2 июня 1906 г.
В те давние дни, когда подбирались генеральные агенты, Уэбстер поручил одно из лучших западных агентств бывшему проповеднику и профессиональному поборнику обновления веры, которого господь наслал на Айову за какие-то неблагочиния, сотворенные этим штатам. Все остальные кандидаты в агенты предупреждали Уэбстера, чтобы он держался подальше от лап этого человека, заверяя его, что никакие мудрые меры Уитфорда или кого-нибудь еще не смогут пресечь прирожденную склонность этого поборника обновления религии к воровству. Их уговоры ни к чему не привели. Уэбстер отдал это агентство бывшему проповеднику. Мы снабдили его книгами. Дело шло превосходно. Он получил внушительную прибыль — 36 000 долларов, из которых Уэбстеру не досталось ни цента.
Меня удивляет не то, что миссис Грант получила за книгу своего мужа около полумиллиона долларов. Чудо в том, что она не запуталась из-за нее в долгах. К счастью для миссис Грант, у нас был только один Уэбстер. То, что я не выискал второго, объясняется какой-то противоестественной рассеянностью с моей стороны.
Позвольте мне рассказать об этом неприятном деле как можно короче. Дни и ночи Уэбстера больше всего были отравлены тем жгучим обстоятельством, что, хотя он, Чарльз Л. Уэбстер, был издателем — величайшим из всех издателей, — а мое имя даже не значилось среди членов фирмы, общественное мнение упорно считало меня истинным главой издательства, а Уэбстера только тенью. Все желавшие издать книгу обращались ко мне, а не к Уэбстеру. Я принял к изданию несколько прекрасных книг, но Уэбстер отклонил их все до единой, — а хозяином был он. Когда же кто-нибудь предлагал книгу ему, это лестное признание приводило его в такой восторг, что он брался издавать ее, даже не ознакомившись с ней. Однако ему ни разу не удалось получить книгу, которая отработала хотя бы затраты на ее выпуск.
Джо Джефферсон написал мне, что он закончил свою автобиографию и хотел бы, чтобы его издателем был я. Конечно, я ухватился за это предложение обеими руками. Я переслал письмо Уэбстеру и попросил его заняться этой книгой. Уэбстер не стал от нее отказываться. Он попросту не заметил ее и постарался поскорей о ней забыть. Вместо нее он принял и опубликовал две-три книги о войне, которые не принесли никакой прибыли. Он принял еще одну книгу, заключил на нее договор с агентствами, назначил цену (три с половиной доллара в коленкоровом переплете) и, кроме того, обязался выпустить ее к определенному сроку — месяца через два или три. Как-то, приехав в Нью-Йорк, я зашел в контору и попросил показать мне эту книгу. Я спросил Уэбстера, сколько в ней тысяч слов. Он сказал, что не знает. Я попросил его подсчитать слова хотя бы примерно. Он подсчитал. Я сказал: «В ней слов хватит только на одну пятую цены и объема. Вам придется подбить ее кирпичом. Нам следует завести кирпичную фабрику — и притом немедленно, потому что гораздо дешевле изготовлять кирпичи самим, чем покупать их на стороне».
Это привело его в ярость. Он всегда приходил в ярость от любой подобной мелочи. Должен сказать, что мне не случалось видеть существа более чувствительного, — если учитывать материал, из которого он был сделан.
В то время у него на руках было несколько книг — никчемных книг, которые он принял, потому что их предложили ему, а не мне, — и я обнаружил, что он не потрудился подсчитать слова ни в одной из них. Он принял их к изданию, не ознакомившись с ними. Уэбстер был хорошим агентом, но он совсем не разбирался в издательском деле и не был способен хоть чему-нибудь в нем научиться. Затем я узнал, что он согласился воскресить «Жизнь Христа» Генри Уорда Бичера. Я заметил, что ему следовало бы взяться за Лазаря, потому что за него один раз уже брались, и мы знаем, что это вполне осуществимо. Он снова вышел из себя. Несомненно, он был чувствительнейшим из всех существ его покроя. Кроме того, он выплатил мистеру Бичеру, который находился тогда в стесненных обстоятельствах, пять тысяч долларов в счет будущего гонорара. Мистер Бичер обязался переработать книгу — или, вернее, закончить ее. Если не ошибаюсь, он как раз выпустил первый из двух предполагавшихся томов, когда разразился пресловутый скандал, положивший конец всей затее. Кажется, второй том вообще не был написан, и теперь мистер Бичер обязался его написать. В случае невыполнения своего обязательства в указанный срок он должен был вернуть деньги. Выполнить это обязательство ему не удалось, и в конце концов деньги были возвращены.
Уэбстер всячески затягивал выпуск моей книги «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», а потом издал ее настолько втихомолку, что ее существование было обнаружено только через два-три года. Он так долго тянул со сборником «Библиотека юмора», составленным Гоуэлсом и мной, и в конце концов выпустил его столь секретным образом, что вряд ли хоть кто-нибудь в Америке когда-либо узнал о его существовании.
