Вышедшая в 1889 году историко-фантастическая повесть Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» также является важным шагом в его творческом и идейно-политическом развитии 80-х годов. Творческая история повести, которая писалась с большими перерывами около пяти лет, представляет в некоторых отношениях параллель творческой истории «Гекльберри Финна». Первоначальный замысел, хотя и сохраненный в основных чертах, взрывается изнутри тем новым и важным, что пришло в идейную жизнь Твена в годы работы над книгой.
Рождение замысла повести относится к 1884 году. Осенью этого года Твен сделал следующую запись в своем дневнике: «Когда мы с Кейблом (уже упоминавшийся известный американский писатель и хороший знакомый Твена. — А.С.) разъезжали с публичными чтениями, он где-то достал «Смерть Артура» и дал мне почитать. Я принялся мысленно строить план книги». Читая «Смерть Артура», собрание средневековых легенд о короле Артуре в изложении английского писателя XV века Томаса Мэлори, Твен решил, отталкиваясь от сюжета артуровских легенд и пародируя их, еще раз атаковать европейскую феодальную традицию и ее пережитки: наследственную монархию, сословное деление общества, государственную церковь. Особенности художественного замысла Твена определяются фантастическим элементом, который он вносит в повесть. Он переселяет современного ему американца в Англию VI века, ко двору короля Артура, и «сталкивает лбами» средневековье и новейшую буржуазную цивилизацию американского образца.
Хэнк Морган — Янки — легко побеждает при помощи технических чудес XIX века «кустарное» искусство волшебника Мерлина, подавляет оппозицию рыцарей Круглого стола и становится первым министром короля Артура под именем «Босса» («босс» — наименование политического воротилы в США). Сперва он принимает решение реформировать королевство Артура в духе государственных институтов буржуазной демократии и научного знания — исподволь вводит начала новейшей цивилизации, строит фабрики и заводы, насаждает просвещение, развивает прессу. Когда его замысел не удается, он пытается произвести революционный антифеодальный и антимонархический переворот, но терпит неудачу.
Историзм Твена в «Янки из Коннектикута» совершенно условен. Твен сохраняет основных персонажей, действующих в легендах артуровского цикла, — короля Артура, королеву Гиневру, волшебников Моргану и Мерлина, рыцарей Ланселота, Галахада и других, — однако рисуемые им картины по большей части имеют в виду критику феодализма вообще. Твен концентрирует в государстве Артура все социальные пороки феодально-аристократического строя, вплоть до периода, непосредственно предшествующего буржуазной революции XVIII века. В предисловии он защищает свое право на анахронизм, заявляя, что если какой-нибудь закон или обычай, им описанный, и относится к более позднему времени, то можно быть уверенным, что «в те отдаленные времена его с избытком заменял другой закон или обычай, еще более скверный».
В первой книге Твена — «Простаки за границей» — американский «простак» много выиграл, перенесшись в Европу XIX века, где он мог кичиться своей буржуазностью. Отправляя его в глубь веков, Твен получает еще более удобные и выгодные мишени для запальчивой буржуазно-демократической критики. «Прямо жалко и обидно было человеку, родившемуся и выросшему в здоровой атмосфере свободы, слушать, как они изливались в своих верноподданнических чувствах перед королем, церковью и дворянством», — негодует коннектикутский Янки.
Сюжет повести — столкновение американца XIX столетия с феодальной цивилизацией — дает Твену множество поводов для остроумной критики средневековья и служит неиссякаемым источником остропародийных комических ситуаций. Только еще замышляя повесть, Твен записал: «Вообразил себя странствующим рыцарем в латах в средние века. Привычки и потребности нашего времени; вытекающие отсюда неудобства. В латах нет карманов. Не могу почесаться. Насморк — не могу высморкаться, не могу достать носовой платок, не могу вытереть нос железным рукавом. Латы накаляются на солнце, пропускают сырость, когда идет дождь, в морозную погоду превращают меня в ледышку».
В этом наброске, развитом в дальнейшем в двенадцатой главе повести, обнажен основной юмористический прием Твена в «Янки из Коннектикута». Чтобы наглядно показать абсурдность отрицаемого им строя жизни, Твен через посредство своего героя переводит рыцарский роман Мэлори на язык американской повседневности XIX века. «Наши ребята постоянно ездили граалить», — небрежно сообщает Янки о странствиях рыцарей Круглого стола в поисках священной чаши Грааля, давая понять, что считает всю эту затею отчасти блажью, отчасти сознательным шарлатанством привилегированных классов. Подобному же юмористическому и сатирическому осмеянию подвергается культ дамы, рыцарские турниры, религиозные церемонии и чудеса и т. п. Твен возражает против всяческих попыток идеализировать и эстетизировать средневековье. «Если бы сэр Вальтер Скотт позволил им (своим героям. — А.С.) разговаривать, как они разговаривали в действительности, — пишет Твен, — ...Ревекка и Айвенго и нежная леди Ровена заговорили бы так, что смутили бы любого бродягу нашего времени».
