Что такое человек?

Это последнее крупное эссе М. Твена, напечатанное в 1906 году.

В этом произведении Твен подводит итоги своим размышлениям о человеке и жизни. Оно написано в форме диалога, в котором старик и юноша обсуждают механистичный взгляд на человека, его мораль и основу его поступков.

I

a. Человек это машина. b. Личная заслуга

[Старик беседовал с юношей. Старик заверил его, что человек является всего-навсего машиной, не более того. Юноша возразил ему и попросил обратиться к частностям, и предъявить ему веские доказательства своего убеждения.]

Old Man (Старик). Из чего конструируется паровой двигатель?

Young Man (Юноша). Железо, сталь, латунь, белый металл и так далее.

О.М. Откуда они берутся?

Y.М. Из горных пород.

О.М. В беспримесном состоянии?

Y.М. Нет, в рудных месторождениях.

О.М. Залежи этих металлов внезапно возникли в руде?

Y.М. Нет, это растянутый на века кропотливый труд.

О.М. Возможно ли изготовить двигатель непосредственно из горной породы?

Y.М. Да, но он будет ломким и дешевым.

О.М. От такого двигателя ожидать ничего сверхъестественного не приходится, не так ли?

Y.М. Да, практически ничего.

О.М. Как нужно действовать, чтобы сконструировать добротный и отличный двигатель?

Y.М. Прорыть туннели и шахты в горах; добыть железную руду; раздробить ее, расплавить, превратить в чугун; подвергнуть его бессемеровскому процессу и создать из него сталь. Добыть, обработать и соединить несколько металлов, из которых образовать латунь.

О.М. Затем?

Y.М. Завершить процесс и собрать отличный двигатель.

О.М. А вот с этого двигателя спрос будет по полной?

Y.М. Да, конечно.

О.М. На нем могут работать станки, дрели, строгальные станки, ударные машины, лощильные машины, одним словом, все оборудование на большом заводе?

Y.М. Да, могут.

О.М. А что может работать за счет двигателя из горной породы?

Y.М. Швейная машина, быть может. Возможно, ничего более.

О.М. Люди будут восхищаться отличным двигателем и восторженно хвалить его?

Y.М. Да.

О.М. Но не тем, ломким?

Y.М. Нет.

О.М. Качества стального двигателя будут несоизмеримо выше качеств каменного?

Y.М. Разумеется.

О.М. Личные качества?

Y.М. ЛИЧНЫЕ качества? Как вас понимать?

О.М. Будет ли качество его работы его личной заслугой?

Y.М. Двигателя? Естественно нет.

О.М. Почему же?

Y.М. Потому что не он лично руководит своими действиями. Это следствие закона, по которому его сконструировали. И это не его заслуга, что он выполняет ту работу, на исполнение которой был задуман, и не совершать которую не может.

О.М. И значит слабая работа каменного двигателя тоже не является его личным недостатком?

Y.М. Безусловно. Он делает не больше и не меньше того, что закон его природы позволяет или обязывает его совершать. В этом нет ничего личного; у него нет выбора. Вы пытаетесь подвести меня к мысли, что человек и машина почти что одно и то же, и что ни в поступках человека, ни в работе машины нет никаких личных заслуг?

О.М. Да, но будь добр, не оскорбляйся, задеть я тебя не хотел. В чем принципиальная разница между каменным и стальным двигателем? Назвать ли нам это воспитанием, обучением? Назвать ли нам железный двигатель дикарем, а стальной — цивилизованным человеком? Изначально порода несла в себе материал, из которого и создали стальной двигатель — но вместе с тем она включала в себя и серу, и камень — затрудняющие ее обработку врожденные черты, унаследованные от древних эпох — назовем их предрасположенностями. Предрасположенностями, от которых сама порода не имела ни силы, ни желания избавиться. Можешь записать эту фразу?

Y.М. Да, я записал ее: «Предрасположенностями, от которых сама порода не имела ни силы, ни желания избавляться.» Продолжайте.

О.М. Эти предрасположенности могут быть устранены лишь внешними воздействиями или не устранены вообще. Запиши это.

Y.М. Очень хорошо: «Могут быть устранены лишь внешними воздействиями или не устранены вообще.» Продолжайте.

О.М. У железа предрасположенность по отношению к добычи его из сдерживающей его породы. Точнее говоря, железу абсолютно все равно, будет ли порода изъята или нет. Затем внешнее воздействие перемалывает породу в порошок и извлекает руду. Железо в руде все еще в неволе. Внешнее воздействие (влияние) расплавляет его из закупоренной руды. Железо свободно, но безразлично к дальнейшим действиям. Внешнее воздействие вовлекает его в бессемеровский процесс и делает его сталью высшего качества. Железо обучено, его воспитание завершилось. Оно достигло своего предела. Нет никакой возможности «обучить» его быть золотом. Будь добр, запиши это.

Y.М. Хорошо. «У всего есть свой предел — нельзя из железной руды сделать золото».

О.М. Существуют «золотые» люди, «оловянные люди», «медные», «свинцовые», «стальные» люди и так далее — и у каждого есть ограничения его натуры, наследственности, «обучения», внешней среды. Можно создать двигатель из каждого из этих металлов, но нельзя требовать от слабого двигателя работать наравне с сильным. И в каждом случае, чтобы достигнуть лучшего результата, нужно освободить металл от препятствующих предрасположенностей «воспитанием» — расплавить, очистить и так далее.

Y.М. Сейчас вы дошли до человека?

О.М. Да, человека-машины, человека-безличного двигателя. Каким бы ни был человек, он таким СОЗДАН, и всем он обязан воздействиям и влияниям, оказываемым на него его наследственностью, местом жительства, его кругом общения и связям в группах и обществе, в которых он вырос. Его двигают, направляют, командуют внешние влияния — и только они. Сам человек не порождает ничего, даже мысль.

Y.М. Да бросьте! Откуда у меня появилось мнение, что все, что вы несете, есть чушь?

О.М. Это естественное мнение — даже неизбежное мнение — но не ты создал сырье, из которого оно сформировалось. Это сырье — обрывки мыслей, впечатлений, чувств, накопленных бессознательно из тысяч книг, бесед, и из потоков мыслей и чувств, заполнивших твои ум и сердце из сердец и умов предков, живших столетия до тебя. ЛИЧНО ты не создал даже мельчайшую долю того материала, из которого сформировалось твое мнение; и в этом нет никакой, даже незначительной, твоей личной заслуги в том, что ты соединил одолженный материал вместе. Это было сделано АВТОМАТИЧЕСКИ — твоей умственной машиной, в точном соответствии с законом ее работы и устройства. И ты ни только ни изобрел этот механизм сам, ты даже НЕ ИМЕЕШЬ ВЛАСТИ НАД НИМ.

Y.М. Это уже слишком. Вы полагаете, что ни к какому другому мнению я прийти не мог?

О.М. Спонтанно? Нет. И ТЫ НЕ СФОРМУЛИРОВАЛ ЕГО САМ; твой механизм сделал это за тебя — машинально и мгновенно, без раздумья и даже нужды в этом.

Y.М. Допустим, я поразмышляю?

О.М. Да, ты можешь попытаться.

Y.М. (Через 20 минут.) Я всего-навсего воспроизвел его.

О.М. Ты имеешь ввиду, что пытался изменить его?

Y.М. Да.

О.М. С успехом?

Y.М. Нет. Оно не меняется; его невозможно переменить.

О.М. Не хочу огорчать тебя, но ты сам имеешь возможность наблюдать, что твой разум всего лишь машина, не более того. Ты не в состоянии управлять ею, она не в состоянии властвовать над собой — только внешние обстоятельства приводят ее в действие. Такой ее создали; такими создали все остальные машины.

Y.М. Неужели мне никогда не приведется изменить одно из этих непроизвольных мнений?

О.М. Нет. Тебе самому нет, но ВНЕШНИМ ВЛИЯНИЯМ это по плечу.

Y.М. ТОЛЬКО ли внешним?

О.М. Да, только им это под силу.

Y.М. Ваше утверждение несостоятельно — я бы сказал смехотворно.

О.М. Что заставляет тебя так думать?

Y.М. Я не то что так думаю, я знаю это наверняка. Допустим, я принял решение пристальней изучить мир и себя, перечесть уйму книг, чтобы специально изменить свое мнение, и допустим я преуспел в этом. Это ведь не было вызвано к жизни внешним импульсом, это начинание осталось только за мной; ведь у меня самого возник этот замысел.

О.М. Ты ошибаешься. ОН ПОЯВИЛСЯ ОТ НАШЕГО С ТОБОЙ РАЗГОВОРА. Без него тебе бы и в голову это не пришло. Ни один человек не создает ничего. Все его мысли, все побуждения приходят из ВНЕШНЕГО МИРА.

Y.М. Это чересчур раздражающая меня тема. У ПЕРВОГО человека они, по крайней мере, были; ему не с кого их было срисовывать.

О.М. Это заблуждение. Мысли Адама пришли к нему из внешней среды. У ТЕБЯ есть страх смерти. Ты ведь не изобрел его — он пришел к тебе снаружи, из разговоров и обучения. А у Адама его не было.

Y.М. Нет, был.

О.М. Когда он был создан?

Y.М. Нет.

О.М. Когда же?

Y.М. Когда ему пригрозили ею.

О.М. Значит он пришел извне. Адам был достаточно взрослым; но не надо делать из него Бога. ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ БОГОВ НИКТО НИКОГДА НЕ ПОРОЖДАЛ МЫСЛИ, КОТОРАЯ НЕ ПРИШЛА БЫ ИЗ ВНЕШНЕГО МИРА. Может, у Адама и была светлая голова, но толку от нее было мало, пока она не заполнилась впечатлениями внешнего мира. Он не мог даже употребить ее на выдумку самого сущего пустяка. Он даже понятия не имел о различии между добром и злом — только из ВНЕШНЕГО МИРА он мог получить его. Ни он, ни Ева и помыслить не могли, что ходить в чем «мать» родила нескромно; это знание пришло к ним вместе с тем яблоком из ВНЕШНЕГО МИРА. Так уж устроен человеческий мозг, что ОН НЕ МОЖЕТ РОДИТЬ КАКУЮ БЫ ТО НИ БЫЛО МЫСЛЬ. Удел его — использовать сырье, приобретенное СНАРУЖИ. Он всего лишь машина, работающая автоматически, не подчиняющаяся воле. ОНА НЕ ГОСПОДСТВУЕТ НАД СОБОЙ, ЕЕ ВЛАДЕЛЕЦ НЕ ВЛАСТВУЕТ НАД НЕЮ.

Y.М. Так и быть, покончим на Адаме, но вот творения Шекспира…

О.М. Нет, ты хотел сказать ПОДРАЖАНИЯ Шекспира. Эйвонский бард ничего не сотворил. Он пытливо наблюдал, и изумительно воспроизвел. Он верно воспроизвел людей, сотворенных Богом; но сам ничего не создал. Но не будем винить его в том, что он пытался. Шекспир просто не мог сотворить. ОН БЫЛ МАШИНОЙ, А МАШИНЫ СОЗДАВАТЬ НЕ МОГУТ.

Y.М. В чем тогда проявлялось его превосходство?

О.М. В этом. Он не был швейной машинкой, как мы с тобой — он ткал гобелены. Нити и краски пришли к нему из ВНЕШНЕГО МИРА; внешние влияния, указания, ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ (чтение, наблюдение пьес, постановка пьес, заимствование идей и так далее), создали образчики у него в голове и привели в движение его сложную и восхитительную машину, а ОНА АВТОМАТИЧЕСКИ выдала ту живописную и роскошную ткань, до сих пор вызывающую изумление мира. Если бы Шекспир родился и вырос на пустынном и заброшенном людьми острове в океане, у его могущественного интеллекта не было бы ВНЕШНЕГО МАТЕРИАЛА для работы и, следовательно, он ничего бы не изобрел; никаких ВНЕШНИЙ ВЛИЯНИЙ, обучения, формирования, убеждений, вдохновений ценного качества — и он ничего бы не изобрел — и так Шекспир оставил бы нас ни с чем. Живи он в Турции, он изготовил бы нечто — нечто, не превышающее высшей границы турецких влияний, круга общения, и обучения. Во Франции ему повезло бы больше — он изобрел что-то, ограниченное пределом французских влияний и воздействий среды и воспитания. В Англии он достиг высшей границы, которую мог достигнуть посредством ВНЕШНЕЙ ПОДДЕРЖКИ, ОБЕСПЕЧИВАЕМОЙ ИДЕАЛАМИ ЭТОЙ СТРАНЫ, ВЛИЯНИЯМИ, ОБУЧЕНИЕМ. Я и ты всего — навсего швейные машинки. Мы должны делать то, что нам под силу; мы должны прилагать наши усилия и не обращать внимания, когда кто-то бездумный попрекает нас тем, что мы не шьем гобелены.

Y.М. И мы не более чем машины! И машины не должны хвастаться, не должны ни гордиться своей работой, не разглагольствовать о своей личной заслуге за ее исполнение, не должны похвалять и прославлять. Это бесчестная теория.

О.М. Это не теория, это самый что ни на есть голый факт.

Y.М. Значит, я могу допустить, что нет большей заслуги в том, чтобы быть храбрецом, нежели быть трусом?

О.М. ЛИЧНОЙ заслуги? Нет. Смелый человек не СОЗДАВАЛ свое мужество. Никакой личной заслуги в обладание им он не несет. Он родился с ним. Ребенок, рожденный с миллионом долларов, — где здесь личная заслуга? Ребенок, родившийся ни с чем, — о каких его личных недостатках может идти речь? Перед одним раболепствуют, восторгаются, почитают льстецы, другим же пренебрегают и презирают — где в этом смысл?

Y.М. Иногда робкого десятка человек ставит себе целью побороть свое малодушие и сделаться бесстрашным, и преуспевает в этом. Что вы скажете на это?

О.М. То, что это обнаруживает ценность ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ В ПРАВИЛЬНЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ В ОТЛИЧИЕ ОТ НЕПРАВИЛЬНЫХ. Не поддающаяся оценке польза есть в обучении, влиянии, образовании в верных направлениях — ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЧЕЛОВЕКА ДЛЯ ОБЛАГОРАЖИВАНИЯ ЕГО ИДЕАЛОВ.

Y.М. Но как же заслуга — личная заслуга победоносного начинания труса и его достижения?

О.М. Ее нет. С точки зрения мира он более достойный сейчас, чем он был, но не он добился перемены, эта заслуга принадлежит не ему.

Y.М. Кому, в таком случае?

О.М. Тому, каким он создан, и внешним влияниям, выковавшим его.

Y.М. Каким он создан, вы говорите?

О.М. Начнем с того, что он он не был никогда конченным трусом, ведь внешним влияниям тогда не над чем было бы потеть. Он не страшился коровы, а быть может, только быка: женщины не боялся, но остерегался мужчин. Влияниям было над чем работать. Было СЕМЯ. Нет семени, нет растения. Сам ли он занес это семя внутрь себя, или был рожден с ним? Это не его заслуга, что оно там очутилось.

Y.М. Как бы то ни было, сама идея выращивания его, намерение вырастить его, была достойной уважения и он сам пришел к ней.

О.М. Ничего подобного. Оно пришло оттуда же, откуда все порывы, благие ли иль дурные, являются — ИЗВНЕ. Если бы этой робкий человек прожил всю свою жизнь среди малодушных, никогда бы не слышал о подвигах, никогда бы не слышал, как о них говорят, не слышал бы, как их превозносят и испытывают зависть к героям, совершившим их, он имел бы такое же представление о храбрости, какое Адам имел о скромности, и не было бы никакого варианта, чтобы его осенило заделаться смельчаком. Он НЕ МОГ ПОРОДИТЬ ЭТУ ЗАТЕЮ — она должна была прийти к нему из ВНЕШНЕГО МИРА. И когда услышал, что отвага прославляется, а трусость презирается, это пробудило его. Он чувствовал себя виноватым. Быть может, его возлюбленная вздернула нос и сказала ему, «Я слышала, что вы трус!» Это не он начал новую жизнь — она сделала это за него. Он не должен ходить с напыщенным видом и трубить о своей заслуге — она не его.

Y.М. Но все равно, он вырастил растение, после того как она полила семя водой.

О.М. Нет. ВНЕШНИЕ ВЛИЯНИЯ ВЫРАСТИЛИ его. По приказу — дрожа всем телом — он промаршировал на поле битвы — средь бела дня и с другими солдатами, не в темноте и не в одиночку. На него было оказано ВЛИЯНИЕ ПРИМЕРА, он черпал мужество у своих товарищей по оружию; он боялся и ему хотелось бежать, но он не посмел; он боялся бежать, прямо у них на глазах. Видите, он достиг какого-то успеха — душевный страх стыда превозмог физический страх смерти. В конце кампании опыт научит его, что всякий, идущий в битву, обречен а верную смерть — внешнее влияние, которое будет ему как нельзя кстати; он также познает наслаждение того, что его смелость будут прославлять и чествовать их бывалые стройные ряды, когда они промаршируют мимо улюлюкающей толпы, боготворящей их, под барабанную дробь и развевающиеся флаги. После этого он будет также крепко-накрепко храбр, как всякий другой бывалый воин — и в этом не будет ни тени ни намека его личной заслуги; это все придет ИЗВНЕ. Крест Виктории порождает больше героев, чем…

Y.М. Погодите секунду, в чем тогда резон ему становиться отважным, коль никакой его личной заслуги в этом не будет?

О.М. Твой вопрос сам ответит на себя. Для этого нам нужно затронуть важную деталь природы человека, которой мы до сих пор не касались.

Y.М. Что это за деталь?

О.М. Побуждение, которое заставляет человека действовать, единственный импульс, который может заставить человека хоть что-то делать.

Y.М. Всего лишь ОДИН! Нет никаких других?

О.М. ДА. Всего лишь один.

Y.М. Действительно, странное у вас учение. Какой же это единственный импульс, который может заставляет человека хоть что-то делать?

О.М. Это побуждение УДОВЛЕТВОРЯТЬ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ ДУХ — НЕОБХОДИМОСТЬ ДОСТАВЛЯТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ СВОЕЙ ДУШЕ и СНИСКАНИЕ ЕЕ ОДОБРЕНИЯ.

Y.М. Да бросьте вы!

О.М. Почему?

Y.М. Потому, что если следовать вашим словам, это ставит человека в положение постоянного поиска себе комфорта и выгоды; в то время как бескорыстный человек зачастую совершает поступок только для чьей-то выгоды, даже когда это будет несомненным обременением для него самого.

О.М. Это заблуждение. Сам поступок должен приносить пользу в ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ЕМУ; иначе он его не совершит. Он может только ДУМАТЬ, что делает это для пользы ближнего, но это не так; он ублажает сначала свою душу — а польза для другого человека всегда следует на вторых ролях.

Y.М. Какая безумная мысль! Как же самопожертвование? Ответьте мне.

О.М. А что ты под ним понимаешь?

Y.М. Добрый поступок по отношению к другому человеку, в котором нет ни тени ни намека того, что ты сам можешь извлечь из него выгоду.

II

Единственное побуждение человека — достижение своего самоодобрения

О.М. Ты полагаешь, что тому было множество примеров?

Y.М. Примеров? Да их не перечесть!

О.М. Не поспешил ли ты с выводами? Проанализировал ли ты их скрупулезно?

Y.М. В этом нет надобности: эти поступки сами обнаруживают наличие за ними благородного мотива.

О.М. А именно?

Y.М. Так, для примера. Вот например случай, описанный в книге. Человек живет в трех милях в северной части города. Сильный мороз, валит снег, полночь. Он было собрался сесть в повозку, как седая старушка в лохмотьях, хватающий за сердце образ нищеты, протягивает свою худую руку и молит о спасении от голода и верной смерти. У человека в кармане лишь 25 центов, но он не колеблется: он отдает их ей и продирается сквозь ненастье домой. Его поступок великодушен и красив; его милосердие не запятнано даже намеком на эгоизм.

О.М. Что заставляет тебя так думать?

Y.М. Помилуйте, а как прикажете мне думать? Вы в состоянии оценить величие его поступка как-то иначе?

О.М. Можешь ли поставить себя на место этого человека и передать мне, что он чувствовал и думал?

Y.М. Несомненно. От одного взгляда на ее страдающее старое лицо его великодушное сердце пронзила острая боль. Ему было не под силу перенести это. Ему было проще подвергнуть себя прогулке длиною в три мили в снежную бурю, чем затем переносить муки совести, которая бы терзала его, отвернись он и брось эту женщину на погибель. Одна мысль об этом не давала бы ему сомкнуть глаз.

О.М. А что происходило в его душе по пути домой?

Y.М. Она было полна восторга, знакомого лишь человеку, совершившему самопожертвование. Его сердце пело, не замечая бури.

О.М. Так он чувствовал себя неплохо?

Y.М. В этом нет сомнений.

