Автобиографизм, как правило, живой нерв творчества многих писателей. Иногда он проявляется скрыто, подспудно, иногда лежит на поверхности. Твен — один из наиболее «автобиографичных» писателей. Он прожил насыщенную жизнь, особенно в молодости; ему было, что вспомнить, рассказать о себе. Колоритные жизненные эпизоды, интересные люди, с которыми он дружил или контактировал, наконец, сама его неповторимая индивидуальность — все это просвечивает едва ли не в каждом его произведении. Он прямо выступает в роли повествователя в ранних рассказах, порой гротесковых и фантастических, и сочиняет выдуманное, комическое жизнеописание (рассказ «Моя автобиография»). Его «травелоги» не только «документируют» паломничества за океан, которыми изобилует биография писателя. В «Простаках за границей» он сообщает, как им был обнаружен труп в офисе отца (глава 18). В книге «Пешком по Европе» описан случай, произошедший в пору его пароходной поездки (глава 10). Немало деталей, относящихся к детству и юности романиста, рассеяно в его автобиографической трилогии, как в книгах о Томе Сойере и Геке Финне, содержащих топографию Ганнибала, так и в «Жизни на Миссисипи». В главах 53—56 писатель возвращает читателя к юным годам в Ганнибале. В «травелоге» «Пешком по экватору» воспроизводятся эпизоды издевательства над рабами, рассказано об убийстве одного из них, чему Твен был свидетель.
Жизнь такова, что на ее закате литераторам (да и не только им) свойственно желание подводить итоги, а это значит обратиться к мемуаристике. В США автобиографический жанр всегда был исключительно популярен. И это понятно. Американцев неизменно отличал жадный интерес к жизни знаменитостей, стремление познакомиться с их «технологией успеха». Так не только литературное, но и общественное значение обрела «Автобиографию» Бенджамина Франклина, жизнеописание выходца из третьего сословия, типичного «человека, сделавшего себя», который пробивался к заслуженной славе, был успешен во всех своих многообразных начинаниях, благодаря несокрушимому трудолюбию, целеустремленности и самодисциплине. Перечень писателей США, оставивших ценные мемуары и автобиографии, более чем внушителен: это Генри Джеймс и Хоуэллс, Драйзер и Шервуд Андерсон, Гертруда Стайн и Хемингуэй, Артур Миллер и Теннеси Уильямс, Ленгстон Хьюз и Ричард Райт, Генри Адамс и Дос Пассос, Колдуэлл, Лилиан Хеллиан и многие другие. Легче, наверно, назвать тех, кто не обзавелся мемуарами!
Марк Твен приступил к первым наброскам автобиографии в 1870 г., когда написал эссе «Теннессийские земли», посвященное попытке отца стать землевладельцем; затем появились разрозненные фрагменты, касающиеся отдельных жизненных эпизодов и лиц, которых он знал. Возможно, это были предварительные заготовки. К середине 1880-х гг. относятся несколько отрывков, касающихся его взаимоотношений с генералом Грантом, героем Гражданской войны, а позднее президентом США. Когда в конце 1890-х гг. стало выходить первое прижизненное собрание сочинений Твена, подготовленное издательством «Америкен паблишинг компани», он предпослал ему краткое автобиографическое вступление.
Наконец, в 1906 г. он серьезно взялся за автобиографическую прозу. Это произошло уже после того, как Твен перешагнул 70-летие, широко и щедро отмеченный юбилей. Он предчувствовал, что близится финал. И так грустно об этом заметил: «Когда я пишу эту «Автобиографию», я ни на минуту не забываю, что держу речь из могилы». На этот раз Твен надиктовывал текст; здесь помощником выступал его секретарь и биограф Альберт Пейн, позднее первый хранитель твеновского архива. Иногда Твен наговаривал текст, лежа в постели. Кроме того, Твен избрал собственный оригинальный метод: отказавшись от строгого хронологически линейного построения повествования, он так характеризовал свою манеру: «Во Флоренции в 1904 г. я, наконец, открыл истинный метод, как писать автобиографию. Не выбирай, чтобы начать ее, какое-либо определенное время своей жизни: броди по жизни как вздумается; веди рассказ только о том, что интересует тебя в данную минуту; немедля прерывая рассказ, как только интерес к нему начинает слабеть, и берись за новую, более интересную тему, которая пришла к тебе только что в голову».