Однако американская повседневность, служащая Твену «оселком», на котором он испытывает средневековье, является типической буржуазной повседневностью, и в «Янки из Коннектикута» снова выступает слабая сторона морально-эстетической критики европейского «наследия», начатой Твеном в «Простаках». Далеко не во всех случаях, когда Твен противопоставляет высмеиваемым им средневеково-рыцарским обычаям нравы современной Америки, ему удается одержать победу. Юмористическая критика доспехов рыцаря и его похождений с точки зрения здравомыслящего человека из народа морально и художественно убедительна, что было доказано уже Сервантесом. Однако, заставляя рыцарей короля Артура выступать в роли коммивояжеров или играть на бирже, Твен не всегда замечает, что эти «почтенные» буржуазные занятия не могут быть ни в моральном, ни в эстетическом плане противопоставлены как образец нравам и обычаям ушедших исторических эпох и что биржевой маклер конца XIX столетия не менее подлежат разоблачению и осмеянию, чем странствующий рыцарь.
Идейные и художественные черты повести Твена, связанные с противопоставлением феодализма и новейшей буржуазной демократии, имеют второстепенное значение для его творчества 1880-х годов. Это по существу лишь развитие и варьирование тезиса, выдвинутого им в ранний период его творчества. Несравнимо более существенно как для характеристики нового периода в идейном и творческом развитии Твена, так и для развития американской литературы в целом то новое, что содержится в «Янки из Коннектикута». Это новое определяется важнейшим социально-политическим тезисом, который Твен выдвигает в «Рыцарях Труда». Он делит человеческую историю на эру господства эксплуататоров и грядущую эру торжества социальной справедливости, которую связывает с переходом экономической мощи общества и государственной власти в руки трудящихся.
Я затрону несколько важных пунктов, которые следует отметить в «Янки из Коннектикута» в этой связи.
Прежде всего о герое повести.
Уже указывалось, какое сильное впечатление произвел на Твена представитель Ордена Рыцарей Труда, мастер-типографщик, выступавший в комиссии конгресса и говоривший с сенаторами от имени трудящегося населения Соединенных Штатов. Герой повести Твена, тоже рабочий, кузнец и оружейник по профессии, мастер-механик с завода Кольта в Гартфорде (Твен избрал город, в котором жил сам). В пределах формального сюжета повести он представительствует от американской буржуазной демократии и противостоит феодализму. Однако, следя за мыслью Твена, изложенной им в «Рыцарях Труда», невозможно отказаться от рассмотрения этого образа и в ином плане. Перед нами американский рабочий, готовящий государственный переворот во имя социальной справедливости. Следует заметить, что Твен и не стремится выдержать задуманную первоначально трактовку Янки, как представителя буржуазной демократии «вообще». В своей беседе с деревенскими ремесленниками на тему о номинальной и реальной заработной плате и о защите прав трудящихся (в тридцать третьей главе повести, носящей характерное название «Политическая экономия VI века») Янки выступает как профессиональный рабочий-агитатор — характерная фигура американской политической жизни 1880-х годов, превратно, клеветнически представленная в антирабочих романах Хэя и Олдрича, — растолковывающий несознательным рабочим их классовые интересы. Речь Янки о грядущей мощи организованного рабочего класса звучит как выдержка из твеновских «Рыцарей Труда».
«...Меньшинство, не работая, определяет, сколько платить большинству, которое работает за всех. Потому, что богачи объединились, организовали, так сказать, профессиональный союз, чтобы принудить своих меньших братьев получать столько, сколько им сочли нужным дать. А через тринадцать веков... объединятся сами труженики, и богачи станут скрежетать зубами, возмущаясь тиранией профессиональных союзов... Трудящийся скажет, что с него довольно тех двух тысячелетий, в течение которых этот вопрос решался столь односторонне, и возмутится и начнет сам устанавливать размеры своего заработка. Да, большой счет предъявит он за все те издевательства и унижения, которых он натерпелся.
— Ты думаешь?
— Конечно. К тому времени он будет и силен и умен». Фонер в своей книге указывает, что тридцать третья глава «Янки из Коннектикута» сразу по выходе повести Твена в свет получила популярность среди американских и английских рабочих и не раз читалась на рабочих собраниях.
Следующим должен быть поставлен вопрос о трактовке в «Янки из Коннектикута» темы революции в связи с общественным прогрессом человечества.
Критика старого феодального порядка и похвалы антифеодальной революции были более или менее «апробированными» сюжетами в американской буржуазной историографии, поскольку невозможно было замолчать тот факт, что Соединенные Штаты родились на свет в результате антифеодальной революционно-освободительной войны. Однако американские либеральные публицисты — в особенности после разгрома рабовладельческого Юга — усиленно подчеркивали, что установление буржуазной демократии в США разрешило все политические и социальные проблемы, стоявшие перед американским народом. В своей оценке буржуазной революции XVIII века американская либеральная историография была резко антиякобинской, кляла Робеспьера и Марата за попытки двинуть революцию за пределы собственно буржуазных задач и возводила к якобинскому террору пугавшие американскую буржуазию революционные выступления пролетариата в Европе в XIX столетии.
