Трудно сказать с точностью, кто еще в Руане, кроме кардинала Винчестерского, был посвящен в тайну игры, которую вел Кошон. Можете поэтому вообразить изумление толпы и духовенства, собравшегося на помостах, когда Жанну д'Арк увели живой и невредимой, когда она все-таки спаслась от них, после того как их напрасно и долго томили ожиданием.
Некоторое время никто не двигался и не говорил — так велико было всеобщее изумление, так не верилось, что костер был приготовлен напрасно, а жертва ускользнула. За этим последовал общий взрыв ярости: раздались проклятия, обвинения в предательстве, полетели даже камни; один из них едва не убил кардинала Винчестерского — так близко он пролетел возле его головы. Бросивший его человек был неповинен в промахе — он был чересчур возбужден, а в таком состоянии редко удается попасть в цель. Шум и смятение были велики. Один из капелланов кардинала настолько забылся, что оскорбил самого епископа Бовэ; потрясая кулаками перед самым его носом, он крикнул:
— Клянусь Богом, ты изменник!
— Лжешь! — отвечал епископ.
Это он—то изменник? Вот уж нет! Этого обвинения со стороны англичан он заслуживал меньше любого другого француза.
Граф Варвик тоже вышел из себя. Он был храбрый вояка, но по части уловок и плутней не отличался особой проницательностью. Свое негодование он выразил с солдатской прямотой: он заявил, что король английский изменнически обманут, а Жанну д'Арк хитростью избавили от костра. Но ему шепнули утешительные слова:
— Не тревожьтесь, милорд, скоро она снова будет в наших руках.
Возможно, что эти вести облетели собравшихся, — ведь приятные вести распространяются так же быстро, как и дурные. Как бы то ни было, ропот смолк, и огромная толпа стала расходиться. Наступил полдень рокового дня четверга, 24 мая.
Мы с Ноэлем были счастливы — так счастливы, что этого не выразить словами; ведь мы тоже не были посвящены в тайну. Жизнь Жанны была спасена этого было для нас довольно. Франция услышит о сегодняшнем позорном деянии — и тогда берегитесь! Ее доблестные сыны тысячами и десятками тысяч соберутся под боевые знамена, и ярость их будет подобна ярости океана в бурю; они ринутся на проклятый город, точно неудержимый океанский прилив, и Жанна д'Арк будет освобождена! Каких-нибудь шесть-семь дней — одна неделя и благодарная Франция в праведном гневе, с грохотом постучит в ворота! Так будем же считать часы, минуты и секунды! О, счастливый, о, благословенный день! Как сердца наши пели у нас в груди!
А все потому, что мы были молоды; да, очень молоды.
Вы думаете, измученной пленнице дали отдохнуть и уснуть, когда она из последних сил дотащилась до своей темницы?
Нет, для нее не было покоя, пока кровожадные псы гнались по ее следам. Кошон и несколько его приспешников тотчас последовали за нею; они застали ее в полном телесном и душевном изнеможении. Они напомнили ей, что она отреклась и дала при этом некоторые обещания — например, надеть женское платье, — и если она этого не выполнит, Церковь отвергнет ее уже навсегда и бесповоротно. Она слышала их, но не понимала. Точно человек, выпивший сонного зелья, она жаждала только одного: уснуть, отдохнуть, остаться одной. Почти не сознавая, что делает, она выполнила все требования своих мучителей и надела платье, принесенное Кошоном и его свитой; когда она потом пришла в себя, она сперва не могла припомнить, когда и как это произошло.
Кошон удалился довольный и счастливый: Жанна беспрекословно облачилась в женское платье; она получила официальное предостережение насчет того, что ее ожидает, если она снова провинится. Это было сделано при свидетелях. Что могло быть лучше?
А что, если она ни в чем не провинится?
Тогда ее надо вынудить к этому.
Должно быть, Кошон намекнул английским стражникам, что отныне они могут безнаказанно глумиться над узницей — власти не будут этого замечать. Должно быть так, потому что стража тотчас привела это в исполнение, а власти ничего не заметили. С этого дня жизнь Жанны в темнице стала невыносимой. Не требуйте от меня подробностей. Я не в силах об этом писать.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
