Как известно, жизнь Марка Твена была наполнена многими значительными событиями, наиболее яркими из них были путешествия американского писателя. Он посетил различные страны мира, в книге очерков «Пешком по Европе» (A Tramp Abroad, 1880) Марк Твен описывает свое второе путешествие в Новый Свет (в Германию и Швейцарию), во время которого он предпринял путешествие пешком по некоторым областям юга Германии. В этой книге очерков представлен национальный образ Германии и Швейцарии, непосредственно, сквозь призму впечатлений наблюдателя-рассказчика. Американский писатель в книге выражает видение проблемы восприятия «чужой» культуры с точки зрения рядового «среднего» американца — это белый мужчина, протестантского воспитания, который судит о Старом Свете с точки зрения человека, обладающего независимостью в суждениях, свободой от мнений авторитетов, опираясь на критерии естественных законов существования человека.
В путешествии Твена сопровождал его американский друг — пастор из Хартфорда — Джозеф Твичел. В книге он представлен в образе компаньона автора — молодого американца по имени Гаррис. Здесь Твен обращается к излюбленному им художественному приему — созданию парных образов. Эта пара является своеобразным вариантом отношений Дон Кихота и Санчо Панса — образованного, способного тонко чувствовать господина (персонаж «Марк Твен») и простодушного, находчивого, хитроумного слуги (Гаррис). Их маршрут пролегал вдоль реки Неккар, по Шварцвальду, в окрестностях Баден-Бадена, по некоторым областям Швейцарии. В книге даны яркие и свежие картины прекрасной природы юга Германии, занимательные бытовые зарисовки.
Во всех путевых книгах Марка Твена принципиально важен образ рассказчика. Иногда он открыто выражает авторскую точку зрения, иногда — прячется за маской простодушного «простака», который, в свою очередь, совсем неоднозначен: то разделяет общие предрассудки и взгляды путешественников, то ведет к столкновению мнений, создавая полемическую ситуацию.
Сопоставляя две книги очерков Твена («Простаки за границей» и «Пешком по Европе»), важно отметить, что во второй книге он все чаще снимает с себя маску простака, не скрывает от читателя свою образованность — знание немецкого языка, просвещенность во многих вопросах истории, культуры и искусства. Автор очерков уже не столь наивен и не так сильно смущается от знакомства с древними памятниками культуры Европы, как в первый раз, он судит об искусстве серьезно.
Кроме того, во второй книге герой-повествователь уже все меньше и меньше восторгается своей родиной, он признает, что в Америке можно встретить множество различных технических совершенств, однако там отсутствует культура гостеприимства, складывавшаяся в Европе на протяжении нескольких столетий. Так, например, он сетует на недостаток в США таких уютных гостиниц, как в Германии — с удобными кроватями, вышитым бельем и т. п.
Герой-повествователь убеждает, что особенно в сфере искусства Старый Свет имеет неоспоримый приоритет. Поводом к такому признанию становится посещение нескольких театральных постановок в Германии. Именно театр изменил у Твена традиционное представление о немцах как о флегматичной нации, напротив, они открылись ему с новой стороны: «Это сердечные люди. Чувствительные. Порывистые, склонные всем восторгаться. Они плачут по пустякам и также легко смеются... Мы по сравнению с ними холодны и самодовольны»1. Американский писатель отметил и особое пристрастие немцев к техническим средствам оснащения в театре, особенно поразили его декорации пьесы «Король Лир», быстро и бесшумно сменяющиеся. Увиденное повлекло признание Твена в том, что театр Нового Света еще очень отстает по своему уровню от европейского, он пишет, что американским театральным директорам не мешало бы поучиться у европейцев.
Анализируемая книга, без сомнения, адресована, прежде всего, американскому читателю XIX века. Не совсем понятные европейские реалии Твен сравнивает с американскими, хотя и делает это иронически. Автор следует традициям западной журналистики — в очерках много клоунады, пародий, смешных мистификаций.
