22 декабря. Полночь. — Ровная морская гладь, — нет, не ровная, чуть зыблемая тихим бризом, ветер совсем теплый; отвесно торчащие реи, сияет полная луна, корабль мирно скользит вдоль мексиканского побережья; все спят, только я не сплю Какая великолепная ночь, как тепло, ласкающий воздух восхитителен.
Никто не доставлял мне в путешествии по морю такого удовольствия, как капитан Нэд Уэйкмен, осанистый, сердечный, веселый, залихватский старый моряк. Он не пьет и не берет в руки карт, бранится, только прикрыв дверь своей капитанской рубки и если нет чужих, но тогда взрывы его фантастического богохульства вселяют в слушателя почтительный восторг. Что до его рассказов... Но вот капитан Уэйкмен собственной персоной; он отдувается и весь в поту, потому что мы идем вдоль южного побережья Мексики и становится жарковато. Вот что он говорит:
— Так, значит, о крысах. Как-то, помню, это было в Гонолулу, мы со стариной Джозефом — он был еврей по национальности, позже разбогател в Сан-Франциско, как Крез — собрались ехать домой пассажирами на новом с иголочки бриге, он шел еще только в третье плавание. Мы уже были на борту, и наши сундуки стояли в трюме. Джозеф решил непременно плыть вместе со мной — даже пропустил из-за этого один рейс, — потому что он был непривычен к морским путешествиям и хотел быть в компании с моряком. Бриг наш покачивался на причальном канате посреди буйков, канат был закреплен на пирсе возле груды дров И вот с брига лезет преогромнейшая крыса — разрази меня бог, никак не меньше кошки! — мчится по канату и — на берег, а за ней другая, третья, четвертая, и все галопом по канату, одна за одной впритирку, так что и каната под ними не стало видно, форменная процессия на двести ярдов вдоль всего пирса, что твои муравьи. Тут канаки стали хватать поленья дров, обломки лавы и коралла и швырять в крыс, чтобы сбить их в воду. Вы думаете, это подействовало на крыс? Ничуть, ни малейшей чуточки, клянусь спасением души. Они не остановились ни на полсекунды, пока не сошли все до одной на берег с этого новехонького нарядного брига. Тогда я подзываю лодку; канак подходит к бригу и взбирается на борт. Я говорю ему:
— Видишь этот сундук в трюме?
— Вижу.
— А ну тащи его в лодку и — на берег, и чтобы одним духом!
Джозеф, еврей, говорит:
— Что это вы задумали, капитан?
А я отвечаю:
— Что я задумал? Забираю сундук на берег, вот что я задумал.
— Забираете сундук на берег? Господи боже, да зачем?
— Зачем? — говорю я. — Вы заметили этих крыс? Вы видели, что крысы ушли с нашего брига? Он обречен, сэр, он обречен. Никакие молитвы не спасут его. Он не вернется из плаванья, сэр. Больше его никто никогда не увидит.
Джозеф говорит канаку:
— Эй, забирай и мой сундук на берег.
И вот, сэр, бриг ушел из Гонолулу без крыс на борту, и больше ни одна душа его не видела. Мы отплыли на старой посудине, она прогнила до того, что по палубе нужно было ходить на цыпочках, чтобы не провалиться в трюм, а ночью, когда море забушевало, нам с коек было видно, как брусья обшивки гуляют в своих пазах взад-вперед, дюймов этак на одиннадцать, — это было форменное решето, сэр, а корабельные крысы — ростом с борзую и такие же тощие, они отгрызли все пуговицы с наших сюртуков, и их было такое множество, что однажды, когда на нас налетел шквал и они перебежали на штирборт, корабль потерял управление и чуть не пошел ко дну... Так вот, мы доплыли благополучно, а все потому, что на борту имелись крысы, можете мне поверить!
На первом же пароходе на Сан-Хуан-Ривер человек, стоявший у трапа, сказал: «Разрешается сходить на берег только пассажирам первого класса. У вас какой билет?» Это было сказано самым дерзким тоном. Затем он пропустил множество пассажиров третьего класса, не задавая им никаких вопросов. Хорош, должно быть, у меня вид!
На втором пароходе всех пассажиров первого класса пропустили беспрепятственно, а меня снова остановили.
Будь проклят во веки веков тот, кто изобрел гнусную крохотную лампочку, устанавливаемую в пароходных каютах! Это молитва от души.
С разрешения капитана держу в каюте безопасный фонарь.
Пароходный писарь трудится над списком пассажиров для таможенных властей, причем составляет его по своему разумению, например:
«Мисс Смит, 45 лет, из Ирландии, модистка» (на самом деле, это молодая и богатая дама).
«Марк Твен из Терра дель Фуэго, кабатчик».
Примечания
Уэйкмен Нэд — прототип главного героя рассказа Твена «Путешествие капитана Стормфилда в рай».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
