«Приключения Геккельберри Финна» (1884 г.) — вершина Твена художника. Это произведение, прочно включено в канон мировой классики. Роман — одно из «ключевых» произведений в истории национальной литературы США. Книга, которой Твен отдал с перерывами почти десять лет труда и завершенная в год пятидесятилетнего юбилея писателя, не только стала лучшим подарком почитателям его таланта, но и знаком высокого искусства художника, углубления представлений о характере и природе американского общества.
В целом, это требовало накопления дополнительного художественного, жизненного и исторического опыта. Твен, которого критики упрекали в «импровизационности», беспорядочности манеры, предложил ясную романную структуру. Он продемонстрировал языковое мастерство, в частности, в описаниях природы, создании речевых портретов героев, в использовании при создании образа Джима негритянского диалекта штата Миссури, а также четырех несколько смягченных разновидностей этого диалекта. Об этом Твен специально сообщил в «Объяснении» к роману.
Книгу о Геке Финне Марк Твен открывает уведомлением читателю о заключительных событиях, имевших место в «Томе Сойере». Так перебрасывался мостик между двумя романами.
Новое видение Америки. Если «Том Сойер» выстраивается как цепочка эпизодов и сцен, то в основе «Гека Финна» — четко прописанный сюжет. Хронотоп «Гека Финна» — это примерно 10—15 лет до крушения рабства: он объясняет главную сюжетную коллизию романа. Если в «Томе Сойере» Топос — заштатный провинциальный городок, то в «Геке Финне» художественное пространство американская панорама. Заметно углубляется и психологизм Твена. В «Томе Сойере» повествование ведется от третьего лица, в «Геке Финне» — от лица протагониста. Прием Ich Erzahlung позволяет не только прочувствовать события, но и приоткрыть внутренний мир героя. Твену удалось проследить рост личности Гека, что придает книге черты романа воспитания. Прототипом Гека Финна считается приятель Твена в детские годы Том Бланкеншип, который был его старше на 4—5 лет.
Позднее Твен свидетельствовал, что он запечатлел Тома Бланкеншипа «точно таким, каким он был». Отец Бланкеншипа, как и Гека, был пьяницей; многодетная семья жила скудно. Том был вечно голоден, не ухожен, плохо одет, бросил школу. Подобно Геку Финну он был изгоем; детям из «приличных» семей запрещалось с ним играть. Но, по словам Твена, у него было «такое же доброе сердце, как и у других мальчишек». Но самое главное было то, что Том познал и превыше всего ценил подлинную свободу. Следы Бланкеншипа теряются; по одним сведениям он рано умер, по другим — «дорос» до мирового судьи. Марк Твен никогда не забывал своего друга: в его незавершенном романе «Три тысячи лет среди микробов» есть герой, явно напоминающий Бланкеншипа.
Сюжет и композиция. События в романе позволяют охватить повествованием как широкие картины жизни, так и пеструю галерею характеров. В жанрово-типологическом плане роман правомерно отнести к тому, что называют: «эпос большой дороги». Это — своеобразный жанр путешествия, движения героя по дороге жизни, в пространстве и времени; классическим образцом его является сервантесовский «Дон Кихот». (Кстати, это одно из любимых произведений Твена, которое он перечитывал). Подобный композиционный принцип лежит также в основе ряда английских романов XVIII века, сочетающих элемент приключения и путешествия (Филдинг, Смоллетт); сохраняет он свою жизненность и в XIX веке («Дон Жуан» Байрона, «Пиквикский клуб» Диккенса, «Мертвые души» Гоголя и др.). У Твена этой «дорогой» становится Миссисипи; средством передвижения — плот, на котором плывут Гек и Джим. Река контрастирует с грязными «словно болото» прибрежными городками. Они — сосредоточение социальных проблем и контрастов, уже далеки от того «имиджа» идиллической Америки, который возникал в книге о Томе Сойере.
Если Том Сойер — «домашний», а в книге о нем — «детские» проблемы, то Гек — взрослее, самостоятельнее, а проблематика романа гораздо глубже, серьезнее. Образ сорванца Гека Финна, деятельного и смышленого, врезается в память. Он одна из самых рельефных фигур в типологии характеров американской литературы. Приключения Гека, если сравнить его с Томом Сойером, серьезней и драматичней.