О.М. Отлично. Давай теперь проясним картину и увидим, что он получил за свои 25 центов. Попробуем найти ИСТИННУЮ причину, по которой он совершил «вложение». Он, во-первых, не смог перенести боли, которую ему причинило это мучительное лицо. Этот так называемый хороший человек думал о СВОЕЙ боли. Он должен был купить себе утешение. Если бы он не пришел старой женщине на помощь, его совесть не давала бы ему покоя всю дорогу. Он снова думал о СВОЕЙ боли. Он должен был избавить себя от этого. Не приди он ей на выручку, он провел бы бессонную ночь. Он должен был купить себе сон — как видишь, все еще думая о СЕБЕ. Резюмируя вышесказанное, он откупился от боли в сердце, откупился от мук совести, поджидавших его, купил себе сладкий сон — и все это за 25 центов! Воротилам с Уолл-Стрит должно быть совестно. Сердце его ликовало по пути домой, да к тому же еще и пело — неплохой улов! Импульс, сподвигший этого человека выручить из беды женщину, был, ВО-ПЕРВЫХ, УДОВЛЕТВОРИТЬ ЕГО СОБСТВЕННЫЙ ДУХ; и только затем избавить ЕЕ от страданий. Как ты считаешь, поступки людей проистекают из одного основного, неизменяемого и неизменного мотива, или из множества разных побуждений?

Y.М. Конечно из различных мотивов — некоторые из которых возвышенные и благородные, другие же нет. А как полагаете вы?

О.М. Мне сдается, что есть лишь ОДИН закон и один источник.

Y.М. То есть и благородные, и низменные побуждение проистекают из одного источника?

О.М. Да.

Y.М. Не могли бы вы выразить этот закон в словах?

О.М. Отчего же. И это именно закон, запомни это. ОТ КОЛЫБЕЛИ ДО МОГИЛЫ ЧЕЛОВЕК НИКОГДА НЕ СОВЕРШАЕТ НИ ОДНОГО ПОСТУПКА, КОТОРЫЙ НЕ ИМЕЛ БЫ СВОЕЙ ПЕРВОЙ И ГЛАВНОЙ ЦЕЛЬЮ СОХРАНЕНИЕ ДУШЕВНОГО СПОКОЙСТВИЯ, ДУШЕВНОГО КОМФОРТА ДЛЯ СЕБЯ САМОГО.

Y.М. Погодите! Он никогда не совершает ничего для чьего-либо комфорта, духовного или физического?

О.М. Нет. ЛИШЬ НА ЭТИХ ОПРЕДЕЛЕННЫХ УСЛОВИЯХ — что поступок должен СНАЧАЛА сохранять его собственный ДУШЕВНЫЙ комфорт. Иначе он его не совершит.

Y.М. Не составит никакого труда обнажить ущербность вашего утверждения.

О.М. Например?

Y.М. Возьмем это благородное чувство — любовь к родине, патриотизм. Человек, который превыше всего ценит покой и боится боли, покидает свой теплый дом и рыдающую семью и уходит, чтобы мужественно подвергнуть себя голоду, холоду, ранам, смерти. Это тоже поиск душевного комфорта?

О.М. Он ценит покой и страшится боли?

Y.М. Да.

О.М. Значит, есть нечто такое, что он любит БОЛЬШЕ чем покой — ОДОБРЕНИЕ СВОИХ СОСЕДЕЙ И ОБЩЕСТВЕННОСТИ. И, возможно, есть нечто такое, чего он страшится больше, чем боли — НЕОДОБРЕНИЕ СВОИХ СОСЕДЕЙ И ОБЩЕСТВА. Если он чувствителен к стыду, он пойдет на поле брани — не потому что его дух будет СОВЕРШЕННО удовлетворен этим, но потому что там ему будет более комфортно, чем если бы он остался дома. Он всегда совершит такой поступок, который принесет ему НАИБОЛЬШЕЕ душевное спокойствие — потому что это ЕДИНСТВЕННЫЙ ЗАКОН ЕГО ЖИЗНИ. Он оставляет позади свою безутешную семью; он чувствует себя неуютно, за то, что причиняет им страданье, но не достаточно неуютно, чтобы ПОЖЕРТВОВАТЬ спокойствием СВОЕГО духа ради их комфорта.

Y.М. Вы и в самом деле полагается, что всего-навсего общественное мнение способно заставить робкого и миролюбивого человека…

О.М. Пойти на войну? Да, и общественное мнение может заставить некоторых людей совершить ЧТО УГОДНО.

Y.М. ВСЕ ЧТО УГОДНО?

О.М. Именно так.

Y.М. Я в это не поверю. Может ли оно вынудить человека с высокими принципами совершить бесчестный поступок?

О.М. Да.

Y.М. Может оно принудить доброго человека на жесткость?

О.М. Да.

Y.М. Приведите пример.

О.М. Александр Гамильтон был человеком с высокими принципами. Он порицал дуэли, считал их несовместимыми с тем, чему учит религия — но из уважения к ОБЩЕСТВЕННОМУ МНЕНИЮ дрался на дуэли. Он боготворил свою семью, но чтобы снискать уважение общественности он предательски бросил ее и потерял свою жизнь, неблагородно оставляя их в бесконечной горести ради того, чтобы сохранить лицо в глазах глупого мира. По тогдашним правилам чести в обществе он не мог отказаться от дуэли — как бы он смотрел на себя в зеркало, имея на себе такое пятно? Учение его религии, его преданность семье, его сердечная доброта и высокие принципы гроша ломаного не стоили, когда они встали на пути его душевного комфорта. Человек совершит ЧТО УГОДНО, чтобы это ни было, чтобы сохранить душевный комфорт; и его нельзя ни заставить, ни убедить совершить какой-либо поступок, имеющий в себе другую цель. Поступок Гамильтона был вызван врожденной необходимостью удовлетворения душевного комфорта; и в этом он был таким же, как и все остальные поступки в его жизни, и все поступки в жизни остальных людей. Видишь ли ты, где собака зарыта? Человек не может чувствовать себя уютно без своего собственного САМООДОБРЕНИЯ. Он пожертвует чем угодно, чтобы во что бы то ни стало сохранить наибольшую его долю.

Y.М. Минуту тому назад вы утверждали, что Гамильтон дрался на дуэли для получения одобрения общества.

О.М. Я и не отрицаю этого. Отказавшись от дуэли, он был сохранил одобрение своей семьи и значительную часть своего собственного; но общественное одобрения имело в его глазах большую ценность, нежели иные одобрения вместе взятые — на небесах ли или на земле; его сохранение доставило ему наибольший душевный комфорт, наибольшее САМООДОБРЕНИЕ; так что он пожертвовал остальными ценностями ради него.

Y.М. Некоторые благородные души отказывались от вызовов на дуэли и мужественно сносили презрение общественности.

О.М. Они поступали в соответствии со своей НАТУРОЙ. Они ценили свои принципы и одобрение своих семей выше общественного одобрения. Они выбрали вещь, которую ценили ПРЕВЫШЕ всего и отвернулись от остального. Они взяли то, что дало им наибольшую долю ЛИЧНОГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ И ОДОБРЕНИЯ — человек всегда так поступает. Общественное мнение не заставит такой сорт людей пойти на войну. Когда они это делают, это происходит по иным причинам. Но все таким же в своей сути.

Y.М. Всегда по причинам удовлетворения духа?

О.М. А других и не существует.

Y.М. Когда человек жертвует жизнью для спасения младенца из горящего дома, чем вы это назовете?

О.М. Когда он так поступает, он действует согласно ЗАКОНУ своей НАТУРЫ. Он не может видеть ребенка в такой опасности (человеку с другой натурой МОЖЕТ), и он пытается спасти ребенка, и теряет жизнь. Но он получил то, к чему стремился — свое САМООДОБРЕНИЕ.

Y.М. Что вы тогда называете ЛЮБОВЬЮ, НЕНАВИСТЬЮ, МИЛОСЕРДИЕМ, МЕСТЬЮ, ГУМАННОСТЬЮ, ВЕЛИКОДУШИЕМ, ПРОЩЕНИЕМ?

О.М. Различными результатами одного ГЛАВНОГО побуждения: необходимости сохранения самоодобрения. Они носят разные одежды и подвержены сменам настроения, но как бы они ни рядились, они все время ОДНО И ТО ЖЕ ЛИЦО. Иначе говоря, СИЛА, движущая человеком — и только она и существует — это необходимость сохранения удовлетворения своего духа. Как только она исчезает, человек мертв.

Y.М. Это глупость. Любовь…

О.М. Отчего же, ведь любовь это и есть этот закон и это побуждение в его самой бескомпромиссной сути. Она растратит жизнь и все что угодно на объект любви. Но в ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ не на объект любви, а ради самой себя. Когда счастлив объект любви, счастлив и ты сам — в этом твоя неосознанная цель.

Y.М. Вы даже не приемлете возвышенную и прекрасную материнскую любовь?

О.М. Нет, ведь она абсолютный раб этого закона. Мать будет ходить в одеждах Адама, лишь бы одеть свое дитя; она будет голодать, чтобы накормить свое чадо; переносить муки, чтобы избавить от них ребенка; умрет, чтобы маленький человек жил. В этих жертвах заключено УДОВОЛЬСТВИЕ ее жизни. ОНА СОВЕРШАЕТ ИХ ДЛЯ ЭТОЙ НАГРАДЫ — этого самоодобрения, этого удовлетворения, этого мира и этого комфорта. ОНА БЫ ПОШЛА НА ЭТО И РАДИ ТВОЕГО РЕБЕНКА, ЕСЛИ БЫ МОГЛА ПОЛУЧИТЬ ТУ ЖЕ ОПЛАТУ.

Y.М. У вас донельзя дьявольская философия.

О.М. Это не философия, это факт.

Y.М. Но даже вы должны признать, что есть такие поступки…

О.М. Нет. Не существует поступка, высокого или низкого, доброго или злого, который бы проистекал из какого-либо иного мотива, кроме этого — необходимости умиротворения и удовлетворения своего духа.

Y.М. Но филантропы этого мира…

О.М. Я почитаю их, я снимаю перед ними шляпу — по привычке и из обучения; А ИМ не ведать счастья, комфорта или самоодобрения, не работай они и не трать свои деньги на обездоленных. ИХ делает счастливыми видеть счастливыми других; деньгами и трудом они покупает себе то, за чем охотятся — СЧАСТЬЕ, САМООДОБРЕНИЕ. Отчего шахтеры не поступают аналогично? Потому что они получают в тысячу раз больше удовольствия не делая этих вещей. Потому что нет другой причины. Они следуют закону своей натуры.

Y.М. А что вы скажете о долге ради долга?

О.М. Его НЕ СУЩЕСТВУЕТ. ДОЛГ исполняется не ради долга, а потому что ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ им заставит человека чувствовать себя не своей тарелке. Человек исполняет только ОДИН долг — удовлетворение своего духа, долг нахождения в согласии с собой. Если он может наиболее удовлетворительно для себя исполнить этот долг, помогая соседу — он его совершит; если он может с наибольшим удовлетворением для себя исполнить этот долг, надув соседа, он его совершит. Но он всегда озабочен своим комфортом — В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ; как это повлияет на других — ВТОРИЧНО. Люди притворяются, что жертвуют собой, но это вещь, которой, в обычном смысле этого слова, НЕ СУЩЕСТВУЕТ И НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Человек зачастую искренне верит, что он жертвует собой только ради кого-то другого, но это самообман; им движет удовлетворение требований своей натуры и обучения, тем самым приобретая спокойствие своей душе.

Y.М. Выходит, что все люди, и добрые и плохие, посвящают свою жизнь удовлетворению своей совести.

О.М. Да. Это удачное название: Совесть — тот независимый Государь, этот высокомерный абсолютный МОНАРХ внутри человека, который является его ХОЗЯИНОМ. Есть много разновидностей совести, потому что видов людей не перечесть. Совесть убийцы удовлетворяет себя одним способом, совесть филантропа другим, совесть скряги третьим, совесть грабителя иным. Как ОРИЕНТИР или ПОБУЖДЕНИЕ к действию согласно с властно предписанной линией поведения или моралью (не принимая в расчет ОБУЧЕНИЕ), совесть человека абсолютно бесполезна. Я знаю добросердечного парня с Кентукки, которому недоставало самоодобрения — его совесть терзала его днями напролет, выражая это поточнее, — ПОТОМУ ЧТО ОН НЕ УБИЛ ОПРЕДЕЛЕННОГО ЧЕЛОВЕКА — человека, которого он никогда в глаза не видел. Этот незнакомец в драке отправил на тот свет его друга, а его кентуккийское ОБУЧЕНИЕ вменяло ему в обязанность отомстить за друга. Он пренебрег своим долгом — уклонялся как мог, увиливал, откладывал в долгий ящик, и его неумолимая совесть продолжала преследовать его за такое поведение. В конце концов, чтобы добиться спокойствия, комфорта, самоодобрения, он выследил незнакомца и отнял у него жизнь. Это был невероятный акт САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ (в его обычном значении), потому что он не хотел делать этого, и никогда бы не сделал, если бы он мог купить удовлетворение своего духа и спокойствие ума за меньшую плату. Но мы созданы так, что заплатим что угодно за этот комфорт — даже жизнь другого человека.

Y.М. Вы говорили минуту назад об ОБУЧЕННОЙ СОВЕСТИ. Вы имеете ввиду, что мы не РОЖДАЕМСЯ с совестью, способной вести нас в правильном направлении?

О.М. Если бы мы с ней рождались, дети и дикари отличали ли бы хорошее от плохого, и не было бы нужды их этому учить.

Y.М. Но совесть можно ОБУЧИТЬ?

О.М. Конечно.

Y.М. Естественно, родителями, учителями, пастырями, книгами.

О.М. Да, они вносят свою лепту; они делают, что могут.

Y.М. И остальное делается…

О.М. О, миллионами незаметных влияний — хороших и плохих: влияниями, которые неустанно трудятся, пока человек бодрствует, от колыбели до могилы.

Y.М. Вы составили их список?

О.М. Многих из них — да.

Y.М. Вы прочтете мне ваш результат?

О.М. Может быть в другой раз. Это займет битый час.

Y.М. Совесть может быть обучена чураться зла и предпочитать добро?

О.М. Да.

Y.М. И она будет делать это для удовлетворения своего духа?

О.М. Ее НЕЛЬЗЯ обучить делать что-либо по ДРУГОЙ причине. Это невозможно.

Y.М. Но в человеческой истории ДОЛЖЕН быть записан случай подлинного и настоящего САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ.

О.М. Ты еще молод. У тебя впереди много лет. Вдруг наткнешься на него.

Y.М. Мне сдается, что когда человек видит своего ближнего, тонущего в воде и прыгает в воду с риском для своей жизни для его спасения…

О.М. Погоди секунду. Опиши ЧЕЛОВЕКА. Опиши БЛИЖНЕГО. Присутствуют ли ОЧЕВИДЦЫ; или они совершенно ОДНИ.

Y.М. Как все эти вещи связаны со славным поступком?

О.М. Очень даже связаны. Допустим ли для начала, что эти двое были одни, в пустынном месте, в полночь?

Y.М. Как скажете.

О.М. И что ближний — это дочь этого человека?

Y.М. Н-нет, пусть это будет кто-то другой.

О.М. Тогда, быть может, грязный и пьяный бандит?

Y.М. Я начал понимать. Обстоятельства меняют дело. Я полагаю, что если бы не было публики, которая наблюдала бы его деяние, этот человек не прыгнул был воду.

О.М. Но там и здесь найдется человек, который прыгнул бы. Как тот человек, который лишился жизни, спасая ребенка из горящего огня; и человек, который отдал нуждающейся женщине свои последние деньги и припустил домой в бурю — то тут, то там попадаются люди, которые сделают это. А почему? Потому они не в состоянии видеть ближнего, идущего ко дну и не прыгнуть, чтобы спасти его. Это причинило им БОЛЬ. Они спасают ближнего по этой причине. ИНАЧЕ ДЕЛАТЬ ЭТОГО ОНИ БЫ НЕ СТАЛИ. Они строго соблюдают закон, о существовании которого я тебе уже говорил столько раз. Ты должен помнить и всегда различать людей, которые НЕ МОГУТ ВЫНОСИТЬ некоторых вещей, от тех, которые МОГУТ. Это прольет свет на много случаев «явного» самопожертвования.

Y.М. Боже мой, как это противно.

О.М. Да. И так же правдиво.

Y.М. Возьмите, к примеру, хорошего мальчика, который делает то, чего не хочет, чтобы доставить удовольствие своей матери.

О.М. Он совершает семь десятых поступка, потому что ЕМУ приятно сделать приятное своей матери. Будь пропорция его выгоды другой, он бы не стал ничего делать. Он ДОЛЖЕН следовать железному закону. Избежать его он не в состоянии.

Y.М. Так и быть, возьмем к примеру плохого мальчика…

О.М. Ты можешь не упоминать об этом, это просто трата времени. Поступок плохого мальчика не имеет значения. Что бы это ни было, причиной его являлось удовлетворение его духа. В противном случае тебя ввели в заблуждение, и он его не совершил.

Y.М. Это очень раздражительно. Недавно вы сказали, что совесть человека — это не врожденный судья его морали и поведения, но должна быть обучена и воспитана. Сейчас я думаю, что она может впасть в сон или облениться, но не думаю, что она может ошибаться; стоит только ее разбудить…

Короткая история

О.М. Я расскажу маленькую историю:

Однажды неверующий гостил в доме вдовы-христианки, чей сын страдал болезнью и был на пороге смерти. Неверующий часто сидел у изголовья его кровати и подолгу беседовал с ним, и использовал эту возможность, чтобы удовлетворить сильное желание своей натуры — желание, которое есть во всех нас — облегчить состояние других людей, навязав им свой образ мысли. Его стремление не пропало даром. Но в последние свои минуты умирающий мальчик укорил его и промолвил: «Я ВЕРИЛ, И ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ СЧАСТЛИВЫМ; ВЫ ОТНЯЛИ У МЕНЯ ВЕРУ, И ВМЕСТЕ С НЕЙ МОЕ УТЕШЕНИЕ. У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ, И Я УМИРАЮ НЕСЧАСТНЫМ; ПОТОМУ ЧТО ВЕЩИ, КОТОРЫМ ВЫ МЕНЯ НАУЧИЛИ, НЕ ЗАНЯЛИ ВО МНЕ ТОГО МЕСТА, КОТОРОЕ ЗАНИМАЛА МОЯ ВЕРА».

И его мать упрекала неверующего словами: «МОЙ СЫН НАВСЕГДА ПОТЕРЯН, СЕРДЦЕ МОЕ РАЗБИТО. КАК ВЫ МОГЛИ ПОСТУПИТЬ ТАК ЖЕСТОКО? МЫ НИЧЕГО ХУДОГО ВАМ НЕ СДЕЛАЛИ, МЫ БЫЛИ К ВАМ ДОБРЫ; ВЫ ЧУВСТВОВАЛИ СЕБЯ КАК ДОМА, МЫ ДЕЛИЛИ С ВАМИ КУСОК ХЛЕБА, И КАК ВЫ НАМ ОТПЛАТИЛИ».

Сердце неверующего наполнилось раскаяньем и сказал в ответ: «Я БЫЛ НЕПРАВ — СЕЙЧАС МНЕ ЭТО ЯСНО КАК БОЖИЙ ДЕНЬ; НО Я ХОТЕЛ ЛИШЬ ОБЛЕГЧИТЬ ЕГО ТЕРЗАНЬЯ. Я ДУМАЛ, ЧТО ОН ЗАБЛУЖДАЛСЯ; Я СЧИТАЛ СВОИМ ДОЛГОМ ОТКРЫТЬ ЕМУ ГЛАЗА НА ПРАВДУ».

Затем мать произнесла:

«ВСЮ ЕГО КОРОТКУЮ ЖИЗНЬ Я УЧИЛА ЕГО ТОМУ, ЧТО СЧИТАЛА ПРАВДОЙ, И В НАШЕЙ ВЕРЕ МЫ ОБА БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ. ТЕПЕРЬ ЕГО НЕ СТАЛО — ОН ПРОПАЛ; И Я НЕСЧАСТНА. МЫ ВЕРИЛИ В ТО, ВО ЧТО ВЕРИЛИ НАШИ ПРЕДКИ; КАКОЕ У ВАС БЫЛО ПРАВО, ДА И У КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО, РАЗУБЕЖДАТЬ ЕГО? ГДЕ БЫЛО ВАШЕ ПОЧТЕНИЕ, ГДЕ БЫЛ ВАШ СТЫД?»

Y.М. Он был негодяем и заслуживал смерти!

О.М. Он и сам так думал, и сам ей это сказал.

Y.М. Вот — вы видите, ЭТО ПРОБУДИЛО ЕГО СОВЕСТЬ!

О.М. Да, пробудило его САМООСУЖДЕНИЕ. Страданья матери причиняли ему БОЛЬ. Ему было жаль, что он совершил поступок, причинивший ему БОЛЬ. Когда он навязывал ребенку свои взгляды, он ни на секунду ни подумал о его матери, потому что в тот момент он был увлечен доставлением УДОВОЛЬСТВИЯ себе. Доставлял его себе, думая, что исполняет свой долг.