Автор книги изумляется существованию студенческих дуэлей в Германии XIX века как живого воплощения средневековых традиций рыцарских турниров. Он высмеивает эти феодальные традиции, которые в то время еще можно было застать в Европе, оценивает их как очень опасное и бессмысленное занятие, сопровождающееся, на его взгляд, нелепыми церемониями. Выражая не только свою личную точку зрения на дуэли, он замечает, что в Новом Свете подобные поединки воспринимаются как древняя варварская традиция, которая чужда американцам и лишена всякого здравого смысла. Американцам гораздо ближе по духу и понятнее борьба за материальные ценности, нежели отстаивание своей моральной правоты с оружием в руках.
Вообще Твен убеждается, что немцы и американцы по-разному понимают здравый смысл. Так, его удивляет, что перед дуэлью не пишут завещания, он вспоминает, как один немец уверял его, что «не знает случая, чтобы человек, если он в здравом уме, стал делать что-либо подобное»2, конечно, имея в виду практичных американцев.
Американскому писателю кажутся забавными церемониальные ритуалы европейцев, например — обычай немцев раскланиваться. Однако, все же пытаясь приобщиться к «чужой» культурной традиции, американцы были вынуждены включиться, с их точки зрения, в «игру» — кланяться окружающим. Эта ситуация для простаков-американцев в Европе закончилась практически абсурдно: они боялись встать из-за стола первыми, так как были не уверены, что на их поклоны ответят, и тем самым они окажутся в неловкой ситуации.
Помимо традиций, обычаев, нравов немцев, Твен как профессиональный литератор особое внимание уделял фольклорному наследию Германии. В результате своих наблюдений он признал, что эта европейская страна богата народными песнями, преданиями, при этом, по его мнению, в своей основе все сюжеты немецкого устного народного творчества схожи. Твен иронически обыгрывает эти традиционные сюжеты. Так, он воспроизводит в тексте сборника псевдосредневековую легенду, которая объясняет немецкий обычай носить очки. Легенда эта написана в стиле американской журналистики. Уже одно название этого вставного рассказа настраивает читателя на несерьезное его восприятие — «Легенда Очковтирательских руин»:
«...огромный огнедышащий дракон... докучал народу не хуже, чем сборщик налогов. Длиной он был с поезд... Царствовавший тогда император отдал обычный приказ: кто убьет дракона, может требовать, чего душа захочет. У императора, понимаете, имелись в переизбытке дочери...»3. Естественно, что находится герой — бедный и безвестный паладин-ученый, который с помощью огнетушителя сумел избавить царство от дракона, но в качестве награды он просит «отдать ему на откуп производство и продажу очков по всей Германии».
В ходе своего путешествия Твен встречает в пути некоторых своих соотечественников, например, студента-ветеринара — Чарли Адамса из Нью-Йорка. Этот не по годам непосредственный молодой человек, очень возмущается и ищет сочувствия у соотечественников в том, что его заставляют учить «девятиэтажные немецкие слова» и латинский язык, читать книги, ведь он думал, что станет ветеринаром без всей этой «премудрости». Очевидно, что перед нами типичный «простак», которого теперь автор оценивает уже иронически.
Кроме американских спутников Твена, воплощающих тип «простака», в этой роли выступают и герои юмористически обработанных автором средневековых легенд. В них можно обнаружить черты характера, присущие американцам — здравый смысл, прямота мышления, находчивость — совершенно нетипичные для средневековых рыцарей. Именно такой характер героев, а не чудеса, помогают им одержать победу, как, например, в случае с героем вышеупомянутой «Легенды Очковтирательских руин».
