В Неваде Твен окунулся в новую жизнь, буйную и изобиловавшую яркими контрастами. Он близко сошелся со старателями, был свидетелем спекулятивного «бума», бушевавшего вокруг приисков, сам переболел «серебряной лихорадкой». Он забыл свое лоцманское франтовство и стал заправским невадцем-старателем. «Мне очень нравилось щеголять в потрепанной шляпе с опущенными полями, синей шерстяной рубашке, заправленных в сапоги штанах... — вспоминает он в «Закаленных»1. — Я чувствовал себя отчаянным головорезом...» Трудности новой жизни не страшили его, скорее забавляли. Матери Твен писал осенью 1861 года: «Дорогая матушка!.. Здешние места баснословно богаты золотом, серебром, медью, свинцом, углем, железом, ртутью, мрамором... ворами, убийцами, головорезами... адвокатами, христианами, индейцами, китайцами, испанцами, картежниками, шулерами, койотами (здесь их называют ки-йо-ти), поэтами, проповедниками и крупными кроликами. На днях я слышал, как один джентльмен сказал: «Это самое проклятое место на свете»; и я вполне согласен с этой исчерпывающей характеристикой»2. В другом письме, уже работая в газете, он приписывает в постскриптуме: «Только что на улице раздалось пять пистолетных выстрелов. Поскольку это относится к моему отделу — пойду выясню, что произошло». Во втором постскриптуме, написанном по возвращении, он сообщает, что убито два знакомых ему полисмена.
Несколько раз во время своего серебро — и золото искательства он уже готов был считать себя богачом, но это были обычные старательские миражи, рассеивавшиеся через день-два. Следует добавить, что Твен, как и его отец и старший брат Орион, не имел способностей дельца; преуспевали же в этот поздний период старательства в Неваде и Калифорнии главным образом выжиги и бизнесмены. Неудачниками были и друзья Твена — Кальвин Хигби, Джим Гиллис и другие, о которых он пишет в «Закаленных» и снова вспоминает в «Автобиографии». С ними он делил тяготы старательской жизни, с ними развлекался. Кальвин Хигби зарисовал Твена, самозабвенно веселящегося на импровизированном старательском балу. Такой бал изображен в одной из известнейших калифорнийских баллад Брета Гарта «Ее письмо».
Я помню блокгауз сарая
С флажками, воткнутыми в щель,
Где свечи роняли, сгорая,
На платья и шали капель;
И старую скрипку с гобоем
И платье моей vis-a-vis,
И танец однажды с ковбоем,
Убившим Сэнди Мак-Джи...3
Под конец бала, рассказывает Хигби, Твен, охваченный, как видно, одним из тех «циклонов веселости», которым он был подвержен, плясал один посреди зала, зажмурив глаза от счастья, окруженный толпой восхищенных старателей.
Не преуспевши в старательской деятельности, Твен поступил репортером в «Территориел Энтерпрайз», газету в Вирджиния-Сити, куда уже посылал написанные между делом юмористические очерки из жизни старателей.
«В душный августовский день изнуренный, покрытый дорожной пылью путник вошел, шатаясь, в помещение редакции «Энтерпрайз» и, скинув с плеча тяжелый тюк с одеялом, опустился в кресло. Он был без пиджака, в выцветшей синей фланелевой рубашке. Порыжелая широкополая шляпа, револьвер у пояса, высокие сапоги с отворотами. Спутанные пряди каштановых волос падали на плечи незнакомца, борода цвета дубленой кожи закрывала грудь. Он прошел пешком сто тридцать миль, отделявшие старательский поселок Аврора от Вирджиния-Сити».
Так описывает биограф Твена, Альберт Пейн, его первое появление в редакции «Энтерпрайз»4. Твену было двадцать семь лет, и он начинал всерьез свою литературную карьеру.
Можно ли считать случайностью приход молодого Твена в литературу? Никоим образом. Его удивительный талант погружаться в жизнь, быть лоцманом из лоцманов на Миссисипи и старателем из старателей в Неваде тоже принадлежал к артистической стороне его натуры. Как это ни странно, но он стал писателем уже в своих первых мальчишеских опытах, напечатанных в ганнибальских газетах, и в первых письмах домой. Позже, в автобиографическом очерке «Поворотный пункт моей жизни», он писал: «Невозможно, проработав наборщиком десять лет и набрав целые акры дурной и хорошей литературы, не научиться сперва инстинктивно, позже сознательно отличать хорошую литературу от дурной».