Y.М. Вы можете называть это как вам заблагорассудится, но для меня это наглядный пример ПРОБУЖДЕННОЙ СОВЕСТИ. Эта пробужденная совесть не могла больше попасть в такую переделку. Такая встряска НАВСЕГДА излечила ее.

О.М. Извини меня, пожалуйста, я не довершил свою историю. Мы творения ВНЕШНИХ ВЛИЯНИЙ — мы НИЧЕГО не изобретаем сами. Когда бы мы не перенимали другой образ мысли или действовали согласно иной линии поведения или убеждения, импульс ВСЕГДА приходит ИЗВНЕ. Сожаление неверующего было таким глубоким, что он перестал относиться с предубеждением к вере мальчика, а стал относиться поначалу с терпением, а затем, ради ребенка и его матери, с добротой. В конце концов он начал изучать ее. С этого момента ход мысли его нового курса развивался устойчиво и быстро. Он стал верующим христианином. Его раскаянье за лишение ребенка веры и спасения было глубоко, как никогда. Оно не давало ему ни мира, ни покоя. А он ДОЛЖЕН чувствовать комфорт — таков закон его существа. Казалось, был только один путь их заполучить; он посвятил себя спасению душ погибающих людей. Он заделался миссионером. Он оказался в языческой стране больным и безнадежным. Местная вдова приняла его с свое скромное жилище и добилась его выздоровления. Затем ее маленький мальчик безнадежно заболел, и благодарный миссионер помогал ей утешать его. У него появилась первая возможность хоть как-то загладить вред, причиненный первому мальчику, оказав неоценимую услугу этому мальцу, подорвав его глупую веру в ложных богов. Он добился своего. Но в последние свои минуты умирающий мальчик укорил его и промолвил: «Я ВЕРИЛ, И ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ СЧАСТЛИВЫМ; ВЫ ОТНЯЛИ У МЕНЯ ВЕРУ, И ВМЕСТЕ С НЕЙ МОЕ УТЕШЕНИЕ. У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ, И Я УМИРАЮ НЕСЧАСТНЫМ; ПОТОМУ ЧТО ВЕЩИ, КОТОРЫМ ВЫ МЕНЯ НАУЧИЛИ, НЕ ЗАНЯЛИ ВО МНЕ ТОГО МЕСТА, КОТОРОЕ ЗАНИМАЛА МОЯ ВЕРА».

И его мать упрекала миссионера словами:

«МОЙ СЫН НАВСЕГДА ПОТЕРЯН, СЕРДЦЕ МОЕ РАЗБИТО. КАК ВЫ МОГЛИ ПОСТУПИТЬ ТАК ЖЕСТОКО? МЫ НИЧЕГО ХУДОГО ВАМ НЕ СДЕЛАЛИ, МЫ БЫЛИ К ВАМ ДОБРЫ; ВЫ ЧУВСТВОВАЛИ СЕБЯ КАК ДОМА, МЫ ДЕЛИЛИ С ВАМИ КУСОК ХЛЕБА, И КАК ВЫ НАМ ОТПЛАТИЛИ».

Сердце миссионера было полно печали, когда он молвил в ответ:

«Я БЫЛ НЕПРАВ — СЕЙЧАС МНЕ ЭТО ЯСНО КАК БОЖИЙ ДЕНЬ; НО Я ХОТЕЛ ЛИШЬ ОБЛЕГЧИТЬ ЕГО ТЕРЗАНЬЯ. Я ДУМАЛ, ЧТО ОН ЗАБЛУЖДАЛСЯ; Я СЧИТАЛ СВОИМ ДОЛГОМ ОТКРЫТЬ ЕМУ ГЛАЗА НА ПРАВДУ».

Затем его мать произнесла:

«ВСЮ ЕГО КОРОТКУЮ ЖИЗНЬ Я УЧИЛА ЕГО ТОМУ, ЧТО СЧИТАЛА ПРАВДОЙ, И В НАШЕЙ ВЕРЕ МЫ ОБА БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ. ТЕПЕРЬ ЕГО НЕ СТАЛО — ОН ПРОПАЛ; И Я НЕСЧАСТНА. МЫ ВЕРИЛИ В ТО, ВО ЧТО ВЕРИЛИ НАШИ ПРЕДКИ; КАКОЕ У ВАС БЫЛО ПРАВО, ДА И У КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО, РАЗУБЕЖДАТЬ ЕГО? ГДЕ БЫЛО ВАШЕ ПОЧТЕНИЕ, ГДЕ БЫЛ ВАШ СТЫД?»

Раскаянье, мучения миссионера и чувство предательства были так же горьки, злопамятны и так же преследовали его сейчас, как и в случае с первым мальчиком.

Конец истории. Что ты на это скажешь?

Y.М. Совесть этого человека была бестолкова! Она была нездорова. Она не могла отличить хорошее от плохого.

О.М. Я не огорчен, что слышу это от тебя. Если ты допускаешь, что совесть этого человека не была в состоянии отличить худое и доброго, ты также допускаешь, что есть и другие, такие же ненормальные. Это единственное допущение напрочь подрывает догмат о непогрешимости суждения совести. Тем временем, я прошу тебя подметить одну вещь.

Y.М. Какую же?

О.М. Что в обоих случаях поступок этого человек не доставил ему душевного дискомфорта, что он был в достаточной мере удовлетворен поступком и получил удовольствие от него. Но затем, когда он причинил ЕМУ БОЛЬ, он был огорчен. Огорчен, что причинил боль другим, ПОТОМУ ЧТО ИХ БОЛЬ ПРИЧИНЯЛА БОЛЬ ЕМУ — А НЕ ПО КАКОЙ-ЛИБО ДРУГОЙ ПРИЧИНЕ ПОД СОЛНЦЕМ. Наши совести НЕ замечают боли, причиненной другим, до тех пор, пока эта боль не достигает НАС. Во ВСЕХ без исключения случаев нам абсолютна безразлична боль ближнего, до тех пор, пока их страдания не нарушат наш комфорт. Много неверующих и не подумали ли бы волноваться по случаю горести этой вдовы. Разве это не так?

Y.М. Да. Мы почти что за каждого обычного неверующего можем так сказать.

О.М. И множество миссионеров, вооруженных чувством долга, не были ли бы тронуты горем вдовы-язычницы — иезуитские миссионеры в Канаде в ранние годы господства Франции, например; Посмотри на случаи, цитируемые Паркманом.

Y.М. Давайте отложим нашу беседу. К чему мы пришли?

О.М. Вот к чему. Что мы (человечество) наделили себя множеством качеств, которым дали ложные имена. Любовь, Ненависть, Милосердие, Сострадание, Жадность, Щедрость, и так далее. Я имею ввиду, что мы придали ложные ЗНАЧЕНИЯ именам. Они все являются формами самоудовлетворения, самоуслаждения, но имена скрывают это и отвлекают нас от факта. Также в нашем словаре контрабандой появилось слово, которому там не место — Самопожертвование. Оно гласит о вещи, которой не существует. Но что горше всего, мы пренебрегаем и не упоминаем о единственном побуждении, повелевающим и принуждающим к поступкам человека: властная необходимость сохранения его самоодобрения, во что бы то ни стало и в любом положении. Ему мы обязаны тем, кто мы есть. Она наше дыхание, наше сердце, наша кровь. Это наш единственный стимул, наш кнут, наш прут, наша единственная движущая сила; другой нет. Без нее мы будем всего лишь вялыми изображениями, трупами; никто бы не двинул бы и пальцем, о прогрессе можно было бы забыть, мир стал бы инертным. Нам следует благоговейно обнажать головы, когда произносится имя этой изумительной силы.

Y.М. Вы не убедили меня.

О.М. Ты будешь убежден, когда поразмышляешь об этом.

III

Примеры

О.М. Возвращался ли ты мыслью к самоодобрению с момента нашего разговора?

Y.М. Да, я думал об этом.

О.М. Это был я, кто сподвиг тебя на это. То есть, ВНЕШНЕЕ ВЛИЯНИЕ вынудило тебя — не то, что само возникло у тебя в голове. Ты можешь зарубить себе это на носу и не позабыть об этом?

Y.М. Да. А почему?

О.М. Потому что вскоре в одном из наших разговоров, я собираюсь убедить тебя, что ни ты, ни я, ни один человек не порождает мысль в своей голове. ИЗРЕКШИЙ МЫСЛЬ ВСЕГДА ИЗРЕКАЕТ ВТОРИЧНУЮ МЫСЛЬ.

Y.М. Вы зашли…

О.М. Погоди. Прибереги свою мысль до тех пор, пока мы подойдем в этой теме — завтра или послезавтра. Размышлял ли ты над моим утверждением, что все поступки рождаются от одного побуждения (в первую очередь). И если размышлял, к чему ты пришел?

Y.М. Мне не очень повезло. Я пристально изучил множество благородных и явственных на первый взгляд деяний самопожертвования в романах и биографиях, но…

О.М. Под пытливым взглядом мнимый акт самопожертвования выявил свою истинную природу? Так и должно было произойти.

Y.М. Но вот в этом рассказе есть один поступок, на который я возлагаю надежды. В лесах Адирондака на лесозаготовках есть рабочий и непрофессиональный проповедник, великодушный душой и глубоко религиозный. Он был серьезным и дельным работником университета, пока не приехал туда в отпуск — затем уволился, заделался лесорубом с желанием отбросить свои мирские перспективы и спасать души на Ист-Сайде. Он жертвует своим счастьем во славу Господа и во славу Христа. Он оставляет свое место, жертвует собой с ликованием, прибывает на Ист-Сайд и проповедует учение Христа и Господа днями и ночами небольшим группам полуцивилизованных иностранных бедняков, осмеивающим его. Но их насмешки не останавливают его, потому что он переносит их во славу Христа. Вы наполнили мой ум подозрением, так что я за все этим старался углядеть то побуждение, о которым вы мне уши прожужжали, но с радостью, признаюсь, потерпел неудачу. Этот человек увидел свой долг, и ради долга он принес себя в жертву и принял на себя его бремя.

О.М. Ты прочел лишь до этих пор?

Y.М. Да.

О.М. Давай же узнаем, что произошло далее. А между делом, принося себя в жертву — не во славу ГОСПОДА, В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, как ОН себе представлял, но В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ для удовлетворения этого требовательного и непреклонного господина внутри него — НЕ ПОЖЕРТВОВАЛ ЛИ ОН КЕМ-ТО ЕЩЕ?

Y.М. Что вы имеете ввиду?

О.М. Он отвергает прибыльное место — кто будет платить за его прежнее жилье и еду. Были ли у него иждивенцы?

Y.М. Да, были.

О.М. Кого и как сильно его самопожертвование затронули ИХ?

Y.М. Он был единственной опорой своего отца-пенсионера. У него была младшая сестра с дивным голосом — он давал ей музыкальное образование, чтобы ее желание самой обеспечивать себя было удовлетворено. Он давал деньги своему младшему брату на учебу в техническом университете, чтобы помочь ему стать инженером.

О.М. И удобства его старого отца резко сократились?

Y.М. Да, и не на шутку.

О.М. Его сестре пришлось прекратить получать свое музыкальное образование?

Y.М. Разумеется.

О.М. А обучение младшего брата — можно сказать, что его мечта была разрушена, и ему пришлось найти работу лесоруба, или какую-то другую, чтобы содержать старого отца?

Y.М. Так оно и произошло.

О.М. Какое искусное самопожертвование он совершил! Сдается мне, что он ПОЖЕРТВОВАЛ кем угодно, но только не собой. Разве я не говорил тебе, что человек НИКОГДА не жертвует собой; что ты нигде не найдешь упоминание об этом; и что когда Монарх Внутри Человека требует что-либо от своего раба для своего кратковременного или постоянного удовлетворения, то это должно и будет сделано и ослушаться приказа он не сможет, кто бы не стоял у него на пути и какую бы катастрофу он не причинил? Этот человек РАЗРУШИЛ свою семью, чтобы удовлетворить Монарха Внутри…

Y.М. И помочь делу Христову.

О.М. ДА — ВО ВТОРУЮ ОЧЕРЕДЬ. Не в первую. ОН просто думал, что в первую.

Y.М. Очень хорошо, полагайте, как вам угодно. Но могло статься, что если бы он спас сотни душ в Нью-Йорке…

О.М. То то, что он принес в жертву СВОЮ СЕМЬЮ, будет оправдано той огромной прибылью от этого, как бы этого назвать?

Y.М. Вложения?

О.М. Едва ли. Как тебе БИРЖЕВАЯ ИГРА? Как тебе ПАРИ? Он не мог поставить с уверенностью даже на одну душу. Он играл на предполагаемую 300-процентную прибыль. Это была АЗАРТНАЯ ИГРА — с его семьей на кону. Давай взглянем на результат игры. Возможно, мы с уверенностью сможем сказать о скрытом побуждении, о НАСТОЯЩЕМ побуждении, которое заставило его пожертвовать семьей в имя Спасителя под заблуждением, что он жертвовал собой. Я прочту одну часть…. Нам не пришлось долго искать! Оно должно было обнажиться рано или поздно. Один сезон он проповедал толпам в Ист-Сайде, а затем вернулся к своей скучной, тусклой жизни на лесозаготовках. «Оскорбленный сердцем, с уязвленной гордостью.» Отчего же? Разве его попытки были неприемлемы для Спасителя, ради Которого они и совершались? Эта мелочь УЖЕ ПОЗАБЫТА, о ней думать забыли, а то, что она являлась его мотивом, уже кануло в Лету! В чем тогда проблема? Писательница, вполне невинно и не отдавая себе в том отчета, сама обо всем проговаривается. Проблема вот в чем была: этот человек ПРОПОВЕДОВАЛ всего-навсего беднякам; это не то, к чему он привык в университете; там ему приходилось сталкиваться с более высокими вещами, и не приходилось приводить в восторг людей грубым красноречием Армии Спасения. Это казалось ему нахальным. Это не баловало его и не приласкало к груди. «ПОШЛИ ПРАХОМ ВСЕ ЕГО МЕЧТЫ О ПРИЗНАНИИ, ВОСХВАЛЕНИИ И БЛАГОДАРНОМ ОДОБРЕНИИ…» Кем же? Спасителем? Нет; О нем и речи не идет. Кем же, в таком случае? Его «Друзьями-работниками.» Почему он жаждал этого? Оттого что Властелин внутри него жаждал этого, и без этого удовлетворен быть не мог. Выделенное предложение, цитируемое выше, обнажает секрет, который мы искали, изначальное побуждение, НАСТОЯЩЕЕ побуждение, которое заставило неприметного и неоцененного лесоруба пожертвовать семьей и двинуться в крестовый поход на Ист-Сайд — обнажает вот это побуждение: не отдавая себе отчета, ОН НАПРАВИЛСЯ ТУДА ПОКАЗАТЬ НЕВЕДАЮЩЕМУ МИРУ ДАРОВАНИЕ, СКРЫВАВШЕЕСЯ В НЕМ, И ЗАПОЛУЧИТЬ ПРИЗНАНИЕ. Как я тебя и предупреждал, НИ ОДИН поступок не проистекает от другого закона, от другого мотива. Но я молю тебя, не принимай этот закон, поверив мне на слово, но скрупулезно проанализируй его сам. Когда ты прочитаешь или услышишь об акте самопожертвования, или о совершении долга РАДИ САМОГО ДОЛГА, разложи его по палочкам и отыщи НАСТОЯЩИЙ мотив. Он всегда там есть.

Y.М. Я делаю это каждый день. Ничего с собой поделать не могу, я пустился в унизительный и изводящий поиск. Потому что это до омерзения интересно! — вернее сказать, пленительно интересно. Как только я наталкиваюсь в книге на славный поступок, я останавливаюсь, раскладываю его на части и исследую его, и ничего с собой поделать не могу.

О.М. Натолкнулся ли ты хоть раз на тот, который бы нарушил закон?

Y.М. До сих пор, нет. А что вы скажете о прислуге — о чаевых в Европе. Вы платите ОТЕЛЮ за обслуживание; вы НИЧЕГО не должны его служащим, но тем не менее даете им чаевые. Разве это не нарушает правило?

О.М. Каким образом?

Y.М. Ты не ОБЯЗАН совершать этого, и поэтому причина этого — сочувствие их плохо оплачиваемой работе, и…

О.М. Досаждал ли тебе этот обычай, раздражал ли, возмущал?

Y.М. Признаться, да.

О.М. Но тем не менее ты ему уступал?

Y.М. Разумеется.

О.М. Почему разумеется?

Y.М. Оттого что обычай — это в каком-то смысле закон, а законам следует подчиняться — все считают своим ДОЛГОМ это делать.

О.М. Тогда выходит, что ты платишь этот раздражающий налог ради ДОЛГА?

Y.М. Выходит, что так.

О.М. Тем самым побуждение, вынуждающее тебя платить налог, не является ни состраданием, ни милосердием, ни доброжелательностью?

Y.М. Должно быть, нет.

О.М. Так что?

Y.М. Я… возможно я поспешил с выводами.

О.М. Возможно да. А если бы ты пренебрег этим обычаем, получил бы ты проворную и исполнительную работу от прислуги?

Y.М. О, о чем вы говорите! Эти европейские служащие? И мечтать бы не приходилось.

О.М. Не могло ли ЭТО сработать как побуждение, вынудившее тебя заплатить этот налог?

Y.М. Я не отрицаю этого.

О.М. Выходит, что в это исполнение долга примешано немного эгоизма, не так ли?

Y.М. Да, выходит так. Но вот что еще: мы даем чаевые, полагая что это несправедливо и попахивает вымогательством; и тем не менее нам потом тяжко на сердце, если мы были несправедливы к бедным созданиям; и мы хотели бы вернуться назад, чтобы все исправить, и не просто поступить ПРАВИЛЬНО, а ЩЕДРО. Мне кажется, что даже вам будет тяжко найти в этом побуждении эгоизм.

О.М. Не понимаю, почему ты так думаешь. Когда тебе приносят счет за услуги, оказанные отелем, раздражает ли это тебя?

Y.М. Нет.

О.М. Жалуешься ли ты когда-либо?

Y.М. Мне и в голову это не придет.

О.М. Сам РАСХОД, значит, не является раздражающей вещью. Это твердый платеж, и ты оплачиваешь его бодро, безропотно. Когда же ты платишь прислуге, пришлось бы тебе по душе, если бы и им ты платил твердо установленный платеж?

Y.М. Я бы возликовал!

О.М. Даже если бы этот твердый платеж был в РАЗЫ больше того, что ты привык платить в форме чаевых?

Y.М. Разумеется!

О.М. Отлично. Как вижу это я, это не сострадание и не долг, которые движут тобой при даче чаевых, и это не их РАЗМЕР. Но ЧТО-ТО не дает тебе покоя. Что это?

Y.М. Проблема в том, что ты не знаешь, сколько должен заплатить, размер чаевых варьируется по всей Европе.

О.М. Значит тебе приходится гадать?

Y.М. По-другому никак. И ты начинаешь думать и думать, рассчитывать и гадать, спрашивать совета у других и интересоваться их мнением; это портит твой сон по ночам, ты чувствуешь себя в смятении, и пока ты притворяешься, что любуешься окрестностями, все это время твой мозг неустанно думает, тревожится и чувствует себя весьма жалко.

О.М. И это все из-за долга, который ты никому не должен и платить не обязан, разве что сам не сподобишься! Странно. Для чего ты тогда гадаешь?

Y.М. Чтобы вычислить, сколько же им дать, чтобы не быть несправедливым по отношению к ним.

О.М. С виду благородное занятие — причиняющее столько боли и отнимающее уйму ценного времени, чтобы быть честным и справедливым по отношению к бедной прислуге, которой ты не должен ничего, но которая нуждается в деньгах и бедствует.

Y.М. Я и сам думаю, что даже если за всем этим и есть неприятный мотив, его тяжело будет найти.

О.М. Как ты узнаешь, когда недостаточно дал чаевых?

Y.М. Прислуга умолкает; не благодарит тебя. Иногда награждает взглядом, который заставляет тебя устыдиться. Но ты слишком горд, чтобы признать ошибку там, когда взоры устремлены на тебя, но затем ты только о том и мечтаешь, чтобы исправить все. Боже мой, стыд и боль этого! А иногда по внешним признакам ты видишь, что все сделал правильно, и уходишь вполне удовлетворенным. А иногда человек до того безудержно рассыпается в благодарностях, что ты понимаешь, что дал больше, чем следовало.

О.М. СЛЕДОВАЛО? Следовало для чего?

Y.М. Чтобы удовлетворить его.

О.М. И как ты себя чувствуешь ТОГДА?

Y.М. Я раскаиваюсь.

О.М. Я считаю, что ты позабыл о себе, пока рассчитывал, сколько ему причитается, ты размышлял только о том, что удовлетворит ЕГО. И на то ты имел причину, о которой обманывался.

Y.М. Что это было?