Описанию пребывания американцев в Швейцарии посвящена вторая часть сборника очерков «Пешком по Европе». Герои книги прибывают в Швейцарию с уже сложившимся образом этой страны, для них Швейцария -край с прекрасной природой, и эти изначальные представления оправдываются: «Кругом зеленые деревья и трава. Это уютный, отдохновенный лесной уголок, отрешенный от шума, суеты и смятения»4. Книга Твена наполнена яркими и свежими картинами прекрасной природы Швейцарии, автор с восхищением описывает знаменитые швейцарские озера, необыкновенно красивые швейцарские Альпы, особенное впечатление произвела на него величественная красота горы Юнгфрау. Ее созерцание настраивает путешественников на лирические, философские чувства и размышления о месте человека и природы в этом мире: «То была как бы встреча с глазу на глаз с неизменной и нерушимой вечностью, — тем острей ощущали вы легковесность и ничтожность собственного существования»5. Твен пытается разгадать тайну мистического притяжения туристов из разных стран света к этой горе, более того, Юнгфрау вдохновила автора очерков на запечатление ее в рисунке.
Знакомство главных героев со Швейцарией начинается с города Люцерн. Путешественникам сразу же бросается в глаза, что атмосфера жизни в Швейцарии отличается от жизни в США. Там время, как и в других странах старой Европы, словно замерло. Это ощущение остановившегося времени выражается во внешнем облике городов — американцев окружает старинная архитектура Люцерна, также оно подчеркивается образом городских часов, на которых единственная сохранившаяся стрелка уже давно остановилась. В окрестностях Люцерна взорам американцев предстает восхитительный пейзаж — шале на фоне свежей зелени склона горы: «Весь фасад... изукрашен затейливой резьбой — венки, плоды, причудливые арабески, изречения из священного писания, вензеля...»6.
Американцы отмечают, что атмосфера неторопливой жизни европейского города влияет и на характер его жителей. Герой-повествователь видит вокруг себя людей, безмятежно предающихся всем тихим земным радостям жизни: «Няньки с детьми и туристы посиживают в тени деревьев..., или, устремив взгляд на дальний берег озера, любуются величественной цепью снеговых вершин»7. Именно эта черта, по мнению автора, роднит все страны Европы — швейцарские рыбаки Люцернского озера также умиротворенно проводят свои дни, как и французские рыбаки на Сене в Париже.
Среди недостатков Старого Света герой-повествователь отмечает некоторые несовершенства в устройстве законодательной жизни Швейцарии. Как-то раз, проплывая по Фирвальдштетскому озеру, персонаж «Марк Твен» узнает об одной истории, связанной с грандиозной, монументальной скалой посреди этого озера. Скала эта ни разу не подвергалась осквернению, кроме одного случая, когда один невежественный американец использовал ее в качестве рекламы для своей продукции (мазь для полировки печей, мочегонное и др. снадобья, имеющие практическую значимость для человечества). Так вот швейцарский суд приговорил этого героя к таким мерам наказания, которые противоречат моральным и нравственным нормам государства, провозглашающего себя цивилизованным. Приводя текст приговора, повествователь иронизирует в традициях американского национального юмора, используя гиперболу и гротеск, для того, чтобы подчеркнуть абсурдность идеи наказания варварством за варварство: «его высекут кнутами, вываляют в смоле и перьях, отрежут уши»8. С точки зрения американского здравого смысла, такой вид наказания вполне характерен для темного средневековья, но не для просвещенной Европы XIX века.
В путешествии по Европе герой-повествователь встречает своих соотечественников, для него оказывается неожиданностью, что их было не так много, как в других странах Европы. Но тех, кого встречает автор — являются чудаками разного рода, которых неизвестно зачем занесло в Старый Свет. Такой, например, является юная новобрачная из Арканзаса, совсем еще девочка — наивная, простодушная. Она еще совсем не была обременена общественными условностями, и поэтому, не владея талантом игры на фортепиано, не смущаясь, исполняет музыкальные партии перед многочисленной публикой.
Главным открытием путешествия для американского писателя было постижение духа Швейцарии, который отличается от жизни американцев неторопливостью, созерцательностью, умением ценить и любить природу. Несмотря на то, что Твен, скрывшись за маской простака, подчас «подшучивает» над цивилизованной Швейцарией, писатель последовательно подводит читателя к более серьезному восприятию «чужой» культуры. Швейцария для американского писателя это, скорее всего, — оживший наяву мир сказочных озер и гор, путешествие в который должен совершить каждый человек, желающий наиболее полно познать этот мир. Это стремление полнее всего характеризует источник творческих импульсов американского писателя, которому были свойственны любознательность, вдумчивость, заинтересованность в изучении «чужих» культур и народов.