История литературы знает счастливые случаи, когда рядом с великими писателями оказываются преданные им люди, которые донесли до нас многие ценнейшие детали из жизни этих людей, их высказывания.
Классический пример тому — Йохан Эккерман, автор всемирно знаменитой книги: «Разговоры с Гете». Последние годы рядом с автором «Листьев травы» был его секретарь Горас Траубел, создавший многотомный труд «С Уолтом Уитменом в Кемдене». Трудно переоценить вклад Душана Маковицкого, оставившего свой четырехтомник «Яснополянские записки», и последнего секретаря Л.Н. Толстого Н.Н. Гусева. В истории литературы осталось имя Альберта Пейна (1861—1937 гг.), автора первой биографии Марка Твена. Он, в частности, так описывал процесс создания «Автобиографии»: «Мы никогда не знали, о чем он будет сегодня говорить... И он тоже редко знал это заранее... Он вспоминал различные периоды своей жизни, те или иные эпизоды, отдельные случаи... как это бывает в застольной беседе... Порою это бывало забавно, порой трагично, порой поучительно, но всегда необычайно увлекательно... Я был самым счастливым биографом на свете».
В «Автобиографии» наиболее откровенно реализовалась присущая твеновской методологии свободная импровизационность. «Пусть этот рассказ, — писал Твен, — будет одновременно дневником и автобиографией. Тогда ты сумеешь столкнуть животрепещущую современность с воспоминаниями о чем-то, что было сходно с нею, но случилось в недалеком прошлом: в этих контрастах скрыто неповторимое очарование».
Отметим важнейший момент: в мемуарной прозе Твена, как и в его исторической трилогии, сталкивались «век нынешний» и «век минувший», два временных пласта: прошлое отбрасывало властную тень в день сегодняшний.
«Импровизационная» манера отвечала писательскому темпераменту Твена: ведь еще с ранних лет он вырабатывал в себе искусство устного рассказа, живого и неприхотливого, которое он оттачивал, выступая как лектор (долгое время лекции оставались для него существенным источником заработка). Славился он и как мастер застольных речей.
Особый аромат твеновскому устному слову придала его исповедальная тональность. Писатель сравнивал свою автобиографию с признанием в любви. Он чувствовал себя раскованным: «Мне показалось, — писал он, — что я тоже смогу писать свободно, откровенно и без внутренних преград, как пишут любовное письмо, если буду уверен, что никто другой не увидит того, что я написал до той поры, пока я не лягу в могилу, бесчувственный и равнодушный».
В «Автобиографии» прочерчиваются две сферы изображения: прошлое, особенно годы детства, юности, молодости, о которых Твен пишет с нежным ностальгическим чувством. И современность, воспринимаемая им обычно критически. В композиционном плане главы, относящиеся к двум этим сферам, словно бы «перетасовываются».
С теплотой воссоздает он картины детства: с нежностью пишет о матери Джейн Лемптон Клеменс, женщине редкой жизнестойкости и доброты; старшем брате Орионе; о тех, кто встретился на его пути в пору писательского становления, Петролеуме Нэсби; Локке, юмористе с «Дикого Запада»; лекторе, газетчике Ральфе Килере.
В мозаике портретных этюдов и зарисовок современников мелькают приметные фигуры, повернутые к читателю с интересной бытовой стороны. С ними сталкивался Твен: это его друг священник Твичел, государственные секретари США Джон Хей и Элиу Рут, политический босс демократов Нью-Йорка Уильям Твид, стяжавший печальную славу своими финансовыми махинациями; английский журналист Уильям Стед, миллионеры Гульд и Рокфеллер; Николай Чайковский, русский революционер, народоволец и др. Окрашенные юмором анекдотические эпизоды и ситуации перемежались у Твена минорными страницами, когда он вспоминал о смерти матери, ушедшей из жизни в глубокой старости; ранней кончине дочери Сузи; известии об уходе из жизни брата Ориона.