О.М. Если бы ты дал ему меньше того, что он ожидал, он бы наградил тебя взглядом, осрамившем бы тебя перед людьми. Это причинило бы тебе БОЛЬ. ТЕБЕ — ты думаешь только о себе, а не о НЕМ. Если бы дал ему больше, чем он ожидал, тебе будет стыдно от САМОГО СЕБЯ, что причинило бы тебе БОЛЬ — и снова ты думаешь о СЕБЕ, защищаешь себя, ПРЕДОХРАНЯЕШЬ СЕБЯ ОТ ДИСКОМФОРТА. Ты ни разу не подумал о прислуге — ты лишь думал о его ОДОБРЕНИИ. Получив его, ты заполучил бы СВОЕ одобрение, а это единственная вещь, которая тебя тревожила. ВЛАСТЕЛИН внутри тебя будет тогда удовлетворен, доволен, будет чувствовать себя комфортно; во всей этой сделке ты сначала думал только о себе.

Дальнейшие примеры

Y.М. Только подумать: самопожертвование для других, самое возвышенное, что есть в человеке, списано со счетов! Не существует!

О.М. Ты обвиняешь меня в том, что я это сказал?

Y.М. Разумеется.

О.М. Ничуть не бывало.

Y.М. Что же вы тогда сказали?

О.М. Что ни один человек никогда не жертвовал собой в обычном значении этого слова — то есть жертвовал собой ТОЛЬКО в пользу другого. Люди каждый день чем-то жертвуют для других, но не ради них В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ. Поступок должен удовлетворять В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ их дух. Все остальные выгоды следует на втором месте.

Y.М. И то же самое касательно выполнения долга ради самого долга?

О.М. Да. Ни один человек не выполняет долг ради самого долга; поступок должен удовлетворять СНАЧАЛА его дух. Он должен чувствовать себя лучше, ВЫПОЛНЯЯ его, чем если пренебрегая им. Иначе он его претворит в жизнь.

Y.М. А как случай с ЗАМКОМ БЕРКЛИ?

О.М. Это был славный долг, исполненный честь по чести. Будь добр, рассмотри его скрупулезно.

Y.М. Британский военный корабль был наполнен солдатами, их женами и детьми. Он столкнулся со скалой и начал идти ко дну. В шлюпках место было лишь для женщин и детей. Полковник собрал свою часть на палубе и произнес «Наш долг погибнуть, дабы они остались в живых». Не раздалось ни звука ропота или протеста. Лодки унесли женщин и детей прочь. Настал их смертный час, полковник и его приближенные заняли свои места, воины стояли с оружием на плечах, и как на параде, с барабанной дробью и развевающимися флагами, они пошли ко дну, жертва, принесенная во имя долга ради самого долга. Вы можете как-то по-другому на это взглянуть?

О.М. Да, это было возвышенно, и это было достойно. Было бы тебе по плечу остаться нам этом корабле с ними и пойти ко дну навстречу смерти, не поведя бровью, как сделали это они?

Y.М. Смог бы я? Нет, я не смог бы.

О.М. Думай. Представь себя на их месте, когда их судьба плеск за плеском поднималась им навстречу.

Y.М. Я могу себе это представить. Я могу прочувствовать весь ужас этого. Но я был бы не в состоянии это перенести, я бы не смог невозмутимо оставаться на месте. Я знаю это.

О.М. Почему?

Y.М. Как понять почему: я хорошо себя знаю, это было бы выше моих сил.

О.М. Но это было бы твоим долгом.

Y.М. Да, я в курсе, но я не смог бы.

О.М. Их было больше тысячи человек, но не один из них не моргнул глазом. Кто-то из них наверняка родился с твоим темпераментом; если они смогли выполнить долг ради самого долга, чем ты хуже них? Известно ли тебе, что, собери ты тысячу клерков и механиков вместе, поставь их на этой палубе и прикажи им умереть ради долга, известно ли тебе, что даже две дюжины из них не простоит в рядах до самого конца?

Y.М. Да, мне это известно.

О.М. Но ты можешь ВОСПИТАТЬ их, провести их через пару кампаний; они станут вояками; воинами, с воинской гордостью, с воинским самоуважением, с воинскими идеалами. И тогда им придется удовлетворять СВОЙ ВОИНСКИЙ ДУХ, а не дух клерков или механиков. Тогда они не смогли бы удовлетворить свой дух, оттолкнув долг солдата, разве не так?

Y.М. Так и есть.

О.М. Значит, они исполняют долг не ради самого долга, но для самих себя — в первую очередь. ДОЛГ был ТАКИМ ЖЕ категоричным, как и тогда, когда они были клерками, механиками, новобранцами, но они бы его не исполнили. Как клерки или механики они имели другие идеалы, другой дух, который следовало удовлетворять, и они удовлетворяли его. Им ПРИХОДИЛОСЬ; это закон. ВОСПИТАНИЕ сильнодействующе.

Обучение в сторону высоких, высших, и все более высших идеалов стоит мысли, усилий и прилежного старания любого человека.

Y.М. А человек, который идет на костер, чем исполняет долг вместо того, чтобы трусливо избежать его.

О.М. Это его натура и его обучение. Он должен удовлетворять свой дух, даже если он стоит ему жизни. Другой человек, пусть и такой же религиозный, но другого темперамента, не исполнит этого долга, хотя и признавая его долгом, и горюя, что он его не достоин: но ему приходится удовлетворять дух внутри него — ничего поделать он не может. Он не может исполнить этот долг ради самого долга, потому что это не удовлетворит его духа, а удовлетворение духа всегда стоит НА ПЕРВОМ МЕСТЕ. Оно предшествует остальным долгам.

Y.М. А священник с незапятнанными моральными принципами, который голосует за подлеца в органы управления, который состоит в его партии, и против честного человека из другой партии.

О.М. Он должен удовлетворять свой дух. У него нет никакой общественной морали или своих моральных принципов, если процветание его партии на кону. Он всегда будет следовать своей натуре и воспитанию.

IV

Воспитание

Y.М. Вы продолжаете повторять это слово — воспитание. Под ним вы понимаете…

О.М. Изучение, обучение, наставления, проповеди? Это только часть этого — но не большая часть. Я имею ввиду ВСЕ внешние воздействия. Их не перечесть. От колыбели до могилы, пока человек бодрствует, он находится под постоянным воспитанием. В первом ряду его воспитателей стоит СООБЩЕСТВО. Это окружающая среда с людьми, влияющая на его разум и чувства, снабжающая его идеалами, ставящая его на ноги и поддерживающая его в пути. Если он отклоняется с этого пути, его начинают избегать люди, которых он больше всего любит и почитает, и чье одобрение ценит превыше всего. Он хамелеон: по закону своей природы он принимает цвет того места, в котором обитает. Оказываемые на него влияния формируют его предпочтения, его антипатии, его политические убеждения, его вкусы, его мораль и нравы, его религию. Никакие из этих вещей он сам не создает. Он ДУМАЕТ, что создает, но только из-за того, что не вник в суть дела. Встречал ли ты пресвитерианцев?

Y.М. Много раз.

О.М. Как вышло, что они стали пресвитерианцами, а не конгрегационалистами? А те в свою очередь не баптистами, а баптисты не католиками, католики буддистами, буддисты квакерами, квакеры приверженцами епископальной церкви, приверженцы епископальной церкви миллеритами, миллериты индуистами, индуисты атеистами, атеисты спиритуалистами, спиритуалисты агностиками, агностики методистами, методисты конфуцианцами, конфуцианцы унитаристами, унитариане магометанами, магометане воинами спасения, воины спасения зороастрийцами, зороастрийцы христианскими учеными, христианские ученые мормонами — и так далее?

Y.М. Вы сами знаете на это ответ.

О.М. Этот список вероисповеданий не является записью учений и поисков истины; это, главным образом (и саркастически), означает, что способно сотворить СООБЩЕСТВО.

Если вам известна национальность человека, вы почти что без особого труда в состоянии определить вид его религии: англичанин — протестант; американец — тоже; испанец, француз, ирландец, итальянец, южноамериканец — католики; русский — православный; турок — магометанин; и так далее. А если вам известен вид его религии, вам известно, какие религиозные книги он читает, когда хочет получить истину, и какие книги он избегает, как бы случаем не заполучить больше истины, чем ему было необходимо. В Америке, если ты знаешь, за какую партию голосует человек, ты также знаешь, в каких сообществах он вращается, как он получил свои политические взгляды, какую газету он читает, чтобы просветить себя, какой род газет старательно избегает, какие массовые политические собрания посещает, что расширить политические знания, и от каких собраний уклоняется, разве что чтобы доказать несостоятельность их доктрин обломками кирпичей. Мы постоянно слышим о людях, находящихся в ПОИСКАХ ИСТИНЫ. Я никогда не встречал (неизменного) его образца. Я думаю, он никогда не ступал на эту землю. Однако я повидал несколько чистосердечных людей, которые ДУМАЛИ, что они (неизменные) Искатели Истины. Они искали прилежно, настойчиво, тщательно, осмотрительно, глубоко, со всей честностью и подходящим суждением — пока не уверовали, без грамма сомнений и вопросов, что наконец-то нашли ИСТИНУ. НА ЭТОМ ИХ ПОИСК ЗАКАНЧИВАЛСЯ. Они проводили остаток своих залатывая дыры по мере их появления, дабы защитить свою ИСТИНУ от непогоды. Если человек охотился за политической ИСТИНОЙ, он находил ее в одном из сотен политических учений, которые руководят людьми на земле; если он был в поисках ЕДИНСТВЕННО ВЕРНОЙ РЕЛИГИИ, он находил ее среди других трех тысяч религий, которые были на рынке. В любом случае, найдя ИСТИНУ, ОН НЕ ПРОДОЛЖАЛ ИСКАТЬ ДАЛЬШЕ; но начиная с того дня, с паяльником в одной руке и дубинкой в другой, он паял дыры и аргументировал возражающих. Было неисчислимое количество Временных Искателей Истины — слышал ли ты когда-нибудь о неизменном? В силу самой своей природы такой человек невозможен. Но вернемся к нашей теме… воспитание: все воспитание состоит в той или другой форме ВНЕШНЕГО ВЛИЯНИЯ, и СООБЩЕСТВО ЯВЛЯЕТСЯ БОЛЬШЕЙ ЕГО ЧАСТЬЮ. Человек всегда такой, каким внешние влияния выковали его. Они воспитывают его в худшую сторону или в хорошую сторону — но они ВОСПИТЫВАЮТ его; они работают над ним день и ночь.

Y.М. Тогда выходит, что если волею судьбы человек имеет несчастье расти не в той среде, то для него нет надежды, если судить по вашим замечаниям — его будут воспитывать в худшую сторону.

О.М. Нет надежды? Для этого хамелеона? Ты ошибаешься. В том, что он хамелеон, и заключена его главная удача. Ему следует только сменить место обитания — свое СООБЩЕСТВО. Но побуждение для этого должно прийти ИЗВНЕ — сам он не породит такую идею с этой целью. Иногда даже самый пустяковый и случайный инцидент может предоставить ему этот импульс и поставить его на новый путь, с новым соображением. Случайно оброненная фраза возлюбленной, «Я слышала, что вы трус» может полить зерно, которая затем вырастет, расцветет и разрастется, и принесет неожиданные плоды — на полях брани. История человечества полна таких случаев. Сломанная нога привела богохульного и похабного солдата в лоно религиозных влияний и снабдила его новым идеалом. В результате этого появился орден иезуитов, и он сотрясал троны, менял законы, и делал другие огромные вещи на протяжении двухсот лет — и продолжит делать. Случайно прочитанная книга или статейка в газета могут привести человека на новую дорогу и заставить его отречься от прежних связей и искать новых, находящихся во взаимном понимании с его новыми идеалами: и в результате этот человек может полностью изменить образ своей жизни.

Y.М. Вы намекаете на какую-то программу действий?

О.М. Не на новую — на древнюю. Как само человечество.

Y.М. Какую?

О.М. Расстановку ловушек для человека. Ловушек с приманкой в виде ПОБУЖДЕНИЙ В СТОРОНУ ВЫСОКИХ ИДЕАЛОВ. Это то, чем занимается человек, раздающий брошюрки.

Это то, чем занимаются миссионеры. И это то, чем должны заниматься правительства.

Y.М. Разве они этого не делают?

О.М. В одном случае они это делают, в другом нет. Они изолируют больных оспой от здоровых людей, но, борясь с преступностью, они сажают здоровых в чумной барак, наполненный больными. Иначе говоря, они сажают неискушенных преступников с закоренелыми преступниками. Это бы не имело значения, если бы человек изначально стремился к добру, чего у него не наблюдается, а его СООБЩЕСТВО делает начинающих преступников еще хуже, чем они были до того, как там оказались. Иногда это очень суровое наказание для сравнительно невинного человека. Они вешают человека — невеликое наказание; это разбивает сердца его семьи — суровое наказание.

Они уютно сажают и кормят человека, избивающего жену, и оставляют его невинную жену и семью голодать.

Y.М. Вы верите в учение, что человек наделен интуитивным осознанием добра и зла?

О.М. У Адама его не было.

Y.М. Но приобрел ли его человек с тех пор?

О.М. Нет. Я считаю, что никакой интуиции и в помине у него нет. Он получает ВСЕ свои идеалы, все впечатления из внешнего мира. Я продолжаю повторять это в надежде, что смогу убедить тебя в этом, чтобы ты стал заинтересован в том, чтобы пронаблюдать и проанализировать это сам, а затем сделать вывод о ложности или верности моего утверждения.

Y.М. Где вы взяли ваши раздражающие суждения?

О.М. ИЗВНЕ. Я не изобретал их. Они скопились из тысяч незамеченных источников. В основном НЕОСОЗНАННО накопились.

Y.М. Верите ли вы, что Бог может создать врожденно честного человека?

О.М. Да, я знаю, что это ему ничего не стоит. И еще знаю, что он такого не создавал.

Y.М. Наблюдатель мудрее вас записал факт того, что «честный человек — выдающееся творение Создателя».

О.М. Он записал не факт, он записал ложь. Это напыщенно, звучит красиво, но далеко от правды. Господь создал человека с возвышенными и бесчестными ВОЗМОЖНОСТЯМИ в нем и на этом остановился. СООБЩЕСТВА человека развивают эти возможности — тот или иной набор. Следствием является соответственно благородный или низкий человек.

Y.М. И благородный человек не имеет права на…

О.М. Похвалу? Нет. Как долго мне еще придется тебе это повторять? Не ОН зодчий своей честности.

Y.М. В таком случае, в чем тогда смысл воспитывать людей так, чтобы они вели добродетельные жизни? Чего этим можно добиться?

О.М. Сам человек от этого получает большие преимущества, а это самая глвная вещь — для НЕГО. Он не является угрозой своим соседям, не наносит им вреда — и ОНИ также получают преимущества от его достоинств. А это главная вещь для НИХ. Это может сделать жизнь заинтересованных сторон сравнительно удобной; ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ этим воспитанием может подвергнуть жизнь заинтересованных сторон опасности и бедствию.

Y.М. Вы сказали, что воспитание — это все; что воспитание — это САМ человек, потому что оно делает его таким, какой он есть.

О.М. Я упомянул о воспитании и о ДРУГОЙ вещи. Забудем об этой вещи на секунду. Что ты хотел сказать?

Y.М. У нас есть старая служанка. Она служит у нас вот уже 22 года. Когда-то она работала безукоризненно, но сейчас сделалась очень забывчивой. Мы в ней души не чаем; мы отдаем себе отчет, что она ничего не может поделать со старческой слабостью; остальная часть семьи не третируют ее за забывчивость, но иногда я не могу удержать себя в руках. Разве я не пытаюсь? Еще как. И вот сегодня утром, когда я был готов одеваться, она не приготовила мне чистую одежду. Я потерял самообладание; его мне ничего не стоит потерять ранним утром. Я позвонил и сразу же дал себе слово ничем себя не выдать, быть заботливым и говорить вежливо. Я тщательно себя подготовил и даже повторил несколько раз предложение, которое произнесу: «Вы забыли положить чистую одежду, Джейн.» Когда она возникла в дверях, я открыл рот, чтобы произнести эту фразу — а из него вырвалось гневный упрек, вызванной неожиданным взрывом чувств, которого я не ожидал и не смог обуздать: «Вы снова их забыли!» Вы говорите, что человек всегда совершает поступки, угождающие ВЛАСТЕЛИНУ ВНУТРИ него. Откуда пришло мое побуждение тщательно выбирать свои слова и избавить эту женщину от унижения порицания? Оно тоже пришло от ГОСПОДИНА, который всегда в первую очередь заботится только о СЕБЕ?

О.М. В этом нет сомнений. Другого источники этого импульса быть не может. ВО ВТОРУЮ ОЧЕРЕДЬ ты приготовился избавить женщину от унижения, но в ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ целью побуждения было удовлетворения твоего Господина.

Y.М. Что вы имеете ввиду?

О.М. Кто-нибудь из членов твоей семьи заклинал тебя держать себя в руках и не набрасываться на служанку?

Y.М. Да. Моя мать.

О.М. Ты любишь ее?

Y.М. Конечно!

О.М. Ты всегда сделаешь все, что есть в твоей власти, чтобы порадовать ее?

Y.М. Для меня удовольствие радовать ее!

О.М. Почему? ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ ЭТО ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЗА ПРИБЫЛЬ. Какую прибыль ты ожидаешь и наверняка получишь от своего вложения?

Y.М. Лично? Никакую. Просто радовать ЕЕ уже достаточно для меня.

О.М. В таком случае твоей целью, в первую очередь, БЫЛО НЕ избавить женщину от унижения, но ПОРАДОВАТЬ СВОЮ МАТЬ. И выходит, что тебе доставляет удовольствие радовать свою мать. Разве эта не та прибыль, которую ты получаешь от вложения? Разве это не НАСТОЯЩАЯ и ЕДИНСТВЕННАЯ прибыль?

Y.М. Продолжайте.

О.М. Во ВСЕХ сделках, ВЛАСТЕЛИН ВНУТРИ нас всегда смотрит, чтобы В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ПРИБЫЛЬ ПОЛУЧИЛИ МЫ. В противном случае нет никакой сделки.

Y.М. В таком случае, если я так жаждал получить эту прибыль и был полон решимости, почему я отбросил ее, потеряв самообладание?

О.М. Чтобы получить ДРУГУЮ прибыль, неожиданно вытеснившую ее в ценности.

Y.М. Где она была?

О.М. Она сидела в засаде за твоим врожденным темпераментом, и ждала своего часа. Твой врожденный вспыльчивый темперамент проявил себя, и НА МГНОВЕНИЕ его влияние оказалось могущественнее влияния твоей матери, и уничтожило его. В этот момент ты страстно желал гневно укорить ее и насладиться этим. Ты ведь получил от этого удовольствие?

Y.М. Да — на доли секунды. Да, получил.

О.М. Все как я сказал: вещь, которая принесет тебе НАИБОЛЬШЕЕ удовольствие, наибольшее наслаждение, в любую секунду или ДОЛЮ секунды, это и есть та вещь, которую ты неизбежно совершишь. Ты должен удовлетворить САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ каприз ВЛАСТЕЛИНА, каким бы он ни был.

Y.М. Но когда глаза прислуги наполнились слезами, я готов был отсечь себе руку за то, что натворил.

О.М. Верно. Ты унизил СЕБЯ, ты причинил себе БОЛЬ. Ничто не имеет для человека наиболее важного значения, кроме исхода, причиняющего ему вред или дарующего ему прибыль — все остальное НА ВТОРОМ МЕСТЕ. Твой ХОЗЯИН был недоволен тобой, хотя ты и подчинился ему. Он затребовал немедленного покаяния; ты опять покорился; тебе ПРИШЛОСЬ — его приказов не избежать. Он бесчувственный и переменчивый властелин; он меняет свое решение в доли секунды, но ты должен быть готов подчиниться, и ты ему повинуешься, ВСЕГДА. Если он затребовал раскаянья, ты удовлетворишь его, ты всегда будешь удовлетворять его. Ты должен лелеять его, ласкать, нянчиться с ним, и продолжать удовлетворять его прихоти, на каких угодно условиях.

Y.М. Воспитание! Какая от него польза? Смогу ли я, сможет ли моя мать воспитать меня до той точки, что я больше не сорвусь на эту женщину?

О.М. Тебе доводилось когда-нибудь обуздать выговор?

Y.М. Да, конечно, и не раз.

О.М. В этом году больше, чем в прошлом?

Y.М. Да, во много раз.

О.М. А в прошлом году гораздо больше, чем в позапрошлом?

Y.М. Ага.

О.М. Значит в два года ты значительно продвинулся?

Y.М. Да, несомненно.

О.М. Тогда ты ответил на свой вопрос. В воспитании ЕСТЬ польза. Продолжай в том же духе. Ты на верном пути. У тебя неплохо получается.

Y.М. Достигну ли я безупречности?

О.М. Достигнешь. Но до СВОЕГО ЛИМИТА.

Y.М. Моего предела? Что вы подразумеваете?

О.М. Помнишь, как ты сказал, будто я говорил, что ВОСПИТАНИЕ — это все. Я поправил тебя и сказал, что «воспитание и ДРУГАЯ вещь.» Другая вещь это и есть ТЕМПЕРАМЕНТ — то есть характер и склонности, с которыми ты родился. ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ИСТРЕБИТЬ ДАЖЕ ЛОСКУТ СВОЕГО ХАРАКТЕРА — ты можешь только поставить его под давление и подавить его. У тебя гневный нрав?