Атмосфера каждой страны оказывает определенное влияние на настроение автора, которое проявляется в изменении образа рассказчика-повествователя. Если в первой книге, путешествуя по Франции и Италии, он предстает веселым, озорным простаком; в Германии — он более рассудительный, рациональный, пытается лучше изучить основы чужой культуры (учит немецкий язык, посещает пьесы в театре, слушает классическую музыку), то в Швейцарии он — более созерцатель, философ.
Жизненной основой третьей книги очерков путешествий «По экватору» (Following the Equator, 1897) стало кругосветное путешествие с лекционными выступлениями, совершенное Твеном в 1895—1896 годах. Белое население этих регионов еще не знало Твена как «лектора», однако в целом турне прошло удачно — американского писателя всюду встречали хорошо — залы были полны благодарной публики. Одновременно кругосветное путешествие явилось значимым событием в духовной биографии писателя. Твену удалось повидать такие части земного шара, которые заставили его довольно радикально изменить свое отношение к окружающему миру — в частности, к проблеме империализма. Автор не только познакомился с красотой природы тропиков, но и узнал удивительно много о тяжелейших условиях существования коренного населения тех мест.
Третье большое путешествие за пределы США Твен совершил в государства, в европейском понимании — восточные (Ближний Восток, Северная Африка, Индия, Азиатско-Тихоокеанский регион: Австралазия — Австралия и расположенные в той же части света острова Тихого океана — Океания). Там жили особенно угнетаемые туземцы. Современный исследователь Эдвард Саид говорит о том, что американский опыт Востока носил ограниченный характер, в Америке не было глубоко укорененной традиции ориентализма. Он пишет: «Им [Востоком] интересовались лишь отдельные чудаки вроде Мелвилла, циники вроде Марка Твена, американские трансценденталисты...»9.
Исследователь М.О. Мендельсон, обобщая оценку сборника «По экватору», данную американскими критиками (Генри Н. Смитом, К. Линном), пишет: «Если верить суждениям видных американских литературоведов, книга «По экватору» <...> в целом оказалась малоудачной»10, при этом он считает, что критики не сумели разобраться в специфике этой книги Твена, в то время как писатель сумел увидеть больше и глубже других авторов, писавших о тех же странах, подмечать явления, значимые для всего человечества. И в этом смысле книгу «По экватору» можно назвать одним из самых значительных по содержанию произведений писателя. Здесь М.О. Мендельсон согласен с американскими критиками — Максуэллом Гайсмаром и Джеймсом Коксом в том, что автору книги «По экватору» удалось увидеть «колоссальные масштабы подавления белым человеком черных»11.
Впервые свое отношение к «чужому» миру Твен высказывает в сборнике очерков «Простаки за границей». Герой-повествователь под именем Марк Твен впервые попадает на европейский Восток (на Святую Землю — в Палестину, а также — в Турцию, Египет), и он воспринимает открывшиеся ему культурные ценности без традиционного для европейцев благоговения. При этом автор предстает личностью определенного этносоциума, обладающей неким способом мышления, иерархией ценностей и направлениями их интерпретации. Твен воспринимает «чужие» страны, «чужой» мир с позиций «своей» национальной культуры, «своего» национального менталитета. Образ «чужой» страны складывается в зависимости от авторского отношения к объекту, уже имеющегося у него культурного опыта, культурных традиций.
