобщений и не приходил к таким поистине убийственным выводам в отношении американской капиталистической цивилизации.
«Жажда захватов, — пишет он, — давным-давно сделала свое черное дело; топча беспомощных чужеземцев, республика, естественно, научилась с вялым равнодушием смотреть на попрание прав своих собственных граждан; толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана».
Впрочем, писатель не ограничивается этой прозорливой констатацией. «Запрещенная» книга содержит предупреждение, что если страна пойдет дальше по наметившемуся пути, если сверхбогачи, плутократы, менялы станут еще более могущественными, то она, по сути дела, перестанет быть республикой.
В опубликованных фрагментах возникает образ правителя со склонностями, которые, выражаясь современным языком, можно охарактеризовать как фашистские. Некий хитрый и коварный человек из низов, сапожник, «муж рока», собирает армию и одерживает одну победу за другой над всеми, кто пытается помешать ему захватить власть. «Порядочные люди», истинные патриоты оказываются совершенно беспомощными. Вначале, надо полагать, сапожник выдает себя за противника менял, но затем «под шумок» сговаривается с ними. И вот сапожник наделяет менял «пышными титулами», а сам всходит «на трон Республики».
Именно к середине первого десятилетия XX века относятся и другие чрезвычайно резкие высказывания Твена об общем характере собственнического общества. Они запечатлены, в частности, в письмах священнику Твичелу.
И теперь Твен временами весьма дурно отзывается о всем «роде людском». Так, в одном письме тому же Твичелу — от конца 1904 года — он говорит: «Пора бы мне усвоить и запомнить, что нечестно и несправедливо винить род людской в каких бы то ни было его действиях и поступках. Ведь человек не сам себя создал, не он сотворил себя таким, каков он есть, он — просто механизм, орудие, действующее под влиянием внешних сил...» Что же это за силы? Продолжая развивать подобные воззрения, писатель сказал, например, о ненавидимом им Теодоре Рузвельте следующее: «...никакие его мысли, слова и поступки не заслуживают ни хвалы, ни осуждения, ибо он лишь беспомощная и безответственная кофейная мельница, приводимая в движение рукою господа бога».
На первый взгляд Твен в какой-то мере оправдывает матерого империалиста. Совершенно очевидно, однако, что он «защищает» Рузвельта точно так же, как раньше «защищал» Фанстона. Сарказм Твена проступает достаточно ясно. Возлагая вину за все и вся на «господа бога» (и это в письме священнику Твичелу), безбожник Твен, по сути дела, лишь выражает убеждение, что червоточиной охвачено общество в целом, а не только отдельные его представители.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