Y.М. Да.

О.М. Ты никогда от него не избавишься; но, следя за ним, ты можешь держать его в узде почти постоянно. САМО НАЛИЧИЕ ЕГО ЯВЛЯЕТСЯ ТВОИМ ПРЕДЕЛОМ. Ты никогда не достигнешь безупречности, потому что твой нрав будет время от времени брать вверх над тобой, но ты приблизишься достаточно близко. Ты прогрессировал на глазах и можешь добиться большего. В воспитании ЕСТЬ польза. Огромная польза. С неизбежностью ты достигнешь новой стадии развития, и затем оно пойдет легче; будет развиваться на более простой основе, как бы то ни было.

Y.М. Объясните.

О.М. Сейчас ты сдерживаешь свои попреки, чтобы удовлетворить СЕБЯ, досталяя приятное МАТЕРИ; в дальнейшим просто победа над своим нравом доставит удовольствие твоему тщеславию и доставит более изысканное удовольствие и наслаждение, чем даже одобрение твоей матери доставляет тебе сейчас. Ты будешь доставлять удовольствие сразу себе, а не окольным путем через свою мать. Это упрощает дело и усиливает импульс.

Y.М. Боже мой! Но я никогда не достигну того, что избавлю ее от упреков В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ДЛЯ НЕЕ САМОЙ, а не для себя?

О.М. Достигнешь. На небесах.

Y.М. (После задумчивой паузы) Темперамент. Его нельзя сбрасывать со счетов. Это и в самом деле огромный фактор. Моя мать чуткая, у нее мягкий характер. Когда я оделся, я пошел к ней в комнату; ее там не было; я позвонил, она ответила мне из ванной. Я слышал, как течет вода. Она ответила, не теряя самообладания, что Джейн забыла ее полотенце, ей пришлось самой приготовить его. Я предложить позвонить, но она воспротивилась: «Не делай этого; это только причинит ей боль, и будет упреком; она того не заслуживает — ее нельзя винить в том, что ее память паясничает над ней.» Я имею в виду — был ли у моей матери ВНУТРЕННИЙ ГОСПОДИН? — где он был?

О.М. Он был там. Там, ища себе покоя, удовольствия и удовлетворения. Боль служанки причинила бы боль твоей матери. В противном случае она настояла бы на том, чтобы ты позвонил в звонок, несмотря на боль прислуги. Я знаю женщин, которые получили бы самое что ни на есть удовольствие, позвонив в звонок Джейн — они бы неизбежно нажали на кнопку и подчинились закону их существа и воспитания, которые служат МАСТЕРУ ВНУТРИ каждого из нас. Должно быть, часть терпения твоей матери пришла из воспитания. ХОРОШИЙ вид воспитания — такое, главное и высшее назначение которого есть наблюдение за тем, что каждый раз, когда оно доставляет удовольствие своему ученику, оно в то же время наделяет через вторые руки выгодой других.

Y.М. Если бы хотели в сжатой форме передать ваше увещевание для повсеместного улучшения хода жизни, как бы вы сформулировали его?

Увещевание

О.М. НЕУСТАННО ВОСПИТЫВАЙ И СОВЕРШЕНСТВУЙ СВОИ ИДЕАЛЫ ДО ТОЙ ВЕРШИНЫ, НА КОТОРОЙ ТЫ НАЙДЕШЬ ГЛАВНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ В ПОВЕДЕНИИ, КОТОРОЕ, УДОВЛЕТВОРЯЯ ТЕБЯ, БУДЕТ В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ПРИНОСИТЬ ПОЛЬЗУ ТВОИМ СОСЕДЯМ И ОБЩЕСТВУ.

Y.М. Это новое учение?

О.М. Нет.

Y.М. Этому уже учили раньше?

О.М. Уже десять тысяч лет.

Y.М. Кто?

О.М. Все великие религии — все великие учения.

Y.М. Значит, в твоем нет ничего нового?

О.М. Как же, разве ты не видишь? В это время оно откровенно заявлено. Раньше этого сделано не было.

Y.М. Что вы имеете ввиду?

О.М. Разве я не поставил ТЕБЯ в ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, а твоих соседей и общество ЗА ТОБОЙ?

Y.М. Да, в этом есть разница, согласен.

О.М. Разница между разговором начистоту и непрямым разговором; различие между прямотой и шарканьем.

Y.М. Объясните.

О.М. Другие предлагают тебе сотни взяток, чтобы ты был хорошим, тем самым признавая, что Властелин внутри тебя должен быть умиротворен и услажден в первую очередь, и что ты ничего не сделаешь В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, кроме как ради него; затем они переводят стрелки и требуют, чтобы ты был хорошим ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ради других; требуют выполнять долг ради самого ДОЛГА; и САМОПОЖЕРТВОВАТЬ собой.

Итак, вначале мы все стоим на одном — мы признаем верховного и абсолютного Монарха, пребывающего в человеке, мы падаем ниц перед ним и взываем к нему; эти остальные затем начинают ловчить и шаркать, переворачивают с ног на голову, юлят, непоследовательно и нелогично меняя форму своего воззвания и направляя свои уговоры на силы человека, стоящие на ВТОРОМ МЕСТЕ или на силы, НЕ СУЩЕСТВОВАВШИЕ в нем, выдвигая их тем самым на ПЕРВОЕ место; в то время как я в своем Увещевании держусь логически и последовательно изначального заявления: я выношу ПРИЧУДЫ ВНУТРЕННЕГО ГОСПОДИНА на ПЕРВОЕ место, и впоследствии они там и остаются.

Y.М. Если мы предположим, что ваш проект и другие проекты метят на и порождают один и тот же исход — Должную Жизнь — есть ли у вашего проекта преимущества перед другими?

О.М. Да, одно — но огромное. В нем нет утаек, нет жульничества. Когда под его влиянием человек ведет праведную и ценную жизнь, он не обманывается по поводу НАСТОЯЩЕГО главного мотива, который вынуждает его к тому — чего ты не найдешь у других.

Y.М. Разве это преимущество? Разве это преимущество — жить возвышенной жизнь ради такой убогой причины? В других проектах он живет великодушной жизнью ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ, что живет ее ради благородных соображений. Разве это не преимущество?

О.М. Наверное. Такое же, какое он может получать, представляя себя герцогом, живя жизнью герцога и разгуливая вокруг с напыщенным видом герцога, не являясь оным, в чем может удостовериться без труда, проследив свое генеалогическое древо.

Y.М. Тем не менее, он обязан играть свою роль герцога; он сует руку в карман и занимается благотворительностью с таким размахом, который может себе позволить, и это приносит пользу обществу.

О.М. С таким же успехом он может творить то же самое, не будучи «герцогом».

Y.М. Но будет ли?

О.М. Ты видишь, к чему ты клонишь?

Y.М. К чему?

О.М. К позиции других проектов: что это порядочно — позволять невежественному герцогу продолжать заниматься показной благотворительностью ради своего герцогского достоинства, до чего низкий мотив, и продолжать ее заниматься в неведении, чем если дать ему знать о настоящем побуждении, что внушило им, что это может заставить его закрыть свой кошелек и завязать с благотворительностью.

Y.М. Но разве не для его же блага следует оставлять его в неведении до тех пор, пока он ДУМАЕТ, что совершает добро ради других?

О.М. Возможно. Другие проекты так и поступают. Они считают, что обман стоит того, если в конце концов дивиденды распределяются в виде славных дел и великодушного поведения.

Y.М. Я полагаю, что если человек будет следовать вашему плану, совершая славные деяния ради себя самого в первую очередь, а не ради САМИХ СЛАВНЫХ ДЕЯНИЙ в первую очередь, таких деяний не станет.

О.М. Проявлял ли ты в последние дни щедрость?

Y.М. Да. Не далее как сегодня утром.

О.М. Поделись, будь добр.

Y.М. Хижина старой негритянки, воспитывавшей меня в младенчестве и спасшей однажды мою жизнь, рискуя своей, сгорела вчера ночью, и бедняжка пришла ко мне вчера, убитая горем, и попросила денег на постройку новой.

О.М. Ты снабдил ее ими?

Y.М. Разумеется.

О.М. Ты был доволен, что у тебя оказались под рукой деньги?

Y.М. Деньги? У меня их не было. Я продал свою лошадь.

О.М. Ты был доволен, что у тебя оказалась лошадь?

Y.М. Конечно; если бы не эта лошадь, я был бы связан по рукам и ногам, и моя МАТЬ не преминула бы воспользоваться поводом, чтобы уволить старую Салли.

О.М. Ты был искренне рад, что не попался и смог выручить ее?

Y.М. Неимоверно!

О.М. Хорошо, тогда…

Y.М. Остановитесь! Я знаю весь перечень вопросов, которым вы меня засыпете, не тратьте свое время, я и сам могу на все ответить; но выражу их в одном высказывании: я дал ей денег, зная, что этот поступок доставит мне отменное удовольствие, и что трогательная благодарность и восхищение старой Салли будут мне так же приятны; и что ее счастливый вид оттого, что опасность миновала, наполнит и меня самого счастьем. Я совершил весь этот поступок трезво, отдавая себе отчет в том, что делаю это исключительно для СВОЕЙ части прибыли В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, ничуть не обманываясь на этот счет. Все, я признался. Продолжайте.

О.М. Добавить мне нечего; ты ничего не упустил. Могло ли что-либо еще СИЛЬНЕЕ побудить тебя выручить старую Салли — мог ли ты совершить свой поступок с большим рвением — если бы ты был под влиянием заблуждения, что делаешь это только ради ЕЕ пользы и прибыли?

Y.М. Нет! Ничто на земле не могло сделать побуждение, которой мной двигало, более мощным, более властным, более непреодолимым. Я достиг предела!

О.М. Очень хорошо. Ты начинаешь подозревать — а я утверждаю, что ЗНАЮ — что когда человек СИЛЬНЕЕ ДВИЖИМ совершить одну из двух вещей или из двух дюжин вещей, которые ему следует совершить, он неизбежно совершит эту ОДНУ вещь, будь она хорошей или плохой; и если она хорошая, никакие хитрости казуистики не могут увеличить силу движимого им импульса даже на йоту или что-либо добавить к тому удовлетворению и удобство, которые он испытает, совершив его.

Y.М. Значит, вы верите, что стремление человеческого сердца творить добро не угаснет вместе с разрушением иллюзии того, что славные дела совершаются ради них самих или ближнего, а не ради самого себя в первую очередь?

О.М. Да, это то, во что я верю.

Y.М. А не страдает ли от этого достоинство самого деяния?

О.М. Если и есть в этом достоинство, то в его ложности, которая непременно исчезает.

Y.М. Что же остается делать моралистам?

О.М. Безоговорочно продолжать поучать тому, чему они уже учат одной частью своего рта и забирают другой: Совершай справедливые вещи РАДИ СЕБЯ САМОГО, и будь счастлив тому, что твой СОСЕД непременно получит в итоге свою выгоду.

Y.М. Повторите ваше Увещевание.

О.М. НЕУСТАННО ВОСПИТЫВАЙ И СОВЕРШЕНСТВУЙ СВОИ ИДЕАЛЫ ДО ТОЙ ВЕРШИНЫ, НА КОТОРОЙ ТЫ НАЙДЕШЬ ГЛАВНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ В ПОВЕДЕНИИ, КОТОРОЕ, УДОВЛЕТВОРЯЯ ТЕБЯ, БУДЕТ В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ПРИНОСИТЬ ПОЛЬЗУ ТВОИМ СОСЕДЯМ И ОБЩЕСТВУ.

Y.М. Вы считаете, что КАЖДЫЙ поступок человека проистекает из ВНЕШНИХ ВОЗДЕЙСТВИЙ?

О.М. Да.

Y.М. Если я решусь ограбить человека, разве не я ТВОРЕЦ этой идеи, но она пришла ИЗВНЕ? Я вижу, как он несет деньги — например — и ЭТО двигает меня на преступление?

О.М. Только одно это? Разумеется, нет. Это всего-навсего ПОСЛЕДНЕЕ из вереницы влияний, растянувшихся на много лет в прошлое и подготовивших почву для этого. Всего лишь ОДНО внешнее влияние не может побудить человека на поступок, который противоречит его Воспитанию. Самое большее, на что оно способно — это предоставить ему новый образ мыслей и открыть его разум для восприятия новых ВЛИЯНИЙ — как и произошло в случае с Игнатием Лойолой. Со временем эти влияния могут воспитать его до точки, где это будет созвучно с его новым характером поддаться искушению ПОСЛЕДНЕГО влияния и совершить эту вещь. Я попробую изложить это немного по-другому, чтобы ты яснее себе представил мою теорию. Допустим, есть два слитка из чистого золота. Они будут представлять собой два характера, которые были облагорожены и доведены до безупречных добродетелей за годы старательного воспитания в верном направлении. И допустим, ты захотел поломать эти сильные и крепко сбитые характеры — какому воздействию ты подвергнешь эти слитки?

Y.М. Предложите сами. Продолжайте.

О.М. Допустим, я буду обдавать один из них струей пара многие часы кряду. Добьюсь ли я своего?

Y.М. Думаю, что нет.

О.М. Почему?

Y.М. Струя пара не в состоянии повредить это вещество.

О.М. Очень хорошо. Пар это ВНЕШНЕЕ ВЛИЯНИЕ, но безрезультатное, потому что золото НИКАК НА НЕГО НЕ РЕАГИРУЕТ. Слиток остался таким же. Допустим, мы добавили немного ртути в пар, и стали обдавать им слиток, следует ли ждать мгновенного результата?

Y.М. Нет.

О.М. РТУТЬ это внешнее влияние, к которому золото (в силу специфичности своей природы — ТЕМПЕРАМЕНТА, ХАРАКТЕРА) РАВНОДУШНЫМ ОСТАВАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ. Это возбуждает любопытство золота, хотя мы это не замечаем; но применив это ЕДИНОЖДЫ, мы ничего не добьемся. А если мы продолжим обдавать золото паром, и посчитаем каждую минуту за год, то к концу десяти или двадцати минут — десяти или двадцати лет слиток пропитан ртутью, от его добродетелей не осталось следа, а характер испорчен. Оно наконец готово поддаться искушению, на которое даже не обратило бы внимание 10 или 20 лет назад. Мы предоставим ему искушение в виде давления моего пальца. Видишь результат?

Y.М. Да; слиток рассыпался в песок. Сейчас я понимаю. Только ОДНО внешнее влияние не делает всю работу, оно является ПОСЛЕДНИМ в череде долгих и разлагающих накоплений влияний. Я вижу, что сам мой импульс ограбить человека возникнет на пустом месте, а что он только ПОСЛЕДНИЙ из подготовивших почву для этого решения. Вы можете представить это в виде притчи.

Притча

О.М. Жила однажды пара близнецов-мальчиков. Они были похожи друг на друга своими хорошими характерах, беспомощной нравственностью и внешностью. В воскресной школе их всегда ставили в пример. В 15 лет у Джорджа появилась возможность попасть на китобойное судно юнгой, и он отплыл в Тихий океан. Генри остался жить в деревне. В 18 Джордж уже стал матросом, А Генри стал учителем в воскресной школе. В 22 года Джордж, через привычки лезть в драку и закладывать за воротник, приобретенные за годы, когда он бороздил моя и гулял в морских портах со своими товарищами, попал в переделку в Гонконге и не смог вернуться на работу; А Генри стал директором воскресной школы. В 26 Джордж стал бродягой и попрошайкой, а Генри пастором в местной церкви. Затем Джордж вернулся домой и гостил у Генри. В один из вечеров мужчина прошел пред их глазами и свернул за улочку, и Генри произнес с жалкой улыбкой: «Сам того не желая, этот человек продолжает напоминать мне о моей мучительной бедности, потому что носит кучу денег с собой и каждый вечер проходит мимо нашего дома.» Этого ВНЕШНЕГО ВЛИЯНИЯ — этой ремарки — хватило для Джорджа, но ОНА не была единственным мотивом, заставившим его подстеречь этого человека и зарезать его, она представляла собой 11 лет накопления этих влияний, и породила поступок, на созревание которого эти влияния и подготовили почву. У Генри никогда и в мыслях не было прикончить этого человека — его слиток обдавали только струей пара; слиток же Джорджа был под напором ртути.

V

Снова о Человеке-Машине

Заметка

Когда миссис В. вопрошает, как может миллионер тратить хоть один доллар на колледжи и музеи, пока хоть одно человеческое создание лишено куска хлеба, она сама отвечает на свой вопрос. Ее слабость к обездоленным говорит о том, у нее есть мерило щедрости; тем самым признавая, что и у миллионера может быть свой критерий щедрости; а то, что она требует от него перенять свой образец, она тем самым предполагает возможность самой перенять его. Человек всегда смотрит свысока, оценивая эталоны другого человека; он никогда не находит того, с которого брал бы пример.

Y.М. Вы и в самом деле полагаете, что человек, это машина?

О.М. Да.

Y.М. И что его разум работает непроизвольно и независимо от его контроля — продолжает думать по своему хотению?

О.М. Да. Он неутомимо работает, неустанно работает, каждую минуту жизни. Ты когда-нибудь ворочался в постели ночь напролет, умоляя, заклиная, приказывая своему разуму прекратить работу, чтобы ты поспал? — ты, наверное воображаешь, что твой разум у тебя на службе и должен подчиняться твоей воле, думать о том, что ты хочешь, чтобы он думал, и останавливаться, когда ты этого потребуешь. Когда он захочет работать, ты не сможешь остановить его ни на секунду. Самому сметливому человеку будет не под силу обеспечить его темами, если он начнет гоняться за ними. Если бы ему нужна была помощь человека, чтобы начать работать, он был ждал, чтобы тот будил его по утрам.

Y.М. Может он и будит.

О.М. Нет, он начинает работу сразу, до того как человек окончательно проснется, чтобы сделать ему предложение. Он может уйти спать со словами, «Как только я проснусь, я подумаю о том-то и том-то,» но он потерпит неудачу. Ему будет не угнаться за своим умом; и еще до того, как он стряхнет с себя остатки сна, он увидит, что его разум уже за работой на другим предметом. Сам проведи опыт и увидишь.

Y.М. Но тем не менее, он может заставить его следовать теме, если того захочет.

О.М. Не сможет, если тот найдет себе работу поинтересней. Как правило, он не будет слушать ни занудного оратора, ни красноречивого. Он отвергнет все увещевания.

Занудный оратор утомляет его и отправляет строить воздушные замки; красноречивый оратор поощряет возникновение идей, за которыми тот начинает гнаться и опять-таки не замечает ни его, ни разговора. Ты не сможешь удержать свой разум от странствий, если он того захочет — ведь Властелин он, а не ты. Через несколько дней…

О.М. Что о снах — мы поговорим о них попозже. Тем временем, приказывал ли ты своему рассудку ждать распоряжений от тебя, и не думать о том, что ему заблагорассудится?

Y.М. Да, я приказывал ему быть готовым принимать мои распоряжения утром, когда я проснусь.

О.М. Послушался ли он?

Y.М. Нет. По своему почину он стал думать о чем-то другом, не ожидая моих приказов. К тому же — как вы мне предложили — я назначил тему для него для обдумывания утром, и приказал ему начать с нее, а не с какой-либо другой.

О.М. Повиновался ли он?

Y.М. Нет.

О.М. Сколько раз ты провел свой опыт?

Y.М. Десять.

О.М. Сколько раз это увенчалось успехом?

Y.М. Ни разу.

О.М. Все так, как я говорил: разум человека независим от него. Человеку он не подвластен; он поступает, как ему нравится. Он выберет тему независимо от него; он будет обдумывать ее независимо от него; он забросит ее независимо от него. Он совершенно независим от человека.

Y.М. Продолжайте.

О.М. Как ты играешь в шахматы?

Y.М. Я научился играть в них неделю назад.

О.М. Играл ли твой разум в них ночь напролет в ту первую ночь?

Y.М. Не упоминайте об этом!

О.М. Он был пылко, неудовлетворенно заинтересован; он буйствовал в комбинациях; ты умолял его забросить игру и дать тебе сомкнуть глаза?

Y.М. Да, но он меня не слушал; он все играл. Это очень меня утомило и под утро я проснулся изможденным и жалким.

О.М. В какое-то время ты был увлечен какой-нибудь смехотворной рифмой?

Y.М. Да, конечно!

«У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил».

И так далее. Мой ум был в восторге от нее. Он повторял ее круглыми сутками целую неделю, несмотря на все, что я предпринимал, чтобы остановить его, и мне уже казалось, что я сойду с ума.

О.М. И новая популярная песенка?

Y.М. Разумеется! Да, новая популярная песня с цепляющей мелодией поет в голове сутки напролет, спишь ли ты иль бодрствуешь, пока тебя не заклинит. Разум ни за что не заставишь бросить ее.