В начале повествования автор очерков предлагает взглянуть на новый для него экзотический мир востока с точки зрения неискушенного простака: географическое расположение, богатство флоры и фауны, благоприятный климат, создают в глазах представителей США впечатление о странах тихоокеанского региона словно как о Земле обетованной. Восток кажется герою-повествователю идеальным миром, прекрасным убежищем для вех тех, кого отвергла цивилизация, где можно найти приют: «Чаша островов на Тихом океане — поистине колыбель романтики, грез и таинственности. Своеобразная прелесть уединения, величавость, красота и глубокий покой этих островов исцеляют истерзанные души людей, потерпевших крах в борьбе за существование в цивилизованном мире, и людей, изгнанных из этого мира за преступление; прельщают любителей легкого и беспечного бытия и тех, кто любит вольную бродячую жизнь, острые ощущения, разнообразие и приключения, а также тех, кто предпочитает спокойный и удобный способ наживы и торговли, необременительные брачные союзы...»12.
На первый взгляд, с борта корабля, действительно, кажется, что экзотический мир Австралазии несет с собой счастье и свободу. Однако автор очерков не только познакомился с красотой природы тропиков, но и узнал удивительно много о тяжелейших условиях существования коренного населения тех мест. Американский писатель внимательно и глубоко изучил все сферы жизни местных аборигенов и раскрыл истинную трагедию развития этого региона. В первую очередь Твен раскрыл проблемы политической сферы. Еще до появления постколониального дискурса, Марк Твен открыто выражает свое отношение к проблеме империализма, ставшей особо остро на рубеже XIX—XX веков, в третьем сборнике путевых очерков «По экватору», опубликованном буквально за год до начала империалистической испано-американской войны.
Обращаясь к истории возникновения стран Австралазии, Твен приходит к выводу, что по мере развития этих стран в них возникали и возрастали силы, враждебные естественной природе человека. Писатель отождествляет эти силы с вторжением в мир туземцев белых завоевателей, которые принесли с собой агрессию, жадность, лживость. Писатель был глубоко убежден, что у так называемых «дикарей» была своя культура, но она — особенная, отличалась от традиционной культуры «цивилизованных» стран. Путешествие Твена только все более подтверждало его теорию — мир не переставал удивлять писателя своей многогранностью и разносторонностью.
Обратившись к данному очерку путешествий Твена, на первый взгляд, могло сложиться впечатление, что материал книги и проблемы, поставленные в ней, далеки от реальной жизни американцев. Однако автор стремился понять тесную взаимосвязь далеко отстоящих друг от друга событий, людей, стран, эпох. Постигая «чужой» мир, Твен все более ясно раскрывал закономерности существования «своего» мира — США, и его прародительницы — Англии.
Так, американский писатель проводит четкую параллель между историей освоения Австралии и Океании и историей освоения территории США. Он рассказывает о мрачном периоде колонизации Австралии, это описание вызывает ассоциацию с историей коренного населения американского материка. Все эти страны были бывшими колониями Англии, Испании, Франции, в которых нещадно уничтожали туземцев — коренных жителей захваченных территорий и природу этих экзотических стран. При этом англичане — как представители «цивилизованного» мира — лицемерно оправдывали свои действия благородной идеей приобщения неразумных дикарей ко всем имеющимся тогда достижениям цивилизации, в то время как в действительности их главной целью был захват новых территорий и приобретение бесплатной рабочей силы. Это объясняет, почему у Твена представители самой разумной и цивилизованной нации тех времен (каковыми считали себя англичане) выглядят бесчеловечными, жестокими и кровожадными.
В начале повествования автор очерков, при оценке политической жизни экзотических стран, следует тем представлениям, которые сложились у писателя об этих регионах еще на родине. Однако, несмотря на то, что Твен несомненно находился под влиянием официальной американской и английской пропаганды, писатель стремился понять ту истинную роль, которую сыграли белые завоеватели в странах тихоокеанского региона. Автор книги показывает, как колонизаторы варварски расхищали природные богатства новых земель, при этом они превращали местных аборигенов в нищих, больных, потерявших человеческое достоинство людей, в то же время сам новый мир приносил европейцам баснословное богатство и признание своих соотечественников.
