Глава XXVI. Последние сомнения рассеиваются

Как и прежде, король приказал своим военачальникам «ничего не делать без согласия Девы». Но на этот раз приказ был выполнен и выполнялся в течение всей славной луарской кампании.

Это была существенная перемена. Тут было нечто новое, ломавшее все традиции. Вы можете видеть отсюда, каким полководцем это дитя показало себя за десять дней. Она сумела рассеять все сомнения и подозрения, завоевать доверие, как не сумел за тридцатилетнюю службу ни один из седых ветеранов ее штаба. Вспомним, что в шестнадцать лет Жанна сама защищала свое дело перед грозным судом, и старый судья назвал ее «диковинным ребенком». Как видите, он метко назвал ее.

Военачальники больше не решались предпринимать что-либо без ее ведома — и это уже было большим успехом. Но некоторые из них все еще боялись ее новой, смелой тактики и стремились удерживать ее.

И вот десятого числа, пока Жанна неутомимо составляла планы и отдавала приказ за приказом, среди части ее военачальников возобновились прежние совещания, споры и словопрения.

В конце дня они собрались на очередной военный совет и, поджидая Жанну, обсуждали положение дел; в истории об этом не упоминается, но я был там и все расскажу, зная, что вы поверите мне, — я стараюсь не обманывать вашего доверия.

От имени робких выступил Готье де Брюсак. Но герцог Алансонский, Дюнуа, Ла Гир, адмирал Франции, маршал де Буссак и все действительно выдающиеся полководцы держали сторону Жанны.

Де Брюсак сказал, что положение серьезно; что Жаржо — первый пункт, который предстояло атаковать, — сильно укреплен и весь ощетинился пушками; а кроме пушек, там стоят семь тысяч лучших английских солдат под командой известного графа Суффолька и его двух неустрашимых братьев, де ла Полей. Предложение Жанны — взять такую крепость приступом — казалось де Брюсаку чрезмерно смелым; необходимо отговорить ее от этого и склонить к более безопасному образу действий — к правильной осаде. Ему казалось, что эта яростная новая манера — бросаться всей массой на неприступные каменные стены, наперекор всем установленным законам и обычаям войны, — что это...

Дальше ему говорить не дали. Ла Гир нетерпеливо тряхнул перьями на шлеме и прервал его:

— Клянусь Богом, она свое дело знает, и учить ее нечего!

Едва он это сказал, как уже вскочили на ноги герцог Алансонский, Дюнуа и полдюжины других, и все разом зашумели, грозя расправиться с каждым, кто осмелится, тайно или явно, не доверять главнокомандующему. А когда все высказались, Ла Гир заговорил снова:

— Есть такие, что не признают никаких перемен. Как бы ни менялась обстановка, им невдомек, что они должны перемениться, чтобы сообразоваться с ней. Они знают одну торную тропу, по которой ходили их отцы и деды, а потом и они сами. Если случится землетрясение и разверзнется земля и старая тропа будет вести в пропасть или в трясину, эти люди не догадаются проложить новую; они, как дураки, пойдут по старой — прямо к гибели. Поймите, что все у нас сейчас переменилось; и нашелся великий полководец, который увидел это своим зорким глазом. Нам нужны новые пути, — и тот же зоркий взгляд увидел, где они пролегают, и указал их нам. Нет, не было и не будет человека, который мог бы указать лучшие. Прежде было так: нас били, били и били — вот и получилось, что у войска пропала отвага и надежда. Разве с таким войском пойдешь на штурм каменных стен? С ним можно было только одно: засесть перед крепостью и ждать, брать противника измором, если удастся. А теперь совсем наоборот: теперь солдаты так и рвутся в бой, так и ярятся, так и горят. Что с ними делать? Присыпать костер, и пусть себе тлеет и угасает? А что предлагает Жанна д'Арк? Дать ему волю — да, волю, клянусь отцом небесным! — и пусть этот огненный вихрь сметет врага! Тем-то она и велика и мудра, что сразу поняла, какая произошла перемена и как ею надо воспользоваться. Вот почему она против того, чтобы сидеть и брать врага измором, чтобы выжидать да топтаться на месте, чтобы спать да дремать. Она хочет штурмовать, штурмовать и опять штурмовать! Штурмовать непрерывно! Загнать врага в нору, выпустить на него разъяренных французов и взять его штурмом! Это и мне по вкусу! Жаржо? А что такое Жаржо? Что значат башни и стены, что значит сильная артиллерия и семь тысяч отборных солдат? Нас ведет Жанна д'Арк! Клянусь славой Господней — участь Жаржо решена!

Вот как он за них взялся! Никто уже больше и не заикнулся о том, чтобы убеждать Жанну переменить тактику. После этого беседа потекла спокойно.

Скоро пришла Жанна, все поднялись и салютовали ей мечами, а она спросила, на чем они порешили. Ла Гир сказал:

— Все решено, начальник. Мы говорили о Жаржо. Некоторые считают, что нам его не взять.

Жанна засмеялась своим мелодичным смехом — веселым и беззаботным смехом, который звенел так радостно, что старики молодели, слыша его, — и сказала собранию:

— Не бойтесь; право же, бояться нечего. Мы смело пойдем на приступ, и вы увидите, что будет. — Потом она вдруг задумалась; должно быть, перед ее мысленным взором встал родной дом, потому что она сказала задумчиво и тихо: — Если б я не знала, что сам Господь ведет нас и дарует нам победу, я лучше пасла бы овец, чем глядела на все эти ужасы.

Вечером у нас состоялся прощальный ужин без посторонних — только личная свита Жанны и семья хозяина. Но Жанны с нами не было — город давал банкет в ее честь, и она торжественно отправилась туда со штабом; а колокола заливались, не умолкая, и иллюминация сверкала, как Млечный Путь.

После ужина у нас собралась знакомая молодежь, и мы на время позабыли, что мы солдаты, и помнили только, что мы мальчишки и девчонки, в которых жизненные силы бьют ключом. Начались танцы, игры, забавы и взрывы хохота, никогда я так безудержно, так шумно и так невинно не веселился. Боже, как давно это было! Я был тогда молод. А за стенами слышались мерные шаги — это подходили запоздавшие французские части, собиравшиеся принять участие в завтрашней трагедии на мрачной арене войны. Да, в те дни подобные контрасты встречались на каждом шагу. А когда я шел спать, мне представился еще один такой контраст: огромный Карлик в новом блестящем вооружении стоял на часах у дверей Жанны, словно воплощенный Дух Войны, — а на его могучем плече, свернувшись клубочком, спал котенок. 



Обсуждение закрыто.