Наша карета то катилась по долинам рек и равнинам, то забиралась в поднебесье Сьерры, откуда мы любовались Калифорнией в ее летнем убранстве. Замечу мимоходом, что, для того чтобы оценить по достоинству очарование калифорнийского пейзажа, необходимо расстояние. Хотя горы своей мощью, величием форм и высотой производят грандиозное впечатление, только даль придает плавность их очертаниям и глубину краскам. Леса Калифорнии также выигрывают на расстоянии. Потому, что леса эти сплошь хвойные — секвойя, сосна, ель, пихта, — вблизи вас начинает угнетать утомительная одинаковость этих простертых неподвижных рук — вниз и в стороны, — как бы постоянно и без устали умоляющих всех и вся: «Шш! Ни слова! Вы можете кого-нибудь потревожить!» Кроме того, в самом лесу вас преследует навязчивый, беспощадный запах смолы и скипидара, какая-то бесконечная грусть вечно вздыхающих и жалующихся безлиственных ветвей; вы ступаете по бесшумному ковру утрамбованной желтой коры и сухих игл, и вы сами себе начинаете казаться каким-то духом с бесплотной походкой; нескончаемые кисточки хвои надоедают вам, и вы начинаете тосковать по добротному изяществу обыкновенного зеленого листа; вы тщетно ищете под ногами траву или мшистое ложе, на котором можно было бы поваляться, ибо там, где землю не покрывает облупившаяся кора, — сплошная грязь да глина, враги элегической задумчивости и чистого платья. В Калифорнии иной раз попадаются настоящие зеленые луга, но по большей части и они нуждаются в облагораживающем расстоянии, ибо, хотя сама трава на них высока, каждая травинка держится с какой-то подчеркнутой и независимой прямотой, в недружелюбном отдалении от соседки, и промежутки между ними заполнены малопривлекательными песчаными пролысинами.
Самое удивительное, что мне доводилось когда-нибудь слышать, это рассказы туристов «из Штатов» о «вечноцветущей Калифорнии». А они неизменно впадают в этот восторженный тон. Верно, они бы умерили свои восторги, если бы видели, как, вспоминая пыльную и сомнительную «зелень» своих равнин, старожилы Калифорнии останавливаются в немом восторге перед изобильным богатством, ослепительной зеленью, бесконечной свежестью и щедрым разнообразием флоры восточных штатов, которая придает пейзажу подлинно райский вид. Просто смешно — а впрочем, это даже трогательно, — что суровая и сухая природа Калифорнии вызывает восхищение у человека, знакомого с обширными лугами Новой Англии, ее кленами, дубами и раскидистыми вязами в их летнем убранстве, с роскошными опаловыми переливами осени в ее лесах. Да и не может страна с неизменным климатом быть особенно красивой. Тропики не красивы, несмотря на романтический ореол, которым их окружают. Вначале природа там кажется прелестной, но однообразие ее прелести скоро приедается. Изменчивость — вот волшебница, с помощью которой природа творит свои чудеса. Страна, в которой существует четыре резко разграниченных времени года, всегда прекрасна и никогда не прискучит. Зима и лето, осень и весна, каждое время года доставляет нам своеобразное наслаждение; с интересом следим мы за сменой их, подмечаем первые признаки нарождения нового, наблюдаем его постепенное, гармоническое развитие, восхищаемся зрелой его порой, — и не успеет одно время года наскучить нам, как оно уже проходит, наступает полная перемена, а с ней новое чудо, новое очарование. И я думаю, что истинный любитель природы приветствует каждое время года как самое прекрасное.
Сан-Франциско — город поистине очаровательный для тех, кто в нем живет, — кажется величественным и красивым, если смотреть на него с известного расстояния, однако вблизи он поражает своей устарелой архитектурой; многие улицы его состоят из обветшалых, почерневших от копоти деревянных домишек, к тому же голые песчаные холмы его окраин слишком бросаются в глаза. Что же касается его хваленого климата, то тут тоже — читать о нем подчас приятней, чем испытывать его воздействие на себе, ибо со временем радушие чудесного безоблачного неба приедается, а когда долгожданный дождь наконец приходит, он уже не торопится уходить. Даже милые шалости землетрясения приятнее наблюдать с рассто...
Впрочем, на этот счет мнения расходятся.
Климат Сан-Франциско мягок и чрезвычайно ровен. Круглый год термометр там показывает около семидесяти градусов. Зимой и летом вы обычно укрываетесь одним или двумя легкими одеялами, и вам никогда не приходится прибегать к сетке от комаров. Там нет того, что называется летней одеждой. Вы носите костюм из черного сукна (если таковой у вас имеется), как в августе, так и в январе. В том и в другом месяце температура одинаковая. Ни пальто, ни веером пользоваться не приходится. Словом, как ни смотреть, лучшего климата не придумаешь, и уж во всяком случае такого ровного климата не сыскать во всем мире. В летние месяцы бывает довольно сильный ветер, но поезжайте за три-четыре мили, в Окленд, — там никакого ветра нет. За девятнадцать лет снег выпал всего дважды, да и то пролежал ровно столько времени, чтобы дети успели подивиться на него, гадая, что это за пушистая штука?