О.М. Да, спишь ли иль бодрствуешь. Разум вполне независим. Он повелевает. Ты ничего с этим не поделаешь. Он так далек от тебя, что сам устраивает свои дела, поет песенки, играет в шахматы, плетет свои сложные и искусные сны, пока ты спишь. Ему не нужна твоя помощь или твое руководство, ни то ни другое ему не нужно, спишь ты или бодрствуешь. Ты вообразил себе, что можешь породить мысль у себя в голове, и ты искренне полагаешь, что это тебе по плечу.

Y.М. Да, у меня была такая мысль.

О.М. Но ты не можешь породить сон, над которым ему предстоит работать, и заставить принять его?

Y.М. Нет.

О.М. И ты не можешь диктовать ему порядок действий, когда он сам выдумывает сон?

Y.М. Нет. Никому это не под силу. Вы считаете, что бодрствующий разум и спящий разум — это одна и та же машина?

О.М. Тому есть довод. Днем у нас ведь бывают фантастичные и сумасбродные мысли? Вещи, похожие на сон?

Y.М. Да — как персонаж Герберта Уэллса, который изобрел способ делать себя невидимым; и как арабские сказки Тысячи и одной ночи.

О.М. И есть сны, которые рациональные, простые, последовательные, реальные?

Y.М. Да, у меня случаются такие сны. Сны, похожие на реальность; сны, в которых бывают несколько личностей с отличительно разными характерами — изобретения моего разума, но тем не менее посторонние для меня: вульгарная личность; утонченная личность; мудрая личность; дурачок; жестокая личность; добрая и сопереживающая; задиристая; миролюбивая; старики и юноши; красивые и непритязательные девушки. Они говорят за себя, каждый сохраняет свои свойства. Бывают яркие битвы, яркие и тяжелые оскорбления, живые любовные истории; трагедии и комедии, печали, берущие за душу, слова и поступки, вызывающие искренний смех: в самом деле, это с точностью похоже на реальность.

О.М. Твой спящий разум разрабатывает проект, последовательно и мастерски развивает его, разворачивает драму, заслуживающую доверия — и все это без твоей помощи и даже намека с твоей стороны?

Y.М. Да.

О.М. И это довод в пользу того, что он в состоянии делать тоже самое и в бодрствующем состоянии — без твоей помощи и даже намека с твоей стороны — и я думаю, что так оно и есть. Это довод в пользу того, что это все тот же старый добрый разум в обоих случаях, который никогда не нуждается в твоей помощи. Я думаю, что разум — это чистая машина, абсолютно независимая машина, автоматическая машина. Проводил ли ты другой опыт, который я тебе предложил совершить?

Y.М. Который?

О.М. Тот, который помог бы определить, как много влияния ты имеешь на свой разум, если вообще имеешь.

Y.М. Да, и он меня более или менее позабавил. Я сделал, как вы сказали: я поставил перед глазами два текста — один неимоверно скучный и лишенный интереса, другой изобилующий интересом, возбуждающий интерес, раскаленный им. Я приказал своему разуму заинтересовать себя скучным отрывком.

О.М. Подчинился ли он?

Y.М. Нет. Он занял себя другим текстом.

О.М. Но ты из кожи вон лез, пытаясь подчинить его?

Y.М. Да, я сделал все, что смог.

О.М. О чем был отрывок, заинтересоваться которым он напрочь отказывался?

Y.М. Это была загадка: Если A должен B полтора доллара, и B должен C 2.75 доллара, и C должен A 35 центов, и Д и A вместе должны E и B 3.16 — я не помню все досконально, помню, что было ужасно скучно, и я не мог заставить себя следить за текстом больше, чем по полминуты; мой разум так и норовил прочесть другой текст.

О.М. О чем он гласил?

Y.М. Это не имеет значения.

О.М. Но что это было?

Y.М. Фотографией.

О.М. Твоей?

Y.М. Нет. ЕЕ фотографией.

О.М. Ты и в самом деле провел честный опыт. Провел ли ты второе испытание?

Y.М. Да. Я пытался заинтересовать свой ум отчетом о состоянии рынка свинины, напечатанного в газете, и в то же время я напомнил ему о случае, приключившемся со мной 16 лет назад. Он отказывался заинтересовать себя свининой и отдавал весь свой безраздельный интерес тому древнему случаю.

О.М. Что это было за происшествие?

Y.М. Вооруженный сорвиголова отпустил мне пощечину на глазах у 20 свидетелей. Каждый раз, когда я вспоминаю об этом, я становлюсь исступленным и кровожадным.

О.М. Хороший опыт, оба. Честно проведенные опыты. Попробовал ли ты другое мое предложение, другой опыт?

Y.М. Тот, который должен был показать мне, что, если я предоставлю свой разум самому себе, он найдет вещи, о которых будет думать, без всякой моей помощи, и это убедит меня, что он машина, автоматическая машина, приводимая в движение внешними влияниями, и так же независимая от меня, как могла бы быть, будь она в чьем-то другом черепе? Вы об этом говорите?

О.М. Да.

Y.М. Я попробовал. Я брился. Я сладко спал, мой ум был очень активным, резвым и беззаботным. Он наслаждался чудесным и радостным эпизодом моего далекого отрочества, который неожиданно промелькнул у меня в голове — вызванный к жизни видом желтой кошки, осторожно пробиравшейся по крыше дома. Цвет этой кошки воскресил у меня в памяти ту, прошлую кошку, увидел ее идущей рядом со ступенькой кафедры; увидел, как она ступила на большой кусок липкой бумаги и увязла всеми ногами; увидел, как она боролось и упала, беспомощная и недовольная, все упорней и упорней, непримиримей и непримиримей, все проклиная внутри; увидел беззвучную паству, дрожащую как желе, и слезы текли по их щекам. Я все это представил. Вид этих слез переключил мой мозг на более отдаленную и печальную картину — в Терра-дель-Фуего — и глазами Дарвина я видел огромного голого дикаря, который швырнул своего ребенка о камни за какой-то пустяк; увидел, как бедная мать подняла умирающее дитя и прижала к груди, беззвучные слезы лились из ее глаз. Продолжал ли мой разум плакать вместе с той черной сестрой моей? Нет — в мгновение ока он был за тридевять земель от этой сцены, занимая себя повторяющимся и неприятным сном. В этом сне я всегда нахожу себя голым, стоящим в гостиной посреди группы изысканно одетых леди и джентльменов, съеживаясь и пытаясь спрятаться, ломая голову, как же я там оказался. И так далее, и так далее, картина за картиной, случай за случаем, все перемещаемая панорама вечно изменяющихся, вечно исчезающих образов, вырабатываемых моим рассудком без всякой помощи с моей стороны — и это займет, наверное, 2 часа, чтобы просто перечислить бесчисленное множество вещей, которые мой мозг запечатлел за 15 минут, не говоря уже о том, чтобы описать их.

О.М. Разум человека, предоставленный самому себе, не нуждается в помощи человека. Но есть один способ, посредством которого человек может заполучить его помощь, когда она ему понадобится.

Y.М. Какой способ?

О.М. Когда твой разум молниеносно несется от теме к теме, а потом находит ту, которая его заинтересовывает, открой рот и начни говорить за эту тему — или возьми ручку и запиши ее. Это заинтересует твой разум и заставит его сконцентрироваться, и он будет с удовольствием преследовать эту тему. Он возьмет власть в свои руки, и сам снабдит тебя словами.

Y.М. Но разве я не говорю ему, что сказать?

О.М. Есть много случаев, когда у тебя просто нет времени. Слова вылетают из тебя еще до того, как ты собрался с мыслями.

Y.М. Например?

О.М. Что ж, например «вспышка остроумия» — остроумный ответ. Вспышка подходит как никакое другое слово. Он вылетает в мгновение ока. Нет времени подбирать слова. Ты не думаешь, не размышляешь. Где задействовано остроумие, оно машинально в своих действиях и не нуждается в помощи. Где остроумия недостает, как бы человек ни занимался или размышлял, никаких плодов он не пожнет.

Y.М. Вы на самом деле думаете, что человек ничего не порождает, ничего не создает?

Процесс мышления

О.М. Да, считаю. Люди воспринимают, а машины в их головах автоматически комбинируют эти воспринимаемые вещи. Вот и все.

Y.М. Паровой двигатель?

О.М. Чтобы изобрести его, понадобились усилия 50 человек на протяжении ста лет. Одно из значений слово изобрести является открыть. В этом смысле я его и использую. Шаг за шагом они они открывают и применяют множество деталей, из который создается прекрасный двигатель. Уатт подметил, что узкий пар был достаточно напористым, чтобы приподнять крышку чайника. Он не изобретал идею, он просто обнаружил факт; кошка заметила это сотни раз. От чайника он вывел цилиндр — а крышку чайника он заменил шатуном. Нужно было прикрепить что-то к шатуну, проще простого — рычаг и колесо. Так и появился работающий двигатель¹. Один за другим усовершенствования открывались людьми, использовавшими свои глаза, но не свои творческие способности — потому что таких нет — и сейчас, после ста лет, терпеливые вклады 50 или 100 наблюдателей стоят компактно в замечательной машине, двигающей океанские лайнеры.

Y.М. А пьесы Шекспира?

О.М. Процесс тот же. Первым актером был дикарь. Он воспроизводил свои театральные танцы перед войной, танцы после снятия скальпа и так далее, случаи, которые он видел в реальной жизни. Более развитая цивилизация порождала больше событий, больше эпизодов; актер и рассказчик заимствовали их. Так росла драма, шаг за шагом, сцена за сценой. Она состоит из фактов из жизни, не изобретений. Чтобы развить греческую драму, понадобились сотни лет. А она заняла их из предшествующих лет; и дала взаймы годам, пришедшим ей на смену. Человек наблюдает и соединяет, вот и все. Так поступает и крыса.

Y.М. Как?

О.М. Она замечает запах, это наводит ее на мысль о сыре, она ищет его и находит. Астроном наблюдает здесь и там; присоединяет свое тут и там к здесь и там своих предшественников, делает предположение о невидимой планете, ищет ее и находит. Крыса попадает в ловушку; с трудом выкарабкивается из нее; заключает, что сыр в ловушке не имеет ценности, и больше в эту ловушку не суется. Астроном очень горд за свое достижение, крыса также гордится своим. Но оба — машины: они провели работу машины, ничего не породили, не имеют права быть самодовольными; вся заслуга принадлежит их Создателю. Они же не заслуживают почестей, похвалы, посмертных памятников, памяти потомков. Один сложная и замысловатая машина, другая же непритязательная и более ограниченная, но они схожи по принципу своей работы, функционированию, процессу, обе работают только непроизвольно, и ни одна из них не может справедливо заявлять о своем ЛИЧНОМ превосходстве или личном достоинстве над другим.

Y.М. В таком случае, в снисканном им личном достоинстве и в личной заслуге за то, что он делает, человек находится на одном уровне с крысой?

О.М. Со своим братом крысой; да, так мне это представляется. Никто из них не имеет право признавать свои поступки личными заслугами, они следуют необходимости, и какими бы ни были их результаты, они не имеют права приписывать себе превосходство над своим братом.

Y.М. Вы собираетесь продолжать верить в этот бред? Вы будете продолжать в них верить даже перед лицом критически рассмотренных и неопровержимых фактов и доказательств?

О.М. Я всегда был скромным, серьезным и искренним Искателем Правды.

Y.М. Ну и?

О.М. Скромного, серьезного, и искреннего Искателя Правды всегда можно убедить таким образом.

Y.М. Я благодарю Бога, что слышу это от вас, потому что я знаю, что ваше обращение…

О.М. Подожди. Ты меня неправильно понял. Я сказал, что Я ВСЕГДА БЫЛ ИСКАТЕЛЕМ ПРАВДЫ.

Y.М. Ну и?

О.М. Теперь уже нет. Разве ты запамятовал? Я же говорил тебе, что есть только Временные Искатели Правды; что постоянного искателя не существует; что как только Искатель найдет то, что полностью посчитает Правдой, его поиски прекращаются, и остаток своих дней он проводит заделывая дыры, ставя заплаты, конопатя пробоины, снабжая подпорками, защищает от непогоды и смотрит, как бы она не обвалилась на него. Поэтому пресвитерианец остается пресвитерианцем, магометанин магометанином, спиритуалист спиритуалистом, демократ демократом, республиканец республиканцем, монархист монархистом; и если скромный, серьезный и искренний Искатель Правды найдет ее в утверждении, что луна состоит из зеленого сыра, ничто не поколеблет его в этом мнении; потому что он всего-навсего непроизвольная машина, и должен подчиняться законам своего устройства.

Y.М. А затем…

О.М. Найдя Правду; осознавая, что человек, вне всякого сомнения, движим только одним побуждением — удовлетворением собственного духа — и является всего-навсего машиной, не имеющей права требовать личной награды за свои деяния, мне, как человеку, искать дальше невозможно. Остаток дней своих я проведу, накладывая заплаты, закрашивая, шпатлюя и конопача мое бесценное владение и отворачиваясь в сторону, когда умоляющий аргумент или дискредитирующий факт появляются на горизонте.

VI

Инстинкт и Мысль

Y.М. Это отвратительно. Ваши захмелевшие теории, которые вы только что выдвинули — касательно крысы и этого всего — так оголить Человека, лишив его достоинств, грандиозности, величественности.

О.М. Его даже не нужно оголять — это чехлы, краденая одежда. Он требует признания заслуг, принадлежащих исключительно его Создателю.

Y.М. Но вы не имели никакого права уравнивать его с крысой.

О.М. В моральном смысле я этого не сделал. Это было бы несправедливо по отношению к крысе. В этом смысле он крысе в подметки не годится.

Y.М. Вы опять паясничаете?

О.М. Нет.

Y.М. Что же тогда это было?

О.М. То, что называется Нравственным Чувством. Это объемный вопрос. Давай сначала покончим с тем, о чем сейчас идет разговор, прежде чем перейти к нему.

Y.М. Отлично. Вы признали, что уравняли Человека с Крысой. В чем? В интеллектуальном смысле?

О.М. В форме — но не в уровне.

Y.М. Объясните.

О.М. Я полагаю, что разум крысы и разум человека — это одна машина, но с неравными способностями — как твоя и Эдисона; как африканского пигмея и Гомера; как бушмена и Бисмарка.

Y.М. Как же вы это различаете, когда низшие животные не имеют умственных способностей, а имеют лишь инстинкты, в то время как человек наделен рассудком?

О.М. Что такое инстинкт?

Y.М. Это не требующее размышлений и механическое осуществление врожденной привычки.

О.М. Что породило привычку?

Y.М. Первое животное начало ее, а его потомки унаследовали его.

О.М. А как первому животному довелось положить ей начало?

Y.М. Я не знаю; но оно уж наверняка не Додумалось до нее.

О.М. Откуда тебе знать?

Y.М. У меня есть право предположить, как-никак.

О.М. Не надо предполагать. Что такое мысль?

Y.М. Я знаю, как вы ее назовете: механическое и автоматическое соединение впечатлений, полученных извне, и вывод из них умозаключения.

О.М. Очень хорошо. Я считаю, что слово «инстинкт» лишено смысла, что это всего лишь ОКАМЕНЕВШАЯ МЫСЛЬ; застывшая и безжизненная под влиянием привычки; мысль, которая однажды жила полной жизнью и бодрствовала, но стала бессознательной — гуляет во сне, так сказать.

Y.М. Проиллюстрируйте.

О.М. Возьми к примеру стадо коров, пасущихся на дугу. Все их головы повернуты в одном направлении. Они делают это инстинктивно; они ничего этим не получают, у них нет на то причины, они не понимают, зачем они это делают. Это унаследованная привычка, когда-то бывшая мыслью — то есть наблюдением внешнего явления и ценным выводом, сделанным из него, подтвержденным жизненным опытом. Первый дикий бык подметил, что, ориентируясь на ветер, он может вовремя учуять врага и успеть спастись; затем он заключил, что стоит держать нос по ветру. Это процесс, который человек называет умозаключением. Умственная машина человека работает так же, как и у любого другого животного, но она совершенней и более эдисонская. Человек, будь он на месте быка, пошел бы дальше, рассуждал бы больше: он бы повернул половину стада лицом в другую сторону, чтобы тыл оставался прикрытым.

Y.М. Вы сказали, что термин инстинкт бессмысленен?

О.М. Я думаю, что это ублюдочное слово. Я думаю, что оно путает нас; потому что, как правило, оно употребляется для обозначения привычек и побуждений, имеющих дальним своим источником мысль, и время от времени нарушает это правило и употребляется для обозначения привычек, которые тяжело назвать имеющими источниками мысль.

Y.М. Приведите пример.

О.М. Когда человек надевает штаны, он всегда первой просовывает одну и ту же ногу — и никогда другую. В этом нет никакого преимущества и здравого смысла. Все мужчины это делают, хотя ни один из них не додумался до этого или перенял это в силу какой-то цели, так мне представляется. Но это привычка, которая передается, и, наверное, продолжит передаваться.

Y.М. Вы можете доказать, что эта привычка существует?

О.М. Ты сам можешь это доказать, если сомневаешься. Отведи мужчину в магазин одежды и дай ему надеть дюжину пар брюк, и ты убедишься.

Y.М. Иллюстрация с коровами не…

О.М. Недостаточно наглядно показывает, что умственная машина дурацкого животного такая же, как и у человека и у обеих процесс рассуждения одинаков? Я приведу примеры. Если ты вручишь мистеру Эдисону коробку, которая неожиданно распахнется каким-то скрытым механизмом, он сделает вывод о пружине, начнет охотиться за ней и найдет ее. У моего дядюшки была старая лошадь, которая имела обыкновение трусить в амбал, где хранились початки кукурузы нечестно поедать их. Мне самому за это доставалось, потому что он думал, что это я забыл пораскинуть мозгами и в который уже раз не вставил деревянный колышек, держащий дверь закрытой. Эти постоянные наказания утомили меня; они также заставили меня предположить существование злоумышленника; так что я спрятался и стал наблюдать за дверью. Мне не пришлось ждать долго, так как вскоре притрусила лошадь, зубами вынула колышек и открыла дверь. Никто не научил ее этому; она наблюдала — и додумалась до этого сама. Процесс ее мышления не отличался от процесса Эдисона; он сложил два и два вместе и сделал вывод — и этот старый конь тоже; но я заставил его попотеть.

Y.М. Да, это было похоже на мысль. Но все же не такая замысловатая. Излагайте дальше.

О.М. Предложим, что мистер Эдисон наслаждался чьим-то гостеприимством в их доме. Затем один день он наносит им визит, а дом пустой. Он делает вывод, что его хозяин съехал. Некоторое время спустя, в другом городе, он видит, как этот человек входит в дом; он заключает, что это его новое жилище, и следует за ним, чтобы навести справки. А вот как натуралист описал свой случай с чайкой. Рыбацкий поселок в Шотландии, где в чайках души не чаяли. Одна из чаек прилетела в крестьянский дом; ее накормили; прилетела на следующий день, и ей снова не отказали; на следующий раз зашла в дом и ела со всей семьей; и затем почти ежедневно повторяла свои визиты. Но один раз чайка отсутствовала в деревне несколько дней, а когда вернулась, дом оказался пустым. Хозяева переехали в новый дом в трех милях от своего прежнего жилища. Через несколько месяцев чайка повстречала главу семьи на улице, проводила его до дома, вошла внутрь без оправданий и извинений, и снова стала частым гостем. Умом чайки не блещут, но у этой была память и умственные способности, которые она применила вполне по-Эдисонски.

Y.М. Но она не была Эдисоном и никогда бы не развилась до его уровня.

О.М. Возможно что нет. А ты?

Y.М. Это не имеет значения. Продолжайте.

О.М. Если бы Эдисон попал в беду и какой-то незнакомец выручил бы его из нее, а на следующий день Эдисон опять наступил бы на те же грабли, он бы рассудил, как ему поступить, знай он адрес этого незнакомца. А вот происшествие с птицей и незнакомцем, рассказанное натуралистом. Англичанин увидел, как птица летает над головой его пса в его землях и издает протяжные крики. Он пошел туда проверить. Оказалось, что у собаки во рту был птенец, которым она не успела полакомиться. Джентльмен вызволил птицу и увел своего пса. На следующее утро спозаранку птица прилетела к этому джентльмену, который отдыхал на веранде, и своими маневрами показывала ему, чтобы он последовал за ней — летя немного в отдалении от него и дожидаясь, пока он не нагонит ее, держась ветреной стороны. Он бежал за ней 400 ярдов. Та же собака опять стала злоумышленницей; она снова поймала ее птенца, и снова осталась ни с чем. Матерь-птица все рассудила правильно: так как незнакомец уже выручил ее, она сделала вывод, что он снова поступить так же; она знала, где найти его, и уверенно метнулась за ним. Ее умственный был процесс был таким же, каким мог бы быть у Эдисона. Она сложила две вещи вместе — а это и ЕСТЬ мысль — и из нее вывела логическую последовательность выводов. Эдисону есть чему позавидовать.

Y.М. Вы думаете, что множество глупых животных способны думать?