Уильям Лаффен сообщил мне, что мистер Уолтере из Балтимора готовит замечательную книгу — подробнейшее описание своей царственной коллекции произведений искусства; что он намерен выписать лучших художников из Парижа, чтобы проиллюстрировать ее; что он намерен лично следить за изданием этой книги, чтобы она была сделана по его вкусу; что он намерен истратить на нее четверть миллиона долларов; что он хочет, чтобы она продавалась по высокой цене, соответствующей ее великолепию, и что он отказывается от всякого гонорара. Издателю нужно будет только распространить эту книгу и получить всю прибыль.
Лаффен сказал: «Так что, Марк, вы можете с ее помощью разбогатеть без всяких хлопот, без всякого риска или расходов».
Я сказал, что немедленно пошлю Уэбстера в Балтимор. Я и пытался его послать, но тщетно. Уэбстер не пожелал иметь к этому делу никакого отношения. Если бы мистер Уолтере хотел издать подержанную собаку, ему нужно было бы только обратиться к Уэбстеру. Уэбстер сломал бы себе шею, лишь бы добраться до Балтимора и завладеть этой собакой. Но мистер Уолтере обратился не к тому человеку. Гордость Уэбстера была задета, и он не снизошел бы даже до того, чтобы бросить взгляд на книгу мистера Уолтерса. У Уэбстера была огромная гордость, но другими талантами он не отличался.
Уэбстер страдал мучительными мигренями. Эти боли облегчало новое немецкое лекарство — фенацетин. Врачи запрещали ему злоупотреблять этим лекарством, но он нашел способ доставать его в неограниченном количестве: наши свободные институты позволяют каждому человеку отравлять себя сколько душе угодно, при условии, что он заплатит нужную цену. Уэбстер принимал фенацетин все чаще и все увеличивая дозы. Лекарство действовало на него одуряюще, и он жил словно во сне. В контору он приходил теперь лишь изредка, а появляясь там, использовал свою власть всегда во вред делу. Он был в таком состоянии, что не мог отвечать за свои поступки.
Надо было принимать какие-то меры. Уитфорд объяснил, что избавиться от этого опасного элемента можно было, только выкупив долю Уэбстера. Но что было выкупать? Уэбстер всегда без промедления забирал все деньги, которые ему причитались. Он давно уже пустил по ветру мою долю доходов от книги генерала Гранта — сто тысяч долларов. Дело находилось при последнем издыхании. Все оно не стоило и полутора долларов. Так какова же была справедливая цена, которую мне следовало заплатить за десятую долю в нем? После долгих переговоров и долгой переписки выяснилось, что Уэбстер готов удовлетвориться двенадцатью тысячами долларов и выйти из дела. Я послал ему чек.
Преемником Уэбстера стал молодой человек по имени Фредерик Дж. Холл — еще один подарок Дюнкерка. Все наши таланты мы получили с вышеупомянутого конного завода в Дюнкерке. Бедняга Холл старался изо всех сил, но он совершенно не годился для своей должности. Некоторое время он с героическим оптимизмом юности еще барахтался, но на его пути стояло препятствие, которое рано или поздно должно было стать роковым. А именно:
Поэт Стедмен за несколько лет до этого подготовил сборник «Библиотека американской литературы» в девяти или десяти томах, в восьмую долю листа. Некий цинциннатский издатель рискнул взяться за эту книгу. Она проглотила его целиком вместе с семьей. Предложи Стедмен свой труд мне, я сказал бы: «Если эта книга будет продаваться по подписке и в рассрочку, то при гонораре свыше четырех процентов она не принесет нам никакого дохода; а впрочем, она разорит нас при любом гонораре, потому что издание подобной книги требует наличного капитала в несколько сот тысяч долларов, а у нас не наберется и ста тысяч».
Но Стедмен не принес свою книгу мне. Он принес ее Уэбстеру. Уэбстер был страшно обрадован и польщен. Он взял ее, обязавшись выплатить гонорар в восемь процентов, и тем самым обеспечил медленное самоубийство «Чарльза Л. Уэбстера и Ко». Два или три года мы еще кое-как брели, задыхаясь под тяжестью этого смертоносного бремени. Бедняжка Холл продолжал влачить его после Уэбстера и начал занимать деньги в банке, одним из членов правления и директором которого был Уитфорд, — занимать их под векселя с моим поручительством, время от времени их переписывая. В этих случаях они присылались ко мне в Италию, я ставил на них свое поручительство, не прочитывая, и отсылал их обратно. В конце концов я обнаружил, что сумма займов увеличивалась — без моего ведома и без моего согласия. Я встревожился. Я написал об этом мистеру Холлу и прибавил, что мне хотелось бы получить подробный отчет о состоянии дела. С обратной почтой пришел этот подробный отчет, из которого явствовало, что активы издательства превосходят его пассивы на девяносто две тысячи долларов. Тогда я почувствовал некоторое облегчение. И совершенно напрасно, потому что отчет следовало понимать как раз наоборот. Бедняга Холл вскоре написал, что нам нужны деньги, нужны немедленно, или издательству грозит банкротство.