Так плантаторы Квинсленда — одной из областей Австралии — провозглашали свою цивилизаторскую деятельность в отношении местных дикарей — канаков, но в действительности, они, ломая традиционный уклад жизни аборигенов, только разрушали их самобытность, ведь насильственными способами приобщить к цивилизации невозможно. Результат деятельности миссионеров оказывается таков: «...манжеты и воротнички или не носят вовсе, или же дети надевают их на ногу пониже колена, в виде украшения. Уотерберийские часы, сломанные и грязные, за безделицу сбываются лавочнику или же механизм разбирают, колесики нанизывают на шнурок и вешают себе на шею»13, единственным приобретением канаков становится то, что они учатся у белых искусству сквернословия.
Колонизаторы Англии и США с помощью средств массовой информации всячески пытались оправдать рабское положение всех людей, не обладавших белым цветом кожи, они закрепляли в мировоззрении своих граждан убеждение в том, что подавление туземцев — единственно верный путь развития цивилизации, что они несут благо для покоренных народов. И, конечно же, им удалось добиться в этом отношении некоторых результатов: в США разного рода «цветное» население презиралось белыми; подавляющая часть американской печати изображала их существами второго сорта. Так и белые завоеватели в книге Твена считали аборигенов Австралии стоящими «на самой низкой ступени интеллектуального развития»14, они считали, что неразвитые народы неспособны были научиться чему-то позитивному: «Дикари охотно перенимают у белых новые способы убивать друг друга, но вовсе не в их привычках жадно схватывать и без оглядки применять более высокие и благородные идеи, которые им предлагают»15.
Твен считает, что только жестокость белых порождает ответную реакцию коренного населения. Новая культура, которую белые насильно прививают «цветным» — негармоничная, уродливая, эта позиция художника проявляется в описании самых обычных обстоятельств. Так, на Цейлоне его поразил контраст между красотой естественного человека и жалким видом, который приобретал тот же человек, преобразившись под воздействием белых. Твен видел здесь «прекрасные коричневые лица, изящные, грациозные жесты, движения, позы — свободные, естественные, лишенные какой-либо скованности или стыдливости»16. Неудивительно, что на этом фоне резким диссонансом показалась ему вышедшая из миссионерской школы группа чернокожих девочек, одетых в принятые в таких заведениях платья: «Это миссионерское платье, оно было чудовищно! Уродливое, варварское... отталкивающее»17.
С яростью Твен осуждает коварных угнетателей, которые с помощью лжи и лицемерия сумели завладеть доверием простодушных туземцев: «Мы обязаны верить, что страну, способную равнодушно смотреть на то, как вздергивают на виселицу женщин, которых голод или холод вынудили украсть кусочек бекона или жалкие лохмотья..., как мальчиков отрывают от матерей, а мужчин от семьи и ссылают на долгие годы на край света за столь же ничтожные проступки, никак не назовешь «цивилизованной» в сколько-нибудь значительной степени»18. Американский писатель выступал против такой «цивилизаторской» деятельности, он считал, что человечество ждет деградация, если оно будет развиваться по такому пути.
Автор очерков в своей книге разоблачает эту несправедливость, он с добрым чувством говорит обо всех местных аборигенах, встреченных в пути. Для Твена австралийский абориген — это «дитя природы», который обладает многими удивительными качествами — сметливостью, точностью наблюдений, бесстрашием, смелостью. Твен прославляет героизм туземцев, он называет их «спартанцами Австралазии»19. Несмотря на то, что рассуждения писателя часто подаются в свойственном для него шутливом тоне, сквозь них явно просматривается душевная боль, которая гложет душу автора. Твен считает, что у туземных народов была своя культура, но она — особенная, сложилась под влиянием своих собственных географических, политических, юридических условий, и неверно оценивать эту культуру с точки зрения так называемых «цивилизованных» стран.