Сюжет завязан в экспозиции. С первых же страниц намечается глубинная тема свободной вольной жизни; она реализуется через сюжетные перипетии романа.
Участь Гека определяет поведение его отца, горького, опустившегося пьяницы, в описании которого Твен не щадит мрачных красок. Отношения между сыном и отцом, заточившим Гека в свою хижину, наподобие тюрьмы, накаляются. Геку не остается ничего иного, как, инсценировав собственное убийство и ограбление, укрыться на острове Джексон. Новый поворот сюжета — судьбоносная встреча Гека с негром Джимом, который сбежал от сердобольной вдовы Уотсон: ее «гуманность» не устояла перед ценой в восемьсот долларов, «предложенной» за чернокожего.
«Сердцевина» романа — их вояж вниз по течению на плоту. Гек и Джим надеются спуститься вниз до реки Огайо, а затем подняться вверх и добраться до «свободных» штатов. На плоту и во время отлучек на берег и развертывается цепь необычных событий: Гек и Джим то расстаются, то вновь находят друг друга. Когда они достигают рабовладельческой территории, тревога Джима растет. Но и Гека не оставляет страх: ведь он помогает беглому рабу. Спасая Джима, подросток чувствует порой «стыд», его «грызет совесть», он называет себя «негодяем» и «подлецом». Он даже пишет покаянное письмо вдове Дуглас, чтобы «очиститься от греха». Но потом рвет его. Он не предаст Джима, даже если ради этого ему придется «гореть в аду».
Эпизоды, накапливающиеся по мере движения плота вниз по реке, как правило, социально значимы. Исследователи, проштудировавшие комплекты провинциальных газет, в которых в молодые годы подвязался начинающий газетчик Твен, обнаружили в них его мелкие заметки, содержавшие «зерна» эпизодов, позднее развернутых в «Геке». Эти эпизоды обнажают темные, зачастую горестные стороны американских реалий. При этом едва ли не каждый эпизод «воспитывает» Гека, вносит что-то новое в его жизнь.
Так герой сталкивается, казалось, с ушедшими в прошлое нравами южной аристократии, что вызывает в памяти феодальные «разборки» на почве кровавой мести. Богатые южане, утонченные Грэнджерфорды втянуты в многолетнюю смертельную вражду с не менее знатным родом Шефердсонов. Очередная вспышка взаимного насилия вызвана тем, что София Грэнджерфорд бежит с Гарри Шефердсоном. Мужчины из ее семейства бросаются в погоню, попадают в засаду и гибнут. Убит друг и ровесник Гека — Бак. Сам Гек спасается бегством.
Этот и другие эпизоды печальное напоминание о южных нравах, о том, что насилие органично «вписано» в образ жизни американцев. Безобидный старик Боггс, «первый дурак во всем Арканзасе», позволяющий себе неумную, но, в сущности, безвредную болтовню по адресу всесильного местного аристократа, полковника Шерборна, расплачивается за это жизнью.
Еще одна удручающая примета, уловленная Твеном, засилье всякого рода преступников и мошенников. Герои натыкаются на разбитый пароход и чудом спасаются от шайки грабителей. Но особенно красноречив эпизод, когда на плоту находят прибежище два спасающихся от разъяренной толпы проходимца: молодой выдает себя за «герцога», старый — за «французского короля». Гек вместе с «Королем» присутствует на религиозном собрании, где «Король» дурачит наивных людей фантастической историей о том, что он бывший пират, обратившийся к Богу. Попутно он собирает щедрые пожертвования. В другом городе мошенники объявляют себя братьями умершего в Англии богача Питера Уилкса и «вытягивают» шестьсот долларов у его племянницы Мэри Джейн.
После серии приключений Геку удается спастись от жуликов, но он вновь теряет Джима. Правда, «Королю» и «Герцогу» удается продать за 40 долларов негра Джима фермеру Сейласу Фелпсу, всучив ему фальшивое объявление о том, что человека, нашедшего беглеца, ожидает двухсотдолларовое вознаграждение. Но, как зачастую водится в приключенческих историях, героя выручает счастливый случай. Два приятеля Гек и Том затевают запутанную в духе детективных сюжетов операцию по вызволению запертого в сарае Джима. Однако, как выясняется, Джим уже освобожден согласно завещанию мисс Уотсон. Оказывается, что мертвый, которого Джим видел в плавучем доме, был отцом Гека. Таким образом, опасность вернуться к непредсказуемому пьянице над Геком более не довлеет. Тем не менее, Гек замышляет новый побег на индейскую территорию.