Я отправился в Нью-Йорк. Я высыпал в кассу издательства двадцать четыре тысячи долларов, которые заработал своим пером. Я стал искать, где бы мы могли занять денег. Занять было негде. Как раз был разгар страшного кризиса 1893 года. Я поехал в Хартфорд, надеясь занять деньги там, — мне не удалось занять ни гроша. Я предложил заложить наш дом, земельный участок и мебель за любой небольшой заем. В свое время они обошлись мне в сто шестьдесят семь тысяч долларов и казались неплохим залогом. Генри Робинсон сказал: «Клеменс, даю вам слово, что под вашу собственность вам не удастся занять и трех тысяч долларов». Отлично. Я понял, что в таком случае мне не удалось бы занять ни гроша и за целую корзину государственных ценных бумаг.
Фирма «Уэбстер и Ко» обанкротилась и осталась должна мне около шестидесяти тысяч долларов, занятых у меня. Она осталась должна миссис Клеменс шестьдесят пять тысяч долларов, занятых у нее. Кроме того, она была должна девяноста шести кредиторам, в среднем по тысяче долларов каждому. Из-за кризиса миссис Клеменс лишилась своего дохода. Из-за кризиса я лишился дохода от моих книг. В банке у нас лежало всего девять тысяч долларов. У нас не было денег, чтобы расплатиться с кредиторами «Уэбстера и Ко». Генри Робинсон сказал: «Передайте все, что принадлежит «Уэбстеру и Ко», кредиторам и скажите, что это все, что вы можете дать им в покрытие долгов. Они согласятся. Вот увидите, они согласятся. Им известно, что вы лично не ответственны за эти долги, что вся ответственность лежит на фирме как таковой».
Мне не очень понравился этот выход из наших затруднений, а когда я сообщил о нем мисс Клеменс, она решительно воспротивилась. Она сказала: «Это мой дом. Пусть его забирают кредиторы. Твои книги — это твоя собственность. Передай их кредиторам. Постарайся уменьшить сумму долга всеми возможными способами, — а потом, пока хватит сил, берись за работу, чтобы расплатиться окончательно. И не бойся. Мы еще выплатим по сто центов за доллар».
Это пророчество сбылось. Примерно в то время за дело взялся мистер Роджерс и дал отповедь кредиторам. Он сказал, что они не имеют права на дом миссис Клеменс: она привилегированный кредитор и предъявит векселя «Уэбстера и Ко» на взятые у нее шестьдесят пять тысяч долларов. Он сказал, что они не имеют права на мои книги, так как это — не имущество «Уэбстера и Ко», но что кредиторы имеют право на все, что принадлежало «Уэбстеру и Ко»; что я отказываюсь от шестидесяти тысяч долларов, которые я одолжил издательству, и что я постараюсь заработать достаточную сумму, чтобы выплатить все остальные долги «Уэбстера и Ко» по сто центов за доллар, — но что это не следует считать обещанием.
В разговоре, который произошел у меня в те дни с мистером Роджерсом и несколькими юристами, один из них сказал: «Из тех, кто становится банкротом в пятьдесят восемь лет, только пяти процентам удается потом привести свои финансовые дела в порядок». Другой с воодушевлением подхватил: «Пяти процентам! Это не удается никому из них». От его слов мне стало очень тошно.
Кажется, это случилось в 1894 году, а возможно, в начале 1895 года. Но, как бы то ни было, 15 июля 1895 года миссис Клеменс, Клара и я отправились вокруг света в наш лекционный набег. Мы читали лекции, разбойничали и грабили в течение тринадцати месяцев. Я написал книгу и издал ее. Я отсылал деньги, получаемые за книгу и лекции, мистеру Роджерсу, как только нам удавалось наложить на них лапу. Он клал их в банк и копил для кредиторов. Мы умоляли его немедленно расплатиться с мелкими кредиторами, потому что они нуждались в деньгах, но он не соглашался. Он говорил, что, когда я выдою мир до последней капли, мы распределим надоенное среди кредиторов «Уэбстера и Ко» пропорционально.
Не то в конце 1898 года, не то в начале 1899 мистер Роджерс телеграфировал мне в Вену: «Всем кредиторам заплачено по сто центов за доллар. Осталось восемнадцать тысяч пятьсот долларов. Что мне с ними делать?»
Я ответил: «Вложите их в «Федеральную» сталь», что он и сделал (за вычетом тысячи долларов). А через два месяца он продал эти акции с прибылью в сто двадцать пять процентов.
Ну, благодарение богу! Сто раз, если не больше, я пытался записать эту отвратительную историю, но никак не мог. Меня всегда начинало тошнить прежде, чем я успевал пройти полпути до середины. Но на этот раз я стиснул зубы, пошел напролом и очистил от нее мой организм, — чтобы никогда больше к ней не возвращаться.
Примечания
...миссис Грант получила за книгу своего мужа около полумиллиона долларов. — Имеются в виду изданные фирмой Твена мемуары генерала Гранта.
Джефферсон Джозеф (1829—1905) — американский актер.
Лазарь — житель Вифании, воскрешенный Христом (еванг. легенда).
Лаффен Уильям (1848—1909) — нью-йоркский художник, журналист и театральный критик.
Стедмен Эдмунд Кларенс (1833—1908) — американский поэт и критик.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