О.М. Да — слоны, обезьяны, лошади, собаки, попугаи, ара, пересмешник и множество других. Слон, товарищ которого провалился в яму, кидал туда грязь и мусор до тех пор, пока уровень не поднялся достаточно высоко, чтобы пленник выбрался, был наделен умственными способностями. Я думаю, что все животные, которых можно научить каким-либо вещам через учебу и дрессировку, должны знать, как наблюдать, складывать две вещи вместе и делать вывод — процесс мышления. Можешь ли ты научить идиота обращаться с оружием, наступать, отступать, по твоему приказу участвовать в учебным маневрах?

Y.М. Нет, если он полный идиот.

О.М. Канарейкам это все под силу; собак и слонов можно научить многим изумительным вещам. Они обязаны уметь подмечать, складывать подмеченное вместе и говорить себе: «Теперь я понял: когда я поступаю так и так, согласно заказу, меня хвалят и кормят; когда я ослушиваюсь, меня наказывают.» Блоху можно научить почти всем вещам, которые умеет делать конгрессмен.

Y.М. Даже допуская, что тупые животные могут думать скудным образом, есть ли среди них такой, который бы мыслил на более высоком уровне? Который мог бы уподобиться человеку?

О.М. Да. Как мыслитель и проектировщик, муравей стоит наравне с любым племенем дикарей; как знаток-самоучка в нескольких искусствах, он превосходит любое племя дикарей; и в одном или двух умственных способностях он находится на недосягаемой высоте от любого человека, цивилизованного или дикаря!

Y.М. Побойтесь Бога! Вы разрушаете интеллектуальный барьер, разделяющий животное и человека.

О.М. Я прошу твоего прощения. Нельзя упразднить то, чего не существует.

Y.М. Вы это не всерьез, я надеюсь. Вы не можете всерьез настаивать на том, что такого барьера нет.

О.М. Кроме шуток. Случаи с лошадью, чайкой, птицей и слоном показывают, что эти создания смогли сопоставить две вещи вместе, как бы поступил на их месте и Эдисон, и сделать из них выводы, как сделал бы и Эдисон. Их умственная машина была такой же, как и у него, и образ ее работы не отличался. Их снаряжение было, разумеется, ниже по качеству, чем страсбургские часы, но это и было единственной разницей — никакого барьера нет.

Y.М. Это выглядит невыносимо правдиво и оскорбительно. Это поднимает тупых животных на…

О.М. Давай забудем об этом слове и будем называть их Не Явившие себя Создания; насколько нам пока известно, тупых животных не существует.

Y.М. На основании чего вы это заявляете?

О.М. Все очень просто. «Тупое» животное подразумевает животного без умственной машины, без понимания, без речи, без способа передать, что у него на уме. Мы знаем, что у курицы ЕСТЬ речь. Мы не понимаем всего, что она кудахчет, но мы легко узнаем две или три фразы. Мы понимаем, когда она говорит: «Я снесла яйцо»; мы понимаем, когда она сообщает цыплятам: «Бегите сюда, я нашла червяка»; мы знаем, когда она предупреждает их о опасности: «Торопитесь, быстрее, соберитесь под матерью, ястреб пролетает!» Мы понимаем кошку, когда она потягивается, журча с привязанностью и удовлетворением и приподнимая свой мягкий голос: «Давайте, котята, ужин готов»; мы понимаем, когда она причитает: «Где они могут быть? Они потерялись. Помогите мне найти их?» и мы понимаем постыдного Тома, когда он зовет ее в полночь со своего ангара: «Иди сюда, ты, плод распутных связей, у тебя шерсть на дыбы встанет!» Мы понимаем несколько фраз собаки и мы учимся понимать несколько фраз птиц или других животных, которых мы одомашнили. Ясность и точность разговоров куриц мы понимаем как довод в пользу того, что она может передавать своим сородичам сотни вещей, которые мы не разбираем — короче говоря, она способна разговаривать. И этот довод также применим и ко всем другим видам армии Не Явивших себя. Как это похоже на человеческое тщеславие и пустозначимость обозвать животных тупыми только потому, что они кажутся ему таковыми из-за его неуклюжего восприятия. А теперь о муравье…

Y.М. Да, поведайте мне о муравье, создании, которое — как вам кажется — отметает последние остатки барьера между человеком и Не Явившими себя.

О.М. Все так и есть. За всю свою историю абориген из Австралии не додумался построить себе дом. Муравей же — удивительный архитектор. Крохотное создание, которое строит прочные и устойчивые дома 8 футов высотой — дом, который больше него самого во столько же раз, во сколько самый большой капитолий или собор в мире больше человека. Ни одно племя дикарей не сконструировало такую гениальную архитектуру. Ни один цивилизованный народ не порождал архитекторов, способных построить такое же приспособленное для жилья строение. Дом включает в себя комнату королевы; детские сады для малышей; амбары для еды; квартиры для ее армии, рабочих, и так далее, и разнообразные холлы и коридоры, которые сообщают их между собой, организованы и проведены с обученным и наметанным глазом для их удобства и пригодности.

Y.М. Это может быть просто инстинктом.

О.М. Он бы вознес дикаря, если бы тот его имел. Но давай взглянем еще пристальней, прежде чем вынесем вердикт. У них есть солдаты — батальоны, полки, армии; у них есть назначенные капитаны и генералы, ведущие их в битву.

Y.М. Это тоже, должно быть, инстинкт.

О.М. Идем дальше. У них есть система правительства; она грамотно продумана, искусна, и работоспособна.

Y.М. Опять инстинкт.

О.М. У них толпы рабов, а их королева — несправедливый и жестокий деспот, использующий рабский труд.

Y.М. Инстинкт.

О.М. у них есть коровы, которых они доят.

Y.М. Конечно, инстинкт.

О.М. В Техасе они раскидывают ферму 12 футов в квадрате, засеивают ее, избавляют от сорняков, выращивают, собирают урожай и хранят его.

Y.М. Опять-таки инстинкт.

О.М. Муравей отличает друга от незнакомца и по-разному к ним относится. Сэр Джон Луббок взял муравьев из двух разных гнезд, напоил их виски и положил их, бессознательных, рядом с одним из гнезд, неподалеку от воды. Муравьи из гнезда вышли к ним навстречу, изучили и обсудили этих постыдных созданий, затем завели своих товарищей в гнездо, а незнакомцев вышвырнули в воду. Сэр Джон провел этот опыт несколько раз. Некоторое время трезвые муравьи заносили своих пьяных товарищей в гнездо — как они и поступили в первый раз — довели друзей до дома, а незнакомцев вышвырнули. Но в конце концов у них лопнуло терпение, потому что их товарищи продолжали в том же духе, и они и незнакомцев, и своих друзей бросили за борт. Разве это инстинкт, или это содержательное и разумное обсуждение чего-то ранее невиданного — абсолютно нового — для их опыта? С вынесенным вердиктом, принятым решением, приведенным в исполнение? Это ли инстинкт? — мысль, окаменевшая за годы привычки — или совершенно новая мысль, вдохновленная новым происшествием и обстоятельствами?

Y.М. Я должен признать это. Это не было результатом привычки; это имеет все признаки размышления, мысли, соединения двух вещей вместе, как вы это объясняете.

Я верю, что это была мысль.

О.М. Я приведу тебе очередной пример мысли. На столе в комнате у Франклина лежала чашка с сахаром. Туда заползли муравьи. Он несколько раз ставил им преграды; но муравьям они были нипочем. Наконец он ухитрился отрезать их доступ к столу — должно быть, поставил ножки стола в ведерца с водой или обвел смолой вокруг чашки, точно не помню. Как бы там ни было, он ждал, что же они предпримут. Они пытались и так, и эдак — и терпели неудачу за неудачей. Он их не на шутку озадачил. В конечном счете они посовещались, рассмотрели проблему, пришли к решению — и на этот раз они утерли нос великому мыслителю. Они сформировали процессию, пересекли пол, вскарабкались по стене, продвинулись по потолку прямо до точки над чашкой, и один за другим попрыгали прямо в нее! Это ли инстинкт — мысль, унаследованная и окаменевшая за годы привычки?

Y.М. Нет, это не было инстинктом. Мне думается, по-новому мотивированный план, выведший из из нового критического положения.

О.М. Очень хорошо. Ты признал существование мыслительных способностей в двух случаях. Я подхожу теперь к той особенности сознания, которая делает муравья на голову выше любого человека. Сэр Джон Луббок доказал посредством множества экспериментов, что муравей мгновенно отличает своего от незнакомца, даже когда этого постороннего окрасили краской. Он также доказал, что муравей знает каждого муравья из своего гнезда, а их там пятьсот тысяч. И после годичного отсутствия одного из них муравей в ту же секунду распознает блудного сына и нежно поприветствует его. Как они узнают друг друга? Не по цвету, потому что в перекрашенных муравьях признавали своих. И не по запаху, потому что окунутые в хлороформ муравьи были также признаны. И не по по разговору или сигналам усиками и их ощупыванию, так как одурманенные и бесчувственные муравьи были распознаны и их друзья не церемонились с незнакомцами. Они все были муравьями, и следовательно друзей приходилось различать по внешнему облику и свойствам — друзей, составлявших ничтожную часть огромного муравейника! Знаком ли тебе человек, который может потягаться с муравьем своей памятью на внешний вид и характерные черты?

Y.М. Разумеется, нет.

О.М. Муравьи Франклина и муравьи Луббока продемонстрировали превосходные мыслительные способности складывания двух вещей вместе в новых и в небывалых ранее экстренных случаях и приходили на их основе к проницательным выводам — точь-в-точь умственный процесс человека. С помощью памяти человек сберегает свои наблюдения и рассуждения, размышляет над ними, что-то прибавляет к ним, использует разные комбинации, и продолжает шаг за шагом, идет к результатам — от чайника к хитроумному двигателю океанского судна; от личного труда к рабскому труду; от вигвамов к дворцам; от непостоянной охоты до сельского хозяйства и хранения еды; от кочевой жизни к стабильному государству и сосредоточенной в его руках власти; через разрозненные орды к многочисленной армии. Муравей наблюдает с помощью умственной способности и сохраняет наблюдение с помощью поразительной памяти; он повторил человеческое развитие и важнейшие черты его цивилизации, а ты зовешь это инстинктом!

Y.М. Возможно, что мне самому недостает умственных способностей.

О.М. Тогда просто больше не веди таких неразумных речей.

Y.М. Мы прошли долгий путь. Как я понимаю, результатом его должно стать то, что мне придется признать, что нет абсолютно никакого интеллектуального барьера между Человеком и Не Явившими себя Созданиями?

О.М. Это то, что ты должен признать. Этого барьера нет — против этого факта ничего не попишешь. Внутри человека просто более совершенная и способная машина, чем у них, но все та же машина и работающая по тому же принципу. И ни он, ни они не управляют этим механизмом — он беспощадно автоматичен, неподвластен контролю, работает, когда соизволит, а когда соблаговолить не хочет, вынудить его невозможно.

Y.М. Значит человек и другие животные подобны друг другу по своему умственному механизму, и никакой громадной разницы между ними нет, кроме того как в качестве, но не в сущности.

О.М. Вся разница в умственной силе. Есть определенные ограничения у каждой стороны. Мы не понимаем многое из того, что они говорят, но собак, слонов и других можно научить понимать многое из того, что говорим мы. В этих пределах они стоят выше нас. С другой стороны, их нельзя научить читать, писать или каким-то другим нашим превосходным вещам, и здесь вверх берем уже мы.

Y.М. Ну и поделом с их умственными способностями; есть еще преграда, которую им ни за что не одолеть. Они обделены нравственным чувством; у нас же оно есть, и это превозносит нас на недосягаемую для них высоту.

О.М. Из чего ты делаешь такой вывод?

Y.М. Бросьте свои фокусы — давайте передохнем немного. Я уже наслушался от вас других бесчестных и безумных вещей и сыт ими по горло; вы не посмеете и этом уравнять животных с человеком.

О.М. Я и не собирался возносить человека на такую высоту.

Y.М. Это уже слишком! Нельзя шутить такими вещами.

О.М. Я говорю на полном серьезе, я просто воспроизвожу очевидную и простую истину — пусть даже и жестокую. То обстоятельство, что человек отличает хорошее от плохо, говорит о его ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМ превосходстве над другими животными; но тот факт, что он МОЖЕТ творить зло, говорит о его НРАВСТВЕННОЙ неполноценности по отношению к любому другому созданию, которое на это НЕ СПОСОБНО. И я полагаю, что моя точка зрения неуязвима.

Свобода воли

Y.М. Что вы думаете по поводу свободы воли?

О.М. То, что ее не существует. Обладал ли ею человек, пожертвовавший старой женщине свой последний шиллинг и отправившийся продираться сквозь ненастье?

Y.М. У него был выбор между тем, прийти ли ей на помощь или бросить ее страдать. Разве не так?

О.М. Да, ему пришлось выбирать, между комфортом своего тела и комфортом своего духа. Тело, разумеется, взывало к нему — еще бы ему оставаться безмолвным; дух тоже не стоял молча в сторонке. Ему пришлось выбирать между двумя просьбами, и выбор свой он сделал. Кто или что предопределило его выбор?

Y.М. Любой кроме вас сказал бы, что этот человек сам определил свой выбор, посредством которого он реализовал свободу воли.

О.М. Нас постоянно заверяют, что каждый человек наделен свободой воли, и что он может и должен проявлять ее, когда ему предлагается выбор между хорошим поведением и не очень. Хотя мы явно увидели в случае этого человека, что никакой свободы воли у него и в помине не было: его темперамент, его воспитание, и ежедневные влияния, которые вылепили его и сделали таким, какой он есть, ВЫНУДИЛИ его выручить старую женщину и тем самым спасти СЕБЯ — спасти от душевной боли, от нестерпимого душевного страдания. Это не он сделал выбор, он был сделан ЗА него силами, неподвластными ему. Свобода воли всегда существовала на СЛОВАХ, где она и заканчивается — перед лицом ФАКТОВ. Я бы не использовал эти слова — свобода воли — а называл бы это по-другому.

Y.М. Как?

О.М. Свободный выбор.

Y.М. А в чем разница?

О.М. Одни подразумевают неограниченную возможность ПОСТУПАТЬ так, как тебе заблагорассудится, другие подразумевает всего лишь УМСТВЕННЫЙ ПРОЦЕСС: важную способность определять, какая из двух вещей наиболее правильна и справедлива.

Y.М. Разъясните, пожалуйста, поподробнее разницу.

О.М. Разум может свободно РАЗЛИЧАТЬ, ВЫБИРАТЬ и УКАЗЫВАТЬ на правильную и справедливую вещь — но на этом его назначение и заканчивается. Дальше в дело он не суется. У него нет власти требовать совершения правильного поступка и отказа от совершения неправильного. Эти полномочия в других руках.

Y.М. Человека?

О.М. В руках машины — в его прирожденных склонностях, нраве и характере, который выковали в нем воспитание и окружающая среда.

Y.М. Она совершит правильный поступок?

О.М. Она поступит так, как соблаговолит по обстоятельствам дела. Машина Джорджа Вашингтона поступала правильно; Машина Писарро поступала неправильно.

Y.М. Значит, как я это понял, умственная машина плохого человека невозмутимо и рассудительно указывает, какая из двух вещей правильная и справедливая…

О.М. Да, и его НРАВСТВЕННАЯ машина свободно поступает так или иначе, по закону своей конструкции, и ей будет наплевать, что по этому поводу чувствует РАЗУМ — то есть было бы наплевать, если бы у разума были чувства, которых нет. Он лишь термометр: он показывает, когда холодно или жарко, и ему по барабану до обеих этих вещей.

Y.М. Тогда мы не имеем права утверждать, что когда человек ЗНАЕТ, какая из двух вещей правильная, он во что бы то ни стало ОБЯЗАН совершить ее?

О.М. Его темперамент и его воспитание решат, как ему поступить, и он их не ослушается; поделать ничего он не может, ведь никакой власти у него нет. Разве Давид не правильно поступил, выйдя на бой с Голиафом и лишив его жизни?

Y.М. Правильно.

О.М. Значит это было бы ПРАВИЛЬНО для каждого поступить так же, как и он?

Y.М. Разумеется.

О.М. Значит, и для прирожденного труса было бы ПРАВИЛЬНО бросить вызов Голиафу?

Y.М. Было бы, да.

О.М. И тебе хорошо известно, чти ни один трус не посмел бы так поступить?

Y.М. Да.

О.М. Тебе известно, что натура и темперамент прирожденного труса были бы абсолютной и непокоримой планкой, препятствовавшей бы ему решиться на это?

Y.М. Да, мне это известно.

О.М. Он ясно отдает себе отчет, что было бы ПРАВИЛЬНО поступить как Давид?

Y.М. Да.

О.М. У его разума есть Свободный выбор определить, что это было бы правильным поступком?

Y.М. Да.

О.М. Что же тогда случилось с его Свободой воли, если он по причине врожденной трусости не может дотянуть до этой планки? Где эта хваленная Свобода воли? Зачем утверждать, что он наделен ЕЮ, если простые факты говорят сами за себя? Зачем заключать, что только потому, что Давид и он считают ПРАВИЛЬНОЙ одну и ту же вещь, они и ПОСТУПАТЬ должны одинаково? Зачем стричь под одну гребенку льва и козла?

Y.М. Свободы воли и в самом деле не существует?

О.М. Так мне кажется. Есть ВОЛЯ. Но она не имеет ничего общего с УМСТВЕННЫМ РАЗЛИЧИЕМ ДОБРА И ЗЛА, и не находится под его властью. Темперамент и воспитание Давида владели ВОЛЕЙ, и этой силе нельзя было противостоять; У Давида не было выбора, он должен был склонить голову перед ней. Темперамент и воспитание малодушного тоже владели ВОЛЕЙ, и этой силе нельзя было противостоять; она приказывает ему избегать опасности, и он склоняет перед ней голову, у него нет выбора. Но ни Давид, ни малодушный не владеют ВОЛЕЙ — волей, которая может поступать либо хорошо, либо плохо, исходя из того, какой вердикт вынесет их РАЗУМ.

Не две ценности, а одна

Y.М. Есть одна вещь, не дающая мне покоя: я не могу понять, где вы проводите черту между жаждой МАТЕРИАЛЬНОГО и жаждой ДУХОВНОГО.

О.М. Я и не рисовал ее.

Y.М. Что вы имеете ввиду?

О.М. Такой вещи, как жажды МАТЕРИАЛЬНОГО, не существует. Любая жажда только духовная.

Y.М. Все стремления, желания, амбиции только ДУХОВНЫЕ, и никогда не материальные?

О.М. Да. Властелин внутри тебя во ВСЕХ случаях требует, чтобы ты удовлетворял его дух — и только его. Он никогда не требует ничего другого, и ни в чем другом не заинтересован.

Y.М. Позвольте! Когда он жаждет чьих-то денег — разве это не бесспорно материально?

О.М. Нет. Деньги это просто символ, который представляет в видимой и реальной форме ЖЕЛАНИЯ ДУШИ. И так называемая материальная вещь, которую ты жаждешь, тоже всего лишь символ: ты алчешь ее не ради нее САМОЙ, но потому что она удовлетворит твой дух на тот момент.

Y.М. Приведите пример.

О.М. Отлично. Допустим, вещь, которой ты так страстно домогаешься, это новая шляпа.

Ты заполучаешь ее и твое тщеславие довольно, твой дух удовлетворен. Допустим, твои друзья обсмеяли ее: она сразу же теряет свою ценность; ты стыдишься ее и убираешь ее куда подальше, и видеть ее больше не хочешь.

Y.М. Я начинаю понимать. Продолжайте.

О.М. Она все та же шляпа. Она ничем не изменилась. Но ты не ШЛЯПЫ хотел, а того, что она собой символизировала — то, что удовлетворило бы твой дух. Когда она не справилась со своей задачей, вся ее ценность сошла на нет. Нет МАТЕРИАЛЬНЫХ ценностей; есть лишь духовные. Ты тщетно будешь искать материальную ценность, которая ПОДЛИННА и РЕАЛЬНА, потому что таковой не существует. Единственной ценность, которую она в себе несет, даже на долю секунды, это духовная ценность: убрать ее — она тотчас же сделается бесполезной — как та шляпа.

Y.М. Вы могли бы распространить это на деньги?

О.М. Да. Они только символ, не несущий МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности; ты думаешь, что ты жаждешь сами деньги, но это не так. Ты желаешь их, потому что они принесут тебе духовной комфорт; если же они не преуспеют в этом, ты увидишь, как быстро растает их ценность. Есть душераздирающая история о человеке, который работал как Папа Карло, неутомимо и ненасытно, пока он не заработал целое состояние, и был счастлив и восторгался им; затем бубонная чума в одну неделю забрала всех его близких, и он остался один. Ценность его денег ушла вместе с ними. Он понял, что захлебывался от восторга не ради самих денег, но от духовного удовлетворения, которое он получал от вида своей радостной семьи, получавшей удовольствие от наслаждений, пришедших вместе с деньгами. Деньги не несут МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности; если убрать духовное удовлетворение, приносимое ими, они всего лишь отбросы. И так же со всеми вещами, большими или малыми, величественными или банальными — исключений нет. Короны, скипетры, пенни, драгоценности, дурная слава деревни, мировая слава — ничто из этого не несет МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности: пока они удовлетворяют дух — они драгоценны, когда же они не справляются — они ничтожны.