Не будучи книжным человеком, молодой Твен был начитан в немногих любимых книгах так, как бывает начитан только литератор, стремящийся постигнуть тайну очаровавшего его мастера. «Мой литературный идеал — это «Дон-Кихот» и «Гражданин мира» Гольдсмита», — писал он из лоцманской рубки старшему брату Ориону в 1860 году. И в дальнейшем Твен оставался читателем немногих книг, которые не уставал перечитывать помногу раз, находя в них все новую пищу для своего ума и воображения.
Работа Твена в «Энтерпрайз» в 1862—1864 годах справедливо считается важной порой его литературного ученичества. Изучение творческой биографии молодого Твена затруднялось тем, что комплекты этой провинциальной газеты сохранились лишь начиная с 1865 года; от твеновского же периода остались отдельные случайные экземпляры. Несколько лет тому назад в семейных бумагах умершей внучатной племянницы Твена были обнаружены альбомы с вырезками, содержавшие около тридцати корреспонденции и статей Марка Твена из «Энтерпрайз», из числа тех, которые считались безнадежно утраченными. Новые материалы значительно обогащают представление о молодом Твене и дают обильный исторический и бытовой комментарий к тем главам «Закаленных», в которых Твен — не всегда с достаточной точностью — изображает эти годы своей жизни5.
Твен быстро выдвинулся как фельетонист «Энтерпрайз». Его шутки и пародии, написанные в господствовавшей традиции «неистового юмора», перепечатывались другими газетами и приносили ему популярность. В это время он остановился окончательно на литературном имени Марк Твен (до того псевдоним его в газете был Джош). Мало кто знал в Неваде и в Калифорнии, что марк твен (в буквальном переводе — «мерка — два») — старый термин пароходства на Миссисипи. «Марк — твен!» — выкрикивал на перекате лотовой матрос, убедившись, что глубина достигает двух морских саженей (около четырех метров) и, следовательно, достаточна для безопасного прохождения судна.
Приехавший в 1863 году в Неваду известный американский юморист Артимес Уорд одобрил опыты Марка Твена и посоветовал ему всецело посвятить себя литературе.
В 1864 году Твен переехал в Сан-Франциско, культурный центр Тихоокеанского побережья. В литературной деятельности Твена в Неваде и в Калифорнии необходимо подчеркнуть важный и знаменательный момент: он активно участвует в разоблачительной политической журналистике. Твен протестует против коррупции в законодательных учреждениях, против злоупотреблений полиции, против шовинистической травли китайских рабочих-эмигрантов, которая вызывает у него неудержимую ярость.
В Сан-Франциско Твен заканчивает свое литературное ученичество в писательском кружке, во главе которого стоял Брет Гарт, бывший к тому времени уже профессиональным писателем.
В 1862 году в литературной судьбе Твена произошло важное событие. По рекомендации Артимеса Уорда нью-йоркская газета «Сэтердей пресс» напечатала рассказ Твена. «Джим Смайли и его знаменитая скачущая лягушка из Калавераса», необыкновенно талантливую обработку фольклорного юмористического материала. Рассказ имел большой успех и создал автору имя. Твен решил оставить поденную журналистику. Он совершил поездку на Сандвичевы острова и использовал собранный материал для публичных юмористических чтений. Это было началом его устных выступлений с эстрады, составлявших и в дальнейшем важную часть его литературной деятельности. В начале 1867 года Твен приехал в Нью-Йорк и издал книгу своих рассказов и очерков. Вслед за тем он отправился в Европу на туристском пароходе «Квакер-Сити» в качестве специального корреспондента сан-францисской газеты «Альта Калифорния». Он увидел Францию, Италию, Грецию, Турцию и Палестину. Американские туристы посетили также Одессу, Севастополь и Ялту. Вернувшись, Твен обработал свои путевые корреспонденции и в 1869 году выпустил первую большую книгу «Простаки за границей».
Примечания
1. В последнем русском переводе эта автобиографическая повесть Твена («Roughing It») называется «Налегке». Поскольку ни английское название, ни содержание повести не дают повода для такого нововведения, я буду называть ее по-старому — «Закаленные».
2. Письма Твена к матери и к другим лицам приводятся кроме особо оговоренных случаев — по двухтомному изданию Пейна («Mark Twain's Letters». N.Y., 1917
3. Перевод М.А. Зенкевича.
4. A.B. Paine. Mark Twain. A Biography. Vols 1—3, N.Y., 1912. В дальнейшем я цитирую книгу Пейна по этому изданию.
5. См. «Mark Twain of the «Enterprise». Berkeley. Calif., 1957.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
