На собрании американцев, праздновавших Четвертое июля в Лондоне.
Господин Председатель, леди и джентльмены, благодарю вас за только что оказанную мне честь и постараюсь, в знак своей признательности, не утомлять вас многословием. Приятно праздновать в такой мирной форме, на этой древней почве отечества наших праотцов, годовщину события, порожденного войной с этой самой страной и доведенной до благополучного конца героизмом наших предков. Потребовалось почти столетие, чтобы установить между англичанами и американцами отношения дружбы и взаимного уважения, но я полагаю, что это наконец достигнуто. Важным шагом вперед в этом направлении явилось разрешение двух последних недоразумений при посредстве третейского суда, а не при содействии пушек. Другим важным шагом было то обстоятельство, что Англия приняла наши швейные машины, не приписывая себе — по своему обыкновению — их изобретения. Не менее важным шагом является и тот факт, что она ввела в употребление наши спальные вагоны. И я не нахожу слов, чтобы выразить, как глубоко я был тронут вчера зрелищем англичанина, заказавшего — совершенно свободно, по собственному побуждению — американский Cherry Cobber, — и, мало того, напомнившему буфетчику, с полным и солидным знанием дела, не забыть земляники. Общее происхождение, общий язык, общая литература, общая религия и... общие напитки — что же еще требуется, чтобы закрепить навеки братский союз между двумя нациями?
Наш век — век прогресса, и наша страна прогрессивная. Великая и славная страна, да! Страна, которая дала миру Вашингтона, Франклина, Вм. М. Твэда, Лонгфелло, Мотлея, Джея Гульда, Самюэля Ч. Помрея, последний Конгресс, не имевший себе равных (в некоторых отношениях), и Армию Соединенных Штатов, которая одержала победу над шестьюдесятью индейцами в течение восьми месяцев, загоняв их до полного изнеможения — что, видит Бог, гораздо лучше дикой резни. Мы имеем лучшую в мире систему уголовного судопроизводства, действенность которой подрывается только трудностью находить каждый день двенадцать человек, которые ничего не знают и не умеют читать. Могу прибавить, что у нас практикуется оправдание по невменяемости, которое избавило бы от ответственности самого Каина. Могу, кажется, также сказать, — и сказать с гордостью, — что у нас имеются законодатели, которые продаются по более высоким ценам, чем где бы то ни было на свете.
Я с восхищением укажу на наши железнодорожные компании, которые соглашаются оставлять нас в живых, хотя могли бы поступить наоборот, владея нами на правах полной собственности. В прошлом году они уничтожили только три тысячи семьдесят душ при столкновении поездов и раздавили всего двадцать семь тысяч двести шестьдесят неосторожных и бесполезных зевак. Компании искренне сожалели об убийстве этих тридцати тысяч человек и зашли в своем сострадании так далеко, что выплатили вознаграждение за некоторых из них — разумеется, добровольно, так как даже самый презренный из нас не посмеет утверждать, что мы имеем суд настолько изменнический, чтобы применить какую-либо статью закона против железнодорожной компании. Но, благодарение Богу, железнодорожные компании вообще расположены поступать справедливо и милостиво без всякого принуждения со стороны.
Я знаю случай, глубоко тронувший меня в свое время. После одной катастрофы компания прислала ко мне на дом останки моего дорогого старого родственника в корзинке, со следующей запиской: «Будьте любезны сообщить, во сколько вы его цените, — и вернуть нам корзину».
Можно ли представить себе более деликатное отношение?
Но мне не подобает стоять здесь весь вечер и хвастаться. Во всяком случае, вы не осудите человека за то, что он немножко похвастается достоинствами своего отечества Четвертого Июля. Когда же и пустить пыль в глаза, если не в этот день? Я позволю себе еще только одну похвальбу — и притом утешительную. Вот она. Мы имеем образ правления, который, предоставляя всем одинаковые шансы, никому не оказывает предпочтения. У нас ни один индивидуум не рождается с правом глядеть на своего соседа сверху вниз и относиться к нему с презрением. Да послужит это утешением тем из нас, которые не родились герцогами. И мы можем с надеждой взирать на будущее, имея ввиду, что как бы ни было плачевно современное состояние нашей политической нравственности, Англия сумела подняться из еще более недостойного состояния времен Карла I, когда куртизанки возводились в дворянское достоинство и все государственные должности служили предметом купли-продажи. Итак, для нас еще не потеряна надежда.