И действительно, у туземцев существовали свои собственные культурные корни. Миссионерам было сложно соединить древние верования аборигенов с новым для них христианским учением. Так, их предкам-дикарям не чужда была вера в бессмертие, но с некоторыми оговорками — они полагали, что ушедшему в иной мир человеку уготовано вечное блаженство, если удастся собрать воедино все части его тела. Они даже обосновывают свои убеждения: «Например, многих их друзей сожрали акулы; в свою очередь, акул съели поймавшие их люди; далее — эти люди во время войны были взяты в плен и съедены врагом... Как же можно отыскать в получившейся смеси разрозненные части тех первых людей и как сложить их в одно целое?»20. Таким образом, становится ясно, что дикари обладали пытливым умом, у них имелись практические познания в области природы.
Традиционно западные путешественники описывали аборигенов как дикие, неразумные племена, нуждающиеся в управлении более развитой нацией. Твен, в очередной раз сталкиваясь с «чужим» миром, воспринимает противостояние белых завоевателей и туземцев через оппозицию — мир «цивилизации» и мир «дикарей». Здесь американский писатель проявляет себя сторонником просветительской концепции, согласно которой сформировалось идиллическое восприятие «дикарей» — как вариант «естественного человека». Страны тихоокеанского региона предстают в сборнике очерков «По экватору» как мир богатой естественной природы, место гармоничного существования человека, который был полностью разрушен и уничтожен представителями «цивилизации», в результате чего аборигены постепенно утратили доброту, искренность, простодушие и приобрели такие качества, как жажда наживы, жестокость, лицемерие.
Однако уже сам факт того, что Твен увидел необходимость утверждения признания и защиты туземных народов в глазах их белых собратьев, говорит о покровительственной позиции автора книги очерков по отношению к ним. Даже такое, на первый взгляд, гуманное видение туземцев как вариант «естественного» человека, несомненно, несколько принижает эти народы и получается, как бы ни хотел американский писатель возвысить аборигенов, он невольно продолжает империалистическую традицию. Становится очевидным, что даже в рамках гуманистических концепций невосточные авторы, разделяющие идеи колониализма, вынуждены преодолевать в себе отношение к восточным народам как к «чужим».
Уже в своей первой книге Твен дает рекомендацию, как можно преодолеть границу между «своим» и «чужим» миром — необходимо более глубоко постигать традиции и образ жизни другого народа: «Путешествия гибельны для предрассудков, фанатизма и ограниченности, вот почему они так остро необходимы многим и многим у нас в Америке. Тот, кто весь свой век прозябает в одном каком-нибудь уголке мира, никогда не научится терпимости, не сумеет широко и здраво смотреть на жизнь»21. Здесь необходимо заметить, что Твен абсолютно прав, имея в виду путешествия в широком смысле слова — постигать культуру «чужого» народа можно путешествуя по фольклорному наследию народа, его документальным и художественным произведениям.
Прояснив для себя общую закономерность мирового развития, Твен не всегда бывал справедлив и точен в частных оценках. Во-первых, автор очерков неверно оценивал роль английских колонизаторов в Индии. Во-вторых, хотя Твен осуждал рабское положение чернокожего населения в США, он так никогда в своем творчестве не решился открыто говорить об истреблении аборигенов собственного континента и выступить в их защиту. В-третьих, Твен заблуждался в оценке империалистической испано-американской войны: он считал эту войну «справедливой, правой»22.
В целом книги путешествий Твена занимают значительное место в творчестве писателя и позволяют сделать выводы о творческой эволюции писателя и эволюции его героя-простака. Прежде всего, путешествия Твена позволили ему глубже понять и точнее оценить жизнь в США. Первая из этих книг — «Простаки за границей», созданная в ранний период творчества писателя, демонстрирует его гордость по поводу принадлежности к самой прогрессивной и демократичной стране мира. В первой книге представлен взгляд среднего белого американца-пуританина на страны Старого Света. При этом родина автора предстает идеализированной страной обетованной. Этим продиктовано ироническое восприятие американским писателем культурных ценностей Европы и европейского Востока как наследия феодального прошлого. И здесь Твен выступает приверженцем идей колониализма.