Роман предполагает внимательное чтение. Твен умеет вложить в казалось бы случайную деталь значительный социальный смысл. Например, между белой женщиной и ее собеседницей происходит обмен репликами по поводу взрыва на пароходе: «Господи, помилуй! Кто-нибудь пострадал? — Нет, мэм. Убило негра. — Ну, это вам повезло. А то бывало, что и ранит кого-нибудь». Какой безжалостный комментарий к понятию «южный» менталитет!
Новаторство Твена. Значение романа. Роман о Геке Финне — не только решающее достижение Твена художника. В широком историко-литературном контексте он свидетельство укрепления реалистических позиций в американской литературе в целом. Оно было связано с ослаблением влияния «традиции утонченности», усвоением опыта европейских литераторов, художников социально-критической ориентации и, конечно же, великолепных русских мастеров (Тургенева, Толстого, Достоевского, а позднее Чехова).
В «Геке Финне» Марк Твен демонстрирует оригинальные стороны своей литературной техники, которая начала формироваться еще в его ранних произведениях. Он пишет не столько о том, что произошло, сколько о том, как все это видится, слышится, ощущается. И это обусловлено самим повествовательным ракурсом Твена, когда происходящее «пропущено» через восприятие чувства главного героя, Гека, через его «субъективную призму». Вот как Гек говорит о своих впечатлениях о реке, какой она перед ним предстает, даже когда ничего не происходит. Но создается «эффект присутствия», читатель рядом с этим подростком: «Нигде ни звука, полная тишина, весь мир точно уснул, редко-редко заквакает где-нибудь лягушка. Первое, что видишь, если смотреть вдаль над рекой — это темная полоса: лес на другой стороне реки, а больше ничего не разберешь; потом светлеет край неба, а там светлая полоска расплывается все шире и шире, и река, если смотреть вдаль, уже не черная, а серая. Видишь, как далеко-далеко плывут по ней небольшие черные пятна — это шаланды и всякие другие суда, и длинные черные полосы, — это плоты. Иногда слышится скрип весел в уключинах или неясный говор, — звук доносится издалека; мало-помалу становится видна рябь на воде, и по этой ряби узнаешь, что тут быстрое течение разбивается о корягу, оттого в этом месте и рябит; потом видишь, как клубится туман над водой, краснеет небо на востоке, краснеет река и можно уже разглядеть далеко-далеко, на том берегу, бревенчатый домик на опушке леса, должно быть сторожка при лесном складе, а сколочен домик кое-как, щели такие, что кошка пролезет...» Это описание — не закончено: в нем Твен виден во весь рост как художник, лирик, пейзажист. Пассаж — «хрестоматийный», он объясняет, как много дала Твену работа над книгой «Жизнь на Миссисипи», предварившая «Гека Финна».
Твен-художник наиболее решительно выразил свою художественную методологию, создав образ Гека. Это выдающееся открытие писателя. Его Гек — один из символов Америки. Он сложен, многогранен и психологически достоверен. Он иногда наивен, но по большей части умен, смекалист. Ему приходится хитрить, приспосабливаться к обстоятельствам, чтобы выжить. Окружающий мир поворачивается к нему враждебными сторонами. Геку трудно, потому что он пребывает на нижней ступени общественной пирамиды. Его защита — лишь собственная энергия и сообразительность. Но при этом он никогда не идет против совести, не жертвует своей человечностью.
Непросты отношения белого подростка и беглого раба, которые, в конце концов, перерастают в дружбу. А она исполнена глубокого значения. Это пример подлинно гуманных человеческих взаимоотношений и одновременно вызов догмам о якобы «несовместимости» людей с белым и черным цветом кожи. Как бы ни были красноречивы и патетичны аболиционистские призывы в американской литературе XIX века, но ничего равного в художественно-эстетическим плане она до Твена не создавала. Общение с Джимом — один из факторов духовного, нравственного роста Гека.
Образ Гека, имеющий, как писалось, своих прототипов, в известной мере, и автобиографичен. В той мере, в которой автобиографична героиня Флобера, о которой ее создатель сказал: «Эмма — это я». Гек, конечно, не Марк Твен, но он объясняет, каким Твен «был» и каким «стал», всепонимающим художником, давшим столь глубокую интерпретацию своего героя.