Сложный вопрос

Y.М. Вы продолжаете смущать и путать меня с вашей уклончивой терминологией.

Иногда вы разделяете человека на две или три отдельные личности, каждая со своей властью, юрисдикцией и обязанностями, и когда вы так рассуждаете, мне тяжело ухватить нить разговора. Например, когда я говорю о человеке, я говорю о нем, как об одном целом, и его легко созерцать.

О.М. Это приятно и удобно, если это правда. Когда ты говоришь «мое тело», что значит «мое»?

Y.М. Это значит «Я».

О.М. Значит тело это собственность, и Я владеет им. Кто же это Я?

Y.М. Я как ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ; это моя собственность; неделимое владение, распространенное на все существо.

О.М. Если Я восхищается радугой, разве всё Я восхищается ею, включая волосы, ноги, пятки так далее?

Y.М. Разумеется, нет. Мой РАЗУМ восхищается ею.

О.М. Значит, Ты сам тоже разделяешь свое Я. Все разделяют; все должны разделять.

Что же тогда Я?

Y.М. Я думаю, что Я должно включать себя эти две части — тело и разум.

О.М. Ты так думаешь? Когда ты говоришь «Я верю, что земной шар круглый,» какое «Я» это говорит?

Y.М. Разум.

О.М. Когда ты говоришь «Я скорблю об утрате своего отца», кто это «Я»?

Y.М. Разум.

О.М. Проводит ли разум умственную работу, когда он рассматривает и принимает доказательства того, что мир круглый?

Y.М. Да.

О.М. Проводит ли он умственную работу, когда он скорбит о потере отца?

Y.М. Это не отправление мозговой деятельности, это вопрос ЧУВСТВА.

О.М. Значит его источник не в твоем разуме, но на твоей НРАВСТВЕННОЙ территории?

Y.М. Я должен признать это.

О.М. Является ли разум частью твоего физического составляющего?

Y.М. Нет, он независим от него; он духовен.

О.М. Значит, будучи духовным, он не может быть затронут физическими воздействиями?

Y.М. Нет.

О.М. Остается ли он трезвым, когда тело опьянело?

Y.М. Ну нет.

О.М. Значит, здесь ПРИСУТСТВУЕТ вещественный эффект, не так ли?

Y.М. Выглядит так.

О.М. Расколотый череп повредил разум носителя. Отчего так случилось, если разум духовен и НЕЗАВИСИМ от физических влияний?

Y.М. Я не знаю.

О.М. Когда у тебя болит нога, как ты узнаешь об этом?

Y.М. Я чувствую боль.

О.М. Но ты не чувствуешь ее до тех пор, пока по нервным окончаниям о ней не просигнализируют в мозг. Выходит, что разум обретает в мозгу, не так ли?

Y.М. Наверное, так.

О.М. Недостаточно духовен, чтобы знать, что происходит на его окраинах без помощи физического СООБЩЕНИЯ. Ты понимаешь теперь, что вопрос о том, кто или что есть Я, не так то прост. Ты говоришь «Я восторгаюсь радугой,» и «Я верю, что мир круглый,» и в этих случаях мы наблюдаем, что говорит не Я, а только УМСТВЕННАЯ часть. Ты говоришь, «Я горюю,» и опять-таки говорит не все Я, но только НРАВСТВЕННАЯ часть. Ты говоришь, что разум духовен; затем ты говоришь «Я чувствую боль» и обнаруживаешь, что на этот раз Я — это сумма Умственного и Духовного. Мы все говорим «Я» в таком неопределенном стиле, и этому ничем не помочь. Мы представляем Властелина или Короля над, как ты говоришь, единым целым, мы говорим о нем как «Я,» но когда мы пытаемся загнать его в рамки, нам это не удается. Разум и чувства могут работать вполне НЕЗАВИСИМО друг от друга; мы признаем это, и мы ищем взглядом Правителя, которому они оба повинуются и который может служить как ЧЕТКО ВЫРАЖЕННОЕ и НЕОСПОРИМОЕ «Я,» и который даст нам понять, о ком или о чем мы ведем речь, когда мы используем это местоимение, но нам приходится уступать и горечью признавать, что мы его не нашли. Я считаю, что Человек — это машина, состоящая из множества механизмов, нравственная и умственная часть которой работают автоматически в соответствии с побуждениями внутреннего Господина, который составлен из врожденного темперамента, скопления многочисленных внешний влияний и воспитания; машина, чьей единственной задачей является сохранение духовного комфорта своего Господина, будь его капризы злыми или добрыми; машина, чья Воля абсолютна и которой он должен покоряться, не может не покоряться.

Y.М. Может быть, Я — это душа?

О.М. Может быть. Что такое душа?

Y.М. Я не знаю.

О.М. Никто не знает.

Страсть Господина

Y.М. Кто такой Властелин? — или, иначе говоря, Совесть? Объясните это.

О.М. Это тот непостижимый самодержец, заключенный в человеке, который заставляет человека удовлетворять его желания. Это может быть названо Страстью Господина — жажда Самоодобрения.

Y.М. Где он находится?

О.М. В нравственной составляющей человека.

Y.М. Он приказывает ради блага этого человека?

О.М. Ему безразлично благо человека — он никогда не озадачивает себя ничем, кроме удовлетворения своих желаний. Его можно ВОСПИТАТЬ предпочитать вещи, идущие на благо человеку, но он будет предпочитать их лишь потому, что они удовлетворят его больше других вещей.

Y.М. Тогда выходить, что даже когда он воспитан предпочитать высокие идеалы, он все равно ищет своего удовлетворения, а не пользы для человека?

О.М. Это правда. Воспитан или не воспитан, он с высокой колокольни смотрит на благо человека и ничуть себя им не заботит.

Y.М. Значит, она являет собой аморальную силу, заключенную в нравственной составляющей человека.

О.М. Это БЕСЦВЕТНАЯ сила, заключенная в его нравственной составляющей. Давай назовем ее инстинктом — слепым и нерассуждающим инстинктом, который не может и не различает между нравственным и безнравственным и которому плевать на человека — главное, чтобы он сам был удовлетворен; и он ВСЕГДА будет следить за своим удовлетворением.

Y.М. Он ищет денег и вероятно полагает, что они являются благом для человека?

О.М. Он не всегда охотится за деньгами, не всегда жаждет власти, поста, или других МАТЕРИАЛЬНЫХ преимуществ. Во ВСЕХ случаях он жаждет ДУХОВНОГО удовлетворения, какими угодно СПОСОБАМИ. Его желания определены темпераментом человека — и он его хозяин. Темперамент, Совесть, Склонность, Духовная Потребность — это все одна и та же вещь. Ты ведь слышал о людях, котором было наплевать на деньги?

Y.М. Да. Ученый, который не оставлял своего чердака и своих книг ради поста в компании с огромной зарплатой.

О.М. Он должен быль удовлетворять своего господина — то есть свой темперамент, свои духовные потребности — и предпочел деньги книгам. Еще есть другие похожие случаи?

Y.М. Да, отшельник, например.

О.М. Это хороший пример. Отшельник храбро переносит одиночество, голод, холод и множество других неудобств, чтобы удовлетворить своего самодержца, предпочитающего эти вещи — молитву и созерцание — деньгам или другой роскоши, которую на них можно купить. Есть ли другие примеры?

Y.М. Да. Художник, поэт, ученый.

О.М. Их деспоты получают огромное удовольствие от их занятий, прибыльных или не очень, и предпочитают их каким-либо другим на рынке. Ты понимаешь, что Страсть Господина — удовлетворение собственного духа — заботит себя еще кучей вещей помимо так называемых материальных благ, материального благополучия, денег, и так далее?

Y.М. Я должен признать это.

О.М. Мне тоже так кажется. Есть, наверное, так же много темпераментов, совершенно индифферентных к тяготам, сутяжничеству и признанию работы на ниве общественной, как и тех, которые спят и видят эту работу. Один из наборов темпераментов ищет духовного удовлетворения, и только его; точно того же добивается другой набор. Они оба не добиваются ничего другого, кроме как удовлетворения духа. Если темперамент убогий, то и дух такой же; в обоих случаях это правда. И в обоих случаях темперамент определяет предпочтение — а с темпераментом РОЖДАЮТСЯ, он не создается.

Вывод

О.М. Ты находился в отпуске?

Y.М. Да, я был в прогулке по горам. Вы готовы продолжать разговор?

О.М. Да, конечно. С чего мы должны начать?

Y.М. Два дня и две ночи, отдыхая в кровати, я раздумывал над нашим с вами разговором, над всеми нашими разговорами и ничего не упустил из виду. С таким итогом: что… что… вы собираетесь в один прекрасный день опубликовать ваши мнению о Человеке?

О.М. Время от времени на протяжении вот уже 20 лет Властелин внутри меня никак решиться до конца, приказать ли мне изложить это на бумаге и напечатать. Должен ли я объяснить тебе, почему он до сих пор не издал этого приказа, или ты сможешь объяснить эту простую вещь без моей помощи?

Y.М. Согласно вашей доктрине, это проще выеденного яйца: внешние влияния побудили Господина внутри вас издать вам приказ; более сильные внешние влияние удержали его от этого. Без внешнего воздействия ни одно из этих побуждений не могло явиться на свет, так как мозг человека не в состоянии произвести на свет ни одну идею.

О.М. Все верно. Продолжай.

Y.М. Решать, будет ли это опубликовано или нет, все еще предстоит вашему Господину.

Если в какой-то день внешнее влияние окончательно склонит часу весов в какую-либо сторону, он сделает вам приказ, которому вы подчинитесь.

О.М. Все верно. Итак?

Y.М. Долгие раздумья привели меня к выводу, что опубликование ваших идей может нанести непоправимый вред. Вы меня извините за откровенность?

О.М. Извинить ТЕБЯ? Ты ничего не натворил. Ты всего лишь орудие — мегафон, рупор. Рупоры не отвечают за то, что через произносится. Внешние влияния — в виде проходящих через всю жизнь обучений, воспитания, представлений, предубеждений, и другого поддержанного импорта — убедили Властелина внутри тебя, что опубликование этих доктрин будет пагубным шагом. Очень хорошо, это естественно, этого следовало ожидать, в каком-то смысле это было неизбежно. Но продолжай; и для простоты и удобства следуй привычке: излагай от первого лица и расскажи, что твой Хозяин обо всем этом думает.

Y.М. Для начала: это опустошающая теория; она не вдохновляет, не приводит в восторг, не окрыляет. Она отнимает у человека его великолепие, забирает у него его гордость, вырывает из него героизм, отрицает его личные заслуги; не только разжалует его в машину, но и утверждает, что у него нет над нею власти; делает из него кофейную мельницу и не позволяет ему ни поставлять кофе, ни крутить рычаг, и объявляет его единственной и жалкой функцией молоть грубо или изящно, крупно или мелко, в соответствии с его натурой, предоставляя внешним влияниям делать всю работу.

О.М. Ты все верно подметил. Скажи мне — чем люди больше всего восхищаются друг в друге?

Y.М. Интеллектом, храбростью, величавостью, красивой внешностью, милосердием, щедростью, великодушием, благородством, добротой, героизмом, и… и…

О.М. И этого достаточно. Это БАЗИСНЫЕ категории. Добродетель, сила духа, святость, правдивость, верность, высокие идеалы — эти и другие связанные с ними качества, которые ты найдешь в словаре, СДЕЛАНЫ ИЗ БАЗИСНЫХ категорий путем их смешения, сочетания, ретуширования и комбинирования, так же как мы смешиваем синий и желтый, чтобы получить зеленый, и создаем несколько оттенков и тонов красного, видоизменяя элементарный красный. Есть несколько элементарных цветов; радуга включает их все; из них мы изготавливаем и даем название 50 их оттенкам. Ты назвал элементарные цвета человеческой радуги, и еще одну СМЕСЬ — героизм, который создается из храбрости и благородства. Отлично; какие из этих категорий их обладатель производит сам? Может, это интеллект?

Y.М. Нет.

О.М. Почему?

Y.М. Он рождается с ним.

О.М. Может, это храбрость?

Y.М. Нет. Он рождается с ней.

О.М. Может, это величавость и красивая внешность?

Y.М. Нет. Он с ними рождается.

О.М. Возьми остальные категории моральных качеств — милосердие, щедрость, великодушие, доброта; плодоносные семена, из которых произрастают, через возделывание посредством внешний влияний, множество смесей и комбинаций добродетелей, названия которых ты найдешь в словаре: производит ли человек эти семена, или они уже заложены в нем?

Y.М. Они заложены в нем.

О.М. Кто же их заложил в него?

Y.М. Господь.

О.М. Чья это заслуга?

Y.М. Господа.

О.М. А великолепие, о котором ты трубил, и рукоплескания?

Y.М. Господа.

О.М. Тогда это ТЫ унижаешь человека, а не я разжалую его. Ты заставляешь его требовать славы, восхваления, лести за каждую ценную вещь, которой он владеет — целиком ВЗЯТЫМ ВЗАЙМЫ нарядом; даже ниточка с которого не заработана им самим, ни одно его деталь не изготовлена его трудом. ТЫ делаешь человека мошенником; разве я не по чести с ним поступил?

Y.М. Вы сделали из него машину.

О.М. Кто разработал этот искусный и великолепный механизм, человеческие руки?

Y.М. Бог.

О.М. Кто продумал закон, согласно которому они автоматически извлекают из клавиш пианино замысловатые звуки музыки, безошибочно, когда человек затерян в своих мыслях или беседует с другом?

Y.М. Господь.

О.М. Кто выдумал кровь? Кто изобрел удивительный механизм, который машинально перегоняет ее, обновляющуюся и освежающуюся, день за днем, без помощи или совета человека? Кто создал разум человека, чей механизм работает автоматически, интересует себя чем ему будет угодно, независимо от воли и желания человека, трудится ночь напролет, когда ему это взбредет, глухой к просьбам о пощаде? Господь изобрел это все. Это не я сделал человека машиной, эта заслуга целиком в руках Бога. Я всего лишь как тот мальчик Андерсена, который кричал: «А король-то голый», и больше ничего. Разве это постыдно — призвать обратить внимание на факт? Это преступление?

Y.М. Я думаю, что ПОСТЫДНО обнажать тот факт, которой ничего, кроме урона, не принесет.

О.М. Продолжай.

Y.М. Взглянем правде в глаза. Человека всегда учили, что он был величайшим чудом Творения; он верит в это; за все годы он ни разу в этом не усомнился, будь он голым дикарем или разодетым в шелка и приобщенным к цивилизации. Это делало его сердце жизнерадостным, а жизнь веселой. Он был горд собой, он искренне восхищался собой, он получал удовольствие от достижений, которые считал своей заслугой, его ликование, когда его дела восхваляли и рукоплескания, которые они вызывали — этого возвеличивало его, приводило в восторг, подталкивало его подниматься все выше и выше; одним словом, придавало его жизни смысл. Но согласно вашему проекту, все это упразднено; он понижен до статуса машины, он никто, его благородство и чувство собственного достоинства увяли до тщетности; как бы он из кожи вон не лез, он никогда не будет лучше своего самого невзрачного и бестолкового соседа; он никогда больше не будет радостным, его жизнь не будет стоить того, чтобы ее прожить.

О.М. Ты в самом деле так считаешь?

Y.М. Да.

О.М. Ты хоть раз видел меня унылым и несчастным?

Y.М. Нет.

О.М. Ну, я верю во все эти вещи. Почему же они не сделали меня несчастным?

Y.М. А, да, темперамент, конечно! Уж ЕГО-то вы никогда не упустите из виду.

О.М. Все правильно. Если человек родился с грустным темпераментом, ничто его не осчастливит. Если же он родился с веселым темпераментом, ничто не сделает его несчастным.

Y.М. Что — даже унижающая система взглядов, от которых кровь стынет в жилах?

О.М. Взглядов? Всего-навсего взглядов? Просто убеждений? Они бессильны. Их усилия будут тщетны, если на их пути встанет врожденный темперамент.

Y.М. Я этому не верю.

О.М. Сейчас ты поспешил с выводами. Это говорит о том, что ты необдуманно исследовал факты. Кто самый жизнерадостный из всех твоих близких друзей? Это ведь Берджесс?

Y.М. Конечно.

О.М. А кто самый унылый? Генри Адамс?

Y.М. Он самый!

О.М. Я с ними хорошо знаком. Они крайности, аномалии; их темпераменты так же противоположны, как полюса. Их жизненные превратности очень похожи — но посмотри, что в получается в итоге! Они примерно ровесники — им около пятидесяти. Берджесс всегда был бодрый, оптимистичным, счастливым; Адамс всегда был мрачным, отчаявшимся, подавленным. Когда они были молоды, они подвизались журналистами в провинции, но потерпели фиаско. Берджессу было как с гуся вода; Адамс не мог выжать из себя улыбки, он мог только печалиться и сокрушаться о том, что произошло и мучить себя бесплодными сожалениями о том, почему он не поступил вот так и вот так, а вместо этого поступил вот так — ТОГДА бы он преуспел. Они пробовали себя в юриспруденции — снова неудача. Берджессу все было нипочем — он не мог ничего с собой поделать. На Адамса было жалко смотреть — и он тоже поделать ничего не мог. Начиная с тех самых пор, они перепробовали множество вещей и всегда терпели крах: Берджесс оставался таким же веселым и жизнерадостным; Адамс — с точностью до наоборот. И мы абсолютно точно знаем, что их врожденные темпераменты ни на йоту не переменились от их материальных передряг. Взглянем же на их интеллектуальные упражнения. Оба были рьяными демократами; оба были ревностными республиканцами; оба были усердными членами партий. Берджесс всегда находил счастье, а Адамс — несчастье в этих политических убеждениях и их смене. Каждый из них был какое-то время пресвитерианцем, унитарианцем, методистом, католиком — затем опять пресвитерианцем, затем опять методистом. Берджесс не падал духом в этих переменах, а Адамс они ввергали в смятение. Сейчас они пробуют Христианскую науку с таким же привычным результатом, с неизбежным результатом. Никакая политическая и религиозная доктрина повергнет в уныние Берджесса или вселит радость в Адамса. Я заверяю тебя, что это дело чисто темперамента. Убеждение мы ПРИОБРЕТАЕМ, с темпераментами РОЖДАЕМСЯ; убеждения меняются, но ничто не поколеблет темперамент.

Y.М. Вы привели пример двух крайностей.

О.М. Да, полдюжины других — это модификации этих крайностей. Но закон тот же. Когда темперамент на две трети веселый, или на две трети унылый, никакие политические или религиозные убеждение пропорцию не изменят. Большинство темпераментов уравновешены; интенсивности отсутствуют, и это позволяет народу учиться приспосабливать себя к своим политическим и религиозным обстоятельствам и предпочитать их, довольствоваться ими и, наконец, предпочитать их. Нации не ДУМАЮТ, они ЧУВСТВУЮТ. Они получают свои чувства поддержаными, через темпераменты, не через мозги. Народ можно примирить — силой обстоятельств, не доводов — С ЛЮБЫМ ВИДОМ ПРАВИТЕЛЬСТВА ИЛИ РЕЛИГИИ, КОТОРУЮ ТОЛЬКО МОЖНО ИЗОБРЕСТИ; со временем, он будет приспосабливаться к ним; позднее он будет предпочитать их другим и яростно отстаивать их. Если хочешь примеров, взгляни на всю историю: греки, римляне, персы, египтяне, русские, немцы, французы, англичане, испанцы, американцы, южноамериканцы, японцы, китайцы, индусы, турки — тысячи диких и одомашненных религий, любой вид правительства, который только придет в голову, от тигра к домашней кошке, и каждая народ, УВЕРЕННЫЙ в том, что только у него самая истинная религия и самое разумное правительство, презирающие друг друга, каждый — осел и не видящий бревна в своем глазу, каждый гордый своим иллюзорным превосходством, каждый совершенно уверенный, что он избранник Господа, каждый с непоколебимой уверенностью взывающий к НЕМУ на помощь в годы войны, каждый безмерно изумленный тем, что ОН принимает сторону противника, но по привычке извиняющий это и возобновляющий метать бисер — одним словом, все человеческие народы довольны, всегда довольны, настойчиво довольны, неистребимо довольны, счастливы, благодарны, горды, НЕСМОТРЯ НА ТО, КАКУЮ ИСПОВЕДУЮТ РЕЛИГИЮ, НЕСМОТРЯ НА ТО, КТО ПОВЕЛЕВАЕТ ИМИ — ТИГР ИЛИ ДОМАШНИЙ КОТ. Я ведь дело говорю? Ты знаешь, что да. Счастлива ли человеческая порода? Ты знаешь, что это правда. Учитывая то, что она может пережить и продолжать радоваться жизни, ты делаешь большую честь, полагая, что я могу вынуть из нее жизнерадостность, поставив ее перед лицом очевидных и беспристрастных фактов. Ничто на это не способно. Что только не было предпринято. Все тщетно. Прошу тебя, не волнуйся попусту.

Примечания

1. Маркиз Ворчестера сделал все это сотню лет назад.