Как и всякий большой художник, Твен не мог не размышлять над природой литературного творчества и писательского труда. Эти суждения не складывались у него в какую-то стройную законченную систему, не «отливались» в специальные работы в назидание молодым авторам. Самоучка, в этом плане, он не был похож на таких своих высокоэрудированных коллег по литературному цеху как его друг Уильям Дин Хоуэллс и, конечно же, Генри Джеймс. Его мысли о писательском труде рассеяны в его письмах, в отдельных высказываниях, интервью. Но какого бы конкретного вопроса он не касался, его суждения, в конце концов, сводились к одной незамысловатой истине: запечатлеть «правду жизни», проникнуть в самую ее толщу, «раскрыть душу», помочь ей стать на одну ступень выше. Это означало «оставаться верным действительным фактам, характеру явления и подавать его в деталях».
Жизненный опыт. Ни заемные теории, ни усвоенные литературные приемы не решают главного, полагает Твен. Наиважнейший фактор — жизненный опыт. А это — впечатления, наблюдения, образы, картины, человеческая характерология, которые отпечатываются в писательской памяти, остаются в душе. Твен стал национальным гением не только потому, что обладал уникальным талантом, фантазией, художественным темпераментом. Наверное, ни у одного из его современников не было подобного щедрого разнообразного жизненного опыта. В письме «Неизвестному» от 1891 г. Твен провозглашает свое кредо: «...Когда я пытаюсь изображать жизнь, я ограничиваюсь теми ее областями, с которыми знаком». Далее Твен их перечисляет.
Он хорошо знал жизнь «мальчика с Миссисипи», ибо она всегда таила для него неизъяснимое очарование. Побывал новобранцем в действующей армии. Трудился на обогатительной фабрике. Осваивал серебряные месторождения в Неваде, где овладел технологией добычи драгоценного металла. Четыре года он был репортером и наблюдал закулисную сторону многих событий. «Писал для своей газеты отчеты о деятельности законодательного собрания штата двух созывов и конгресса одного созыва». Служил лоцманом на Миссисипи, где познакомился со всеми разновидностями речников, «племени своеобразного и ни на какие другие не похожего». Был бродячим печатником, кочевавшим из одного города в другой. Постоянно читал публичные лекции, а потому проник в тайны того, как овладеть вниманием слушателей, тайны, которые открываются только как результат собственного опыта. Многие годы он занимался разработкой изобретения в печатном деле. В итоге оно обернулось для него финансовым крахом, из которого он долго выбирался. Выступал Твен и как издатель, в частности, опубликовавший мемуары генерала Гранта, позднее президента США.
Свидетель истории. Твен прожил 75 лет, и его путь совпал с судьбоносными вехами в истории Америки. Когда он родился в 1835 г., на флаге США было только 24 звезды по числу штатов, а в Белом Доме президентствовал Эндрю Джексон.
Он прекрасно знал Америку, разные ее регионы: Калифорнию, Неваду, Миссури, Миссисипи, Коннектикут. Твен много путешествовал по миру: подолгу жил в Европе, 14 раз пересекал Атлантику. Стяжал славу не только как писатель, но и как лектор, его шутки и остроты разлетались по миру.
Технические новшества не прошли мимо его внимания: в Париже в 1879 г. он летал на воздушном шаре; одним из первых после изобретения телефона Беллом установил аппарат у себя в доме. В своих произведениях, носивших фантастическую окраску, он предвидел появление телевидения, использование энергии атома, предупреждал об ужасах грядущих истребительных войн.
Его контакты с людьми, начиная от самых простых и кончая видными политиками, сенаторами, монархической элитой, были обширны и разнообразны. Он знал Джефферсона Дэвиса, президента мятежной конфедерации; в Крыму в 1867 г. встречался с Александром II. Разделял трапезу с немецким кайзером Вильгельмом III и принцем Уэльским, будущим королем Эдуардом VII. На Бермудах он играл в гольф с Вудро Вильсоном, будущим президентом США.
Он жил в Лондоне, Берлине, Вене, Париже, Флоренции и других городах. С ним почитали за честь общаться самые влиятельные люди. Все это подробно описано в его книгах-«травелогах». Нередко вилла, на которой он жил, становилась местом паломничества многочисленных посетителей; как бы филиалом американского посольства.
Дочь Джин как-то остроумно заметила, беседуя с отцом: если и так дальше пойдет, то единственно, с кем ему останется познакомиться, так это с самим Господом богом.
Писательский труд. Все эти уникальные впечатления насыщали кладовые его памяти, становились материалом, который постоянно отзывался в художественном слове. Писательский труд составлял главный смысл его жизни. Он работал много, иногда «выдавая» от двух до четырех тысяч слов в день. Писательство становилось для него отдушиной в тяжелые полосы жизни. Его отличало то, что он «занимался постройкой четырех-пяти книг одновременно», «каждый день, прибавляя кирпичи». При подобном методе «постройки» каждая книга писалась долго, иногда до семи лет. И если Твена упрекали в том, что он стремился быстро публиковать написанное, то это несправедливо. Некоторые почти завершенные произведения («Том Сойер», «Принц и нищий», «Старые времена на Миссисипи») стояли как готовые к пуску суда «на стапелях» по два-три года. Образы, ситуации, сюжетные положения тщательно прорабатывались. Шли поиски наиболее нужных точных слов. Твена часто называли писателем «импровизационным», пишущим под настроение. Но это упрощенное мнение. Получив рукопись некоей миссис Уайтсайд, указав ей на многословие и расплывчатость, Твен формулирует вывод: «Литература — это искусство, а не вдохновение. Это, так сказать, ремесло, ему надо учиться, им нельзя овладеть с налета. И чтобы выучиться ему, мало года или даже пяти лет. А необходимый для него капитал — это опыт». В письме брату Ориону, Твен развивает эту мысль: «Каждый человек должен изучить свое ремесло, с налету его не возьмешь. Богу угодно, чтобы это была долгая и тяжкая наука. Когда ты еще ученик в любой области, в кузнечном ли деле, в медицине, в литературе, — этого не скроешь. Неопытность сразу выдает себя». Тем, кто делает ставку лишь на настроение, энтузиазм, Твен противопоставлял главное для писателя — его мастерство, профессионализм. Этому принципу он следовал.
Твен чурался элитарного искусства, ориентированного на узкую интеллектуальную прослойку. Если высшая цель искусства — просветительская, то «возвышать и облагораживать» следует не «ничтожное меньшинство», а огромную массу «непросвещенных». «Я никогда не пытался служить дальнейшему образованию образованного класса» — признавался Твен. — Для этого у меня нет ни таланта, ни подготовки». И далее: «Меня влекла куда более крупная дичь — народные массы». Он справедливо считал, что обладал большими возможностями и способностями, чем другие их наставники. С шуткой, юмором, иронией он обращался к простым людям: «Мои читатели немы, они лишены возможности высказаться в печати, и поэтому я не знаю, заслужил ли я у них одобрение или порицание?», — искренне задается вопросом Твен.
Это давало основание некоторым критикам элитарной ориентации относить Твена к числу «популярных» писателей, которые стремятся угодить непритязательным вкусам «массового» читателя, что якобы ведет к «упрощению» и снижению эстетических критериев. С этим однако трудно согласиться, хотя, конечно, как профессионал Твен учитывал, какие приемы, сюжеты, образцы, «ходы» могут иметь успех, поднять тираж его книг.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