Две первые книги путешествий Твена имеют много общего: повторяется композиционная структура, форма повествования, комические приемы. Но во второй книге появляются некоторые новые черты: наблюдается некоторое отстранение автора от роли «простака», усиливается аналитическая тенденция. Изучая традиции и нравы другой страны, меняется взгляд автора и на жизнь в США — автор признает несовершенство некоторых аспектов жизни своей родины; на смену повсеместному комическому осмеянию всех сфер чужой действительности приходит иной, более серьезный, вдумчивый взгляд. Твен считает, что в сфере культуры и искусства Европа, несомненно, имеет приоритет перед Новым Светом. Пожалуй, единственной областью, которая, по-прежнему, представлена в сугубо ироническом ключе, это сохранившиеся в Европе XIX века средневековые ритуалы, традиции и фольклорное наследие.
И наконец, третья книга — «По экватору», посвященная описанию стран Австралазии, Индии, Африки — является логическим завершением в его произведениях, посвященным путешествиям. Умудренный жизненным опытом писатель, сознательно и заостренно поднял проблему, в скором времени ставшую актуальной для его родины, поскольку в XX веке Соединенные Штаты перенимают от Англии роль первой страны в мире. Уже в XIX веке Твен показал истинную роль колонизаторов в Австралазии, в Африке, в Азии. Проанализировав все действия белых в колониях, Твен приходит к выводу: «На свете множество нелепых и смешных вещей, и в их числе уверенность белого человека, будто он не такой дикарь, как другие»23. Автор очерков настаивает, что в споре между преимуществами цивилизации и жизни «естественного человека», приоритет оказывается на стороне более человечной, гармонично устроенной жизни простодушных «детей природы».
Что касается раннего периода творчества писателя, к которому относятся книги «Простаки за границей» и «Налегке», то здесь в творчестве Твена появляется тип героя-простака, который становится сквозным образом его произведений. Твеновские простаки представляют собой слияние черт «естественного человека» и реально существующего американского типа — героя фронтира. К этим составляющим у Твена добавился национальный элемент — его простаки имеют яркую национальную окраску — им свойственны: прагматизм, стремление к самоопределению, напористость, уверенность в своих силах, расчетливость. При этом все приведенные истоки образа простака гармонично уживаются в героях раннего периода.
Таким образом, простак Твена раннего периода воплотил тип сознания, сформированный демократической практикой фронтира, просветительскими идеалами и прагматическим мышлением американца. Ранний простак еще не видел трагического разлада между естественным жизненным началом и противоестественностью социальных связей.
При создании образа простака Твен использует:
— сплав различных идеологических концепций (просветительская концепция «естественного человека», противопоставления природы и цивилизации, пуританство, деизм, идея особого предназначения Америки и др.);
— художественные приемы из американского фольклора и журналистики (юмор, ирония, гиперболизация — образы простаков раннего периода крайне утрированы, хвастовство, устный рассказ, гротеск, смесь трагического с комическим, «кровавые» сюжеты, бунтарское неуважение «святынь», продуманная стилистика, лаконичность и др.).
Примечания
1. Твен М. Пешком по Европе // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 5. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 60.
2. Там же. — С. 44.
3. Твен М. Пешком по Европе // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 5. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 100.
4. Твен М. Пешком по Европе // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 5. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 182.
5. Там же. — С. 247.
6. Твен М. Пешком по Европе // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 5. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 228.
7. Там же. — С. 170.
8. Твен М. Пешком по Европе // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 5. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 198.
9. Саид Э. Ориентализм. — Санкт-Петербург: Изд-во «Русский Міръ», 2006. — С. 448.
10. Мендельсон М.О. Реализм Марка Твена. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. — С. 200.
11. Там же. — С. 204.
12. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 72.
13. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 59.
14. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 130.
15. Там же. — С. 30.
16. Там же. — С. 261.
17. Там же. — С. 262.
18. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 89.
19. Там же. — С. 201.
20. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 70.
21. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 602—603.
22. Фонер Ф. Марк Твен-социальный критик. — М.: Издательство иностранной литературы, 1961. — С. 313.
23. Твен М. По экватору // Твен М. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 9. — М.: ГИХЛ, 1961. — С. 157.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