Не оставляет без внимания Твен современные ему политические реалии Америки; со страниц его мемуаров звучат резкие инвективы по адресу тех, кто олицетворяет американскую демократию и большой бизнес.
Твен дает волю иронии, а то и желчи по адресу столпов политического бомонда. Во фрагменте «Кларк, сенатор от Монтаны» он отзывается о своем герое как о человеке, который «покупает местные законодательные собрания и судей, как люди покупают еду и платье»; который сделал «коррупцию привычным делом в Монтане». А потому «едва ли можно найти в стране человека, стоящего ниже его в нравственном отношении». О тех, кто верноподданно явились на банкет в честь сенатора, он отзывается так: «Они без стеснения лезут в помойную яму и открыто поклоняются долларам и владельцам долларов». Не щадит Твен и коррумпированную прессу, которую в США иногда называют «палладиумом свобод». Когда магнат Гуггенхейм, «пропитанный господствующим в стране духом политического гниения», подкупил законодательное собрание штата Колорадо, что обеспечило ему избрание в сенат США, газета «Пост», претендующая на выражение общественного мнения, поспешила взять под защиту новоиспеченного законодателя. Ведь он, согласно газете, «следовал примеру, показанному во многих других штатах», а потому в его поступке «нет ничего дурного».
Твену всегда претили лже-патриотизм и агрессивное высокомерие. Во фрагменте «Мы — англосаксы» Твен не без горечи констатирует: «Не знаю, к худу или добру, но мы продолжаем поучать Европу». В нем речь идет об одном собрании, на котором председательствующий, «отставной военный в высоком чине», провозгласил с большим воодушевлением: «Мы англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет». Последние слова Твен выделил курсивом. Слоган вышеназванного «вдохновенного пророка» породил такой энтузиазм, что участники банкета, штатские и военные, в течение двух минут не могли истощить свой восторг по поводу вышеназванной великолепной декларации. Комментируя подобный эпизод, Твен с резкой прямотой добавляет, что лозунг было бы справедливо переиначить: «Мы, англичане и американцы, — воры, разбойники и пираты, чем и гордимся».
Полемический «перехлест» здесь очевиден. Но Твен был прав в главном: нередки в среде американских военных откровенные апологеты милитаризма и агрессии. Позднее эта тема получит развитие в творчестве Синклера Льюиса (особенно в романе «У нас это невозможно»), а также у авторов ряда романов, посвященных Второй мировой войне (генерал Каммингс в «Нагих и мертвых» Нормана Мейлера, генерал Сэм Слейтер в романе Джеймса Джонса «Отсюда и в вечность», ряд высших офицеров в «Уловке 22» Джозефа Хеллера и др.).
Неоднозначна, хотя и иронична характеристика президента Теодора Рузвельта, «образцового американского джентльмена нашего времени». Он, без сомнения, «самый худший президент, которого мы когда-либо имели», получивший свою «президентскую должность за деньги». Не без полемической резкости отзывается Твен и о христианской церкви. В процессе работы над «Автобиографией» Твена порой охватывали мизантропические настроения. В письме У.Д. Хоуэллса мы читаем: «Завтра собираюсь продиктовать главу, за которую моих наследников и правопреемников сожгут живьем, если они осмелятся предать ее гласности раньше 2006 г. (т.е. через 100 лет — Б.Г.), но полагаю, они этого не сделают».
И все же в самых резких инвективах на коррумпированных и своекорыстных политиков, в пылу остро сатирических выпадов по адресу системы в целом, Марк Твен оставался человеком, верившим в демократический порядок, открытый критике и способный к развитию и реформам.
Как не без грусти полагал Твен, его «Автобиография» увидела свет уже после его кончины. Сама история ее публикации, в разных вариантах, растянувшаяся на несколько десятилетий, — увлекательный и поучительный сюжет. Но она — в заключительной главе книги.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
