И в последние годы жизни Твена его палитра не потускнела. Он по-прежнему пользовался самыми различными красками. Сегодня он выступал со злой сатирой, а завтра с произведением, проникнутым душевным юмором, лиризмом, теплом.
Как всегда, Твен любил движение, крепкие словечки, спорил до крика. Газеты сообщали, что он носит круглый год белые костюмы. Внимание людей не смущало писателя. Он нарочно избирал для прогулок самые многолюдные улицы.
Американский прогрессивный литератор Майкл Голд вспоминает, что в детстве ему довелось видеть Твена, когда писатель приехал «на спектакль «Принц и нищий» в благотворительное «Общество просвещения». Мы, нищие ребятишки, — продолжает Голд, — толпой осаждали двери бесплатного театра. В это время подкатил экипаж, из него вышел красавец старик с белоснежной шевелюрой и усами пирата. На нем был белый костюм, и он курил большую сигару. Мы громко приветствовали его, в ответ он улыбался и, проходя, гладил нас по головам».
Во всем, что делал и писал Твен, по-прежнему жили молодость, душевная красота. Сколько тепла есть в его шутливом замечании: «Люди были бы несравненно счастливее, если бы они могли рождаться на свет восьмидесятилетними и, постепенно молодея, достигать восемнадцати лет».
Не меньше человечности заключено и в гневных словах писателя, произнесенных в самом конце жизни: «Нет теперь мирных наций... В некоторых странах бедняков обложили налогами до такой степени, что они обречены на голод, и все ради огромных вооружений, которые христианские государства создают, чтоб защитить себя от остальной части христианского братства и мимоходом захватить любой кусок недвижимого, который оставлен без присмотра более слабым владельцем».
А за полгода до смерти Твен выразил тревогу по поводу «возможности, что Америка пойдет по стопам Рима». Впрочем, он еще надеялся, что американский народ, участвуя в выборах, отсрочит «на долгое время» самое худшее.
В конце 1909 года внезапно умерла во время припадка эпилепсии еще одна дочь Твена — Джин. В этот вечер Твен написал: «Вчера мне было семьдесят четыре года. Кто скажет, сколько мне лет сегодня?»
Жизнь писателя шла к концу. Боль в сердце усиливалась. Твена увезли в Бермуду. Там было тепло и тихо. Твен подружился с маленькой дочерью хозяйки, баловал ее, шутил. В его шутках все еще чувствовался привкус «западного» юмора. Он делал вид, что ревнует свою маленькую приятельницу к ее столь же маленькому товарищу, «кровавому бандиту» Артуру. Он послал ей книжку с запиской: «Пусть Артур прочтет эту книгу. В ней есть отравленная страница».
Твену становилось все хуже. На обратном пути из Бермуды сердечные припадки следовали один за другим.
Твен набросал шуточные наставления, как вести себя у небесных врат. «Оставьте свою собаку за воротами. На небесах нужна протекция. Если бы там ценили по заслугам, то впустили бы не вас, а собаку». На небесах, как и на земле, царят строгие респектабельные порядки. Не вздумайте поить грешников водой, «вас поймают, и после этого никто на небесах не станет вас уважать».
Он, конечно, уже давно понимал, что смерть близка. «Я умираю, я сейчас умру», — с трудом выговорил Твен во время одного из припадков. В другой раз он сказал своему другу: «Мне вас жаль... но я ничего не могу поделать, я никак не могу ускорить это дело умирания».
Он сохранял юмор до конца. Он встретил смерть без страха.
Твен скончался 21 апреля 1910 года.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