Замечательным открытием явился образ Джима. Твен избежал сентиментальности, идеализации черных невольников как благородных страдальцев, что характеризует аболиционистскую литературу. Он необразован и опутан суевериями, но при этом его отличают благородство и человеколюбие: он мечтает скопить денег, чтобы выкупить семью из рабства.
Психологический портрет Джима обретает дополнительную рельефность благодаря использованию Твеном негритянского диалекта штата Миссури. Новаторство Твена в сочности языка, в стихии просторечия, активно интегрирующихся в текст романа. Все это сделало «Гека Финна» классикой американской прозы. Впрочем, у Твена нашлись и недруги из числа тех, кто были привержены к стандартам «традиции утонченности». Книжный совет в штате Массачусетс отозвался о романе, имея в виду его стиль, как об «откровенном хламе», произведении «грубом, неуклюжем, неэлегантном».
...Почти десять лет, отданных с перерывами «Геку Финну», как показал тщательный анализ рукописных вариантов романа, были насыщены целеустремленной работой Твена над текстом произведения. Он оттачивал приемы, описания, характеристики, диалоги. Раньше, закончив книгу, он отдавал ее на прочтение У.Д. Хоуэллсу, доверяя его писательскому чутью и редакторскому опыту. На этот раз он этого не сделал, будучи, видимо, внутренне убежден, что избрал верное художественное решение. Он писал свой роман, чувствуя такую свободу, какой у него, пожалуй, не было раньше. Свободу быть независимым от мнения «респектабельных» бостонцев, от возможных нареканий критиков, от приверженности к литературным «табу».
Эта свобода была обусловлена тем, что Твен как бы перекладывал «ответственность» на Гека, ибо в романе присутствует его видение мира, его точка зрения на события.
Роман — самое серьезное и одновременно «грустное» произведение Твена: писатель пишет о темных сторонах жизни с горечью, не пытаясь «пропедалировать» их юмором. И в то же время, «Гек Финн» произведение «синтетическое» по своей тональности, стилистике: это идиллия, сатира, комедия, эпос.
Т.С. Элиот, Нобелевский лауреат, поэт и проницательный, требовательный критик писал, что «Гек Финн» — это единственное произведение Твена, где его гений реализовал себя в полной мере. Твен писал о предмете, в который наиболее глубоко и органично погрузился и которому дал максимально смелое и точное художественное воплощение.
В трилогии Твен по-своему отзывается на глубоко ощущавшуюся писателями США потребность понять Америку, ее характер, «душу», судьбу.
После «Гека Финна». Знаменательно, что Твен еще раз возвратился к образам своих героев, полюбившихся миллионам читателей во всем мире. В 1894 г. он выпускает своеобразное продолжение трилогии, повесть «Том Сойер за границей». Два года спустя Марк Твен публикует небольшую повесть «Том Сойер — сыщик», построенную как пародия на популярный детективный жанр. Оба вышеназванные произведения уступают в художественной значимости его трилогии. Правда, писателю, видимо, не хотелось расставаться с любимыми героями. В «Записной книжке» Твена за 1891 год появляется запись, говорящая о новом замысле писателя, но так и не осуществленном. От этой записи веет неизбывной грустью: «Гек возвращается домой бог знает откуда. Ему шестьдесят лет, сошел с ума. Воображает, что он еще мальчишка, ищет в толпе Тома, Бекки и других. Из скитаний по свету возвращается шестидесятилетний Том. Находит Гека. Вспоминают старое время. Оба разбиты, отчаялись, жизнь не удалась. Все, что они любили, все, что считали прекрасным, ничего этого уже нет. Умирают».
Марк Твен и Эрнест Хемингуэй. Непреходящее значение заключительного романа трилогии подчеркнул Эрнест Хемингуэй в своем метком «хрестоматийном» высказывании, приведенном в его книге «Зеленые холмы Африки»: «Вся американская литература вышла из одной книги «Геккельберри Финна» Марка Твена». Эта мысль счастливым образом перекликается с известным мнением Ф.М. Достоевского о том, что вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели». И действительно, в «Приключениях Геккельберри Финна» были «запрограммированы» многие коренные мотивы, ситуации и темы, которые впоследствии получат развитие у писателей США.