Восемь месяцев подряд стоит ясная, безоблачная погода, без единой капли дождя. Когда же наступят следующие четыре месяца, вам придется украсть где-нибудь зонт, ибо он вам окажется необходим. И не на один день, а на все сто двадцать дней почти беспрерывного дождя. Если вы собираетесь в гости, в церковь или в театр, вам незачем смотреть на небо, чтобы решить, будет ли дождь, — вы просто смотрите в календарь. Если зима — значит, будет дождь; лето — его не будет, и все тут. Громоотводы вам не нужны: здесь никогда не бывает ни грома, ни молнии. А когда вы шесть или восемь недель кряду, ночь за ночью, вслушиваетесь в унылое однообразие этих тихих дождей, вы начинаете в глубине души мечтать о том, чтобы хоть раз загремела, загрохотала гроза в этих сонных небесах, чтобы хоть раз молния вырвалась из плена и расколола бы эту скучную твердь, озарив ее своим ослепительным светом. Чего бы вы только не дали, чтобы услышать знакомые раскаты грома, чтобы увидеть, как кого-то шарахнула молния! Летом же, промаявшись месяца четыре под лучезарным, безжалостным солнцем, вы готовы на коленях молить о дожде, граде, снеге, громе и молнии — только бы нарушилось это однообразие, — на худой конец вы уже согласны на землетрясение. Не исключено, впрочем, что его-то вы как раз и дождетесь.
Сан-Франциско стоит на песчаных холмах, но холмы эти весьма плодородны и покрыты щедрой растительностью. Все эти редкие цветы, которые в Штатах с таким старанием выращивают в горшках и оранжереях, роскошнейшим образом цветут прямо на воздухе, круглый год. Калла, всевозможные сорта герани, пассифлора, розы центифолии — я не знаю названий и десятой части их. Я знаю только одно: вместо снежных сугробов Нью-Йорка в Калифорнии вы завалены сугробами цветов, нужно лишь оставить их в покое и не мешать им расти. Еще я слыхал, что там произрастает редчайший и удивительный цветок, Espiritu Santo, как его называют испанцы, иначе говоря — цветок святого духа, цветок, который, как я думал, водится лишь в Центральной Америке, в районе «перешейка». В чашечке этого цветка можно увидеть изящнейшее изображение белоснежного голубя в миниатюре. Испанцы относятся к этому растению с суеверным обожанием. Его цветок, заключенный в банку с эфиром, пересылали в Штаты; луковицу тоже пытались ввозить, однако ни одна попытка заставить его прижиться там не увенчалась успехом.
Я как-то упоминал о бесконечной зиме в Моно, Калифорнии, и только что говорил о вечной весне Сан-Франциско. Если же мы проделаем отсюда сто миль по прямой, мы прибудем в Сакраменто — в обитель вечного лета. В Сан-Франциско, как я говорил, не увидишь летних одежд и комаров; в Сакраменто вы найдете и то и другое. Не стану утверждать, будто летняя одежда и комары — непременная принадлежность Сакраменто во всякое время, но все же из двенадцати лет сто сорок три месяца можно на них смело рассчитывать. Поэтому читатель без труда поверит мне, что цветы цветут там круглый год, а люди истекают потом и чертыхаются круглые сутки, растрачивая лучшие свои силы на то, чтобы обмахиваться веером. Там достаточно жарко, но если вы проедетесь к форту Юма, вы поймете, что бывает еще жарче. Форт Юма, по всей видимости, самое жаркое место на земле. Термометр показывает сто двадцать в тени неизменно — то есть исключая те дни, когда он показывает еще больше. Это один из военных постов Соединенных Штатов, и обитатели форта настолько привыкают к нестерпимой жаре, что уже всякий другой климат переносят с трудом. Легенда (автором которой называют Джона Феникса1) гласит, что некий многогрешный солдат из здешнего гарнизона после своей смерти, как и следовало ожидать, попал прямешенько в пекло, в самую его жаркую точку; он немедленно протелеграфировал оттуда, чтобы ему выслали парочку одеял! Достоверность этого факта не подлежит сомнению. Да и как тут сомневаться? Я побывал там, где жил этот солдат.
В любое время года Сакраменто переживает самый яростный разгар лета, так что в восемь-девять часов утра вы можете рвать розы и есть клубнику с мороженым, отдуваясь и обливаясь потом в белом полотняном костюме; затем вы садитесь в поезд, и в полдень, нацепив коньки и облачившись в меха, несетесь по замерзшему озеру Доннер, расположенному на высоте семи тысяч футов над долиной и окруженному сугробами в пятнадцать футов высотой; вы катаетесь в тени величественных горных вершин, снежные макушки которых красуются на высоте десяти тысяч футов над уровнем моря. Вот какой контраст! Подобного вы не найдете ни в одном другом месте Западного полушария. Тем же из нас, кому посчастливилось промчаться на высоте шести тысяч футов над уровнем моря по извилистой Тихоокеанской железной дороге с ее снежными стенами и с птичьего полета взглянуть на бессмертное лето долины Сакраменто с ее плодородными полями, пушистой зеленью, серебристыми речками, погруженной в дремотную дымку, бесконечно одухотворенной и смягченной расстоянием, — казалось, что перед нами на миг мелькнуло какое-то сновидение, сказочная страна, очарование и впечатляющая сила которой были тем сильней, что ее удалось подсмотреть сквозь суровые ворота из снега и льда, диких скал и ущелий.
Примечания
1. С полсотни писак, не способных по бездарности выдумать что-нибудь свое, но без стеснения присваивающих чужое, напечатали эту легенду за своей подписью. (Прим. автора.)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
