Прежде всего надо отметить, что молодой наборщик был требователен в своих знакомствах. Он был весел и общителен, но тривиальное не влекло его. «Жильцы нашего пансиона были самые заурядные люди разного возраста и обоего пола, — вспоминает Твен. — Все это был народ суетливый, легкомысленный, разговорчивый и жизнерадостный, но при всем том удручающе неинтересный. За одним исключением — это был шотландец Макферлейн»1.
У Макферлейна стояли на полке несколько десятков томов по философии, истории и естествознанию и библия, которую он, как видно, толковал в самом вольном духе. Макферлейн приходил после десятичасового рабочего дня, переодевался в дешевый, но аккуратный костюм и был готов к очередной вечерней беседе. Макферлейн развивал перед своим внимательным слушателем некий вариант эволюционной теории («Происхождение видов» Дарвина еще не появилось в свет, и шотландец допускал, что первый зародыш органической материи «был брошен создателем на земной шар на заре времен»). Однако центральным пунктом философских размышлений Макферлейна был отказ признать человека «венцом творения» и отрицательная оценка общественных и моральных достижений человечества.
«Он говорил, — вспоминает Твен, — что человеческое сердце единственное дурное сердце во всем животном царстве; что человек единственное животное, способное питать злобу, зависть, ненависть, эгоизм, помнить зло, мстить; единственное животное, которому нравится пьянствовать; почти единственное животное, которое может терпеть собственную неопрятность и нечистоту в жилище; единственное животное, у которого пышно развился низменный инстинкт, называемый «патриотизмом»; единственное животное, которое грабит, преследует, угнетает и истребляет своих сородичей по племени; единственное животное, которое похищает и порабощает представителей чужого племени. Он утверждал, что разум человека является грубым придатком и ставит его гораздо ниже других животных и что не было еще человека, который не пользовался бы своим разумом ежедневно в течение всей своей жизни для собственной выгоды и в ущерб другим людям».
Значение этой мизантропической и пессимистической проповеди, услышанной молодым Твеном, состояло в том, что она шла вразрез с универсально-оптимистической доктриной буржуазного прогресса, которая была чем-то вроде светской религии для подавляющего большинства американцев. К тому времени уже на протяжении более чем полувека, протекшего с победы буржуазной революции в США и создания независимой республики, американские буржуазные идеологи внушали американскому народу, что, сбив оковы феодализма, он вступил на путь ничем не ограниченного материального и морального прогресса. Они учили, что личный материальный успех есть основа и символ человеческого прогресса, что американская буржуазная демократия — знаменосец человечества, передовая страна, где каждый человек может стать преуспевающим буржуа и тем достигнуть конечного жизненного идеала.
В Европе уже был написан «Коммунистический манифест», но общественная мысль в Соединенных Штатах была далеко позади европейской. Если отдельные проницательные умы и усматривали в американской жизни растущие социальные противоречия, они не имели возможности широко отстаивать свои взгляды. Рабочее движение в США находилось в неразвитом состоянии. Сомнения в благодетельности буржуазного прогресса рассматривались прессой, церковью и общественным мнением как политическая ересь, в лучшем случае — опасное чудачество.
В последних замечаниях Макферлейна, приведенных Твеном, можно без труда увидеть намеки на шовинистическое бахвальство американцев, хищничество и беззаконие в экономической и политической сфере, на работорговлю и рабовладение. Недаром красноречивый шотландец ограничивал свою аудиторию лишь одним собеседником, к которому, как видно, испытывал достаточное доверие.
Твен написал свои воспоминания о Макферлейне в 1898 году, когда он сам пришел к отказу от ложных идеалов буржуазного прогресса и его самого одолевали пессимистические раздумья. Мысли Макферлейна, как их излагает Твен, кое в чем совпадают с мотивами его повести «Таинственный незнакомец», над которой Твен работал в конце 1890-х и в начале 1900-х годов, и оба произведения, мемуарный этюд и повесть, связаны и взаимодействуют между собой.
Сейчас трудно решить, каковы были источники и причины пессимизма Макферлейна и кто был он сам. По натруженным рукам и некоторым другим признакам Твен считает, что он был «механиком» (общее наименование в США того времени для квалифицированного работника физического труда: столяра, слесаря, машиниста).
Нет никаких оснований предполагать, что «механик» — шотландец обратил молодого наборщика в свою веру. Твен в ту пору был полон оптимистических надежд, свято верил в безоблачное будущее своей страны, разделял эти надежды и иллюзии с миллионами своих соотечественников. Но шотландец Макферлейн органически вошел в его биографию. Он стоит у истоков его жизненного и творческого пути, начитанный рабочий — самоучка, недовольный тем, как устроен мир, еще не знающий истинного пути к борьбе за переустройство общества, по смело насмехающийся над ханжеством и чванством американской буржуазной демократии, над идеями буржуазного прогресса.
Примечания
1. В большинстве случаев я привожу произведения Твена по новейшему двенадцатитомному изданию его сочинений (Гослитиздат, 1959—1962). Если я считаю перевод неточным или неудачным, то цитирую по английскому подлиннику в собственном переводе.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