Твен был, безусловно, близок Хемингуэю при очевидном различии их творческих манер. Тема «инициации», вхождения подростка в мир взрослых, столь существенная для американской литературы (вспомним хотя бы о несравненном Холдене Колфилде из повести Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»), получает интересное развитие у Хемингуэя. «Сквозной» герой его ранней новеллистики Ник Адамс вызывает очевидные (и отмеченные критикой) ассоциации с Геккельберри Финном.
Оба писателя были истинно американскими художниками, фигурами национальной литературной мифологии; Твен олицетворял XIX век, Хемингуэй — XX-й. Оба они органически связаны со своей «малой родиной»: Твен — с Ганнибалом, Хемингуэй — с Оук Парком, с Мичиганом. Для обоих образы детства обрели волнующую значимость и отзывались во многих их произведениях (особенно у Твена с его эмоциональностью и склонностью к ностальгии). Творчество обоих, столь различное по стилистике, было пронизано автобиографическими мотивами. Оба на исходе жизни обратились к жанру мемуаров («Автобиография» Твена и «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэя). Оба начинали как газетчики, и журналистский опыт органично впитывался в художественную ткань их произведений. Оба были привержены нелицеприятной правде жизни, отторгали любые проявления фальши и украшательства; не чурались грубого просторечия и умело им пользовались. В творчестве обоих решительно просвечивало документальное начало. И в то же время в реализме Твена и Хемингуэя присутствовал и романтический элемент, культ природы, олицетворявшей свободу, «естественную» жизнь, как противовес «цивилизации» с ее сковывающими нормами и правилами. Оба писателя были убежденными противниками войны, антимилитаристами. И Твен, и Хемингуэй, питавшие «охоту к перемене мест», неутомимые путешественники, много времени проводили за пределами США, в Европе, где были не менее, а возможно, и более популярны, чем у себя на родине. Оба, личности «магнетические», были литературными «звездами», фигурами национальной мифологии; за ними «охотились» репортеры. Их дома в Хартфорде (Твен), в Ки Уэсте на Кубе (Хемингуэй) были местом паломничества визитеров. После смерти и Твена, и Хемингуэя в их архивах было обнаружено немало рукописей, незавершенных произведений, разнообразных фрагментов, которые изучаются, и по возможности, публикуются.
Но писатели были, конечно же, во многом и контрастны. Хемингуэй, ориентировавшийся на Гюстава Флобера, был мастером формы, отточенной и завершенной; Твен, напротив, раскован и свободен в своей почти импровизационной манере. Марк Твен открыто тенденциозен, в то время как Хемингуэй исходит из того, что образы и ситуации должны свидетельствовать сами за себя. Твен продолжал традиции просветительского романа XVIII века; Хемингуэй исходил из новейших художественных веяний.
Конечно же, принадлежность Твена и Хемингуэя к разным литературным эпохам наиболее отчетливо сказывается в трактовке темы любви. Твен достаточно сдержан и осторожен в духе «викторианских» табу: в скетче «1601 год» он пишет об обитателях дальних уголков США, которые вступают в брак, достигнув 35 лет. Это был возраст, когда Твен женился на Оливии, женщине хрупкой, слабого здоровья, от которой у него было четверо детей.
Но таких пассажей, с легким эротическим налетом, у Твена немного. Изображение любовного чувства не было сильной стороной Твена. Самое запоминающееся — это детская влюбленность Тома в Бекки Тэтчер. Любимая же героиня Твена Жанна д'Арк — девственница. Изображения «телесных» влечений в творчестве писателей-натуралистов, современников Твена, таких как Стивен Крейн, Х. Гарленд, Ф. Норрис, не говоря уже о Теодоре Драйзере, видимо, не получили одобрения у Твена. Что до Хемингуэя, то проявления чувственной любви в самых разных формах находит многообразное отражение в его творчестве, практически, во всех его «хрестоматийных» произведениях1.
Оба писателя являли контраст в личной жизни: однолюб и примерный семьянин Твен и Хемингуэй с его увлечениями и четырьмя браками. Твен был отцом трех дочерей, а Хемингуэй — трех сыновей.
Творческое наследие как Твена, так и Хемингуэя вызывает неизменный интерес и читателей, и критики. «Твениана» и «хемингуэана» не только американская, но и международная, трудно обозримы и постоянно пополняются и обогащаются.
Примечания
1. См.: Гиленсон Б.А. Хемингуэй и его женщины. М.: «Олма-Пресс», 1999.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