Учитывая эту сложившуюся традицию американской буржуазно-либеральной мысли и то, что Твен в 1870-х годах не избег ее влияния, следует особо отметить решительный разрыв Твена с либерализмом в «Янки из Коннектикута».
В тринадцатой главе повести, обрисовав невыносимые страдания трудящегося народа в королевстве Артура, Янки говорит: «Казалось, будто я читаю о Франции и о французах до их навеки памятной и благословенной революции, которая одной кровавой волной смыла тысячелетие подобных мерзостей и взыскала древний долг — полкапли крови за каждую бочку ее, выжатую медленными пытками из народа в течение тысячелетия неправды, позора и мук, каких не сыскать в аду. Нужно помнить и не забывать, что было два «царства террора», во время одного — убийства совершались в горячке страстей, во время другого — хладнокровно и обдуманно; одно длилось несколько месяцев, другое — тысячу лет; одно стоило жизни десятку тысяч человек, другое — сотне миллионов. Но нас почему-то ужасает первый, наименьший, так сказать, минутный террор... Все жертвы того красного террора, по поводу которого нас так усердно учили проливать слезы и ужасаться, могли бы поместиться на одном городском кладбище; но вся Франция не могла бы вместить жертв того древнего и подлинного террора, несказанно более горького и страшного; однако никто никогда не учил нас понимать весь ужас его и трепетать от жалости к его жертвам».
То, что устами Янки говорит сам Твен, не вызывает сомнений. В письме к Гоуэллсу от 22 августа 1887 года Твен писал: «Когда я в 1871 году кончил читать «Французскую революцию» Карлейля, я был жирондистом; с тех пор, перечитывая эту книгу, я каждый раз воспринимал ее по-новому, ибо мало-помалу изменялся под влиянием жизни и среды (а также Тэна и Сен-Симона1), и вот я снова закрываю эту книгу и обнаруживаю, что я санкюлот! И не какой-нибудь бесцветный, пресный санкюлот, а Марат! Карлейль ничего подобного не проповедует; значит, изменился я сам — изменилась моя оценка фактов».
О том, что изменение в «оценке фактов», о котором пишет Твен, относилось не только к историческому прошлому, ясно говорят те страницы «Рыцарей Труда», где Твен, рисуя вековые страдания трудящихся под ярмом эксплуататоров, не ограничивает их добуржуазной эпохой, но отчетливо доводит до современности.
Огромный напор, с которым герой Твена восстает против социальной несправедливости, ломает исторические рамки повествования. Паразитизм господствующих классов в королевстве Артура, кровавое надругательство над правами народа, бесчеловечная эксплуатация трудящихся, союз церкви с эксплуататорами и угнетателями словно пододвигаются вплотную к современному американцу. Это достаточно ясно чувствовали уже первые читатели «Янки из Коннектикута». Гоуэллс в своей рецензии прямо писал: «Аристократ времен короля Артура, который жиреет за счет крови и пота своих крепостных, ничем не отличается, по существу, от капиталиста времен мистера Бенджамена Гаррисона (президент США в 1889—1893 годах — активный защитник интересов капитала. — А.С.), который богатеет за счет труда своих низкооплачиваемых наемных рабочих... Одно из магических свойств «Янки» состоит в том, что фантастические небылицы далекого прошлого слишком часто похожи на печальную действительность нашей эпохи».
Рецензируя повесть Твена немедленно по выходе, антикапиталистически настроенный бостонский журналист Сильвестр Бакстер специально отметил, что на одной из иллюстраций к книге — книгу иллюстрировал близкий Твену Дэниель Бирд, — рисуя погонщика рабов в королевстве Артура, художник придал ему «безошибочное сходство с одним из знаменитых американских миллиардеров-биржевиков». Действительно, Бирд изобразил в своей иллюстрации ненавистного Твену американского финансового пирата Джея Гульда. Надо думать, что эта «вольность» художника была допущена им с согласия автора книги.
Связанный первоначальным замыслом, Твен позволил себе далеко не все прорывы в современность, к которым толкала его американская действительность.
Недавно проведенное в США изучение рукописи «Янки из Коннектикута» показало, что Твен пытался инкорпорировать в текст повести антикапиталистический памфлет «Письмо ангела-хранителя», написанный им осенью 1887 года. В этом памфлете Твен с невиданной ранее сатирической остротой рисует новейшего американского буржуа — грабителя, эксплуататора, лицемера. Чрезвычайно показательно для той внутренней работы, которая шла в сознании Твена и все более отвращала его от буржуазной среды, что он избрал прототипом для сатирического портрета американского буржуа дядю своей жены, углепромышленника Эндрью Ленгдона, стоявшего во главе концерна «Джервис Ленгдон и Ко» в Буффало.
Слепота и глухота американской академической литературной науки ко всему, что касается социального вопроса, сказывается в том, что исследователь, проведший изучение рукописи «Янки из Коннектикута», весьма удивлен обнаруженным им намерением Твена включить в свою повесть «Письмо ангела-хранителя». Он пытается объяснить этот замысел Твена тем, что писателя «покинуло вдохновение». Он также заявляет, что «нападки на современное капиталистическое общество едва ли возможно примирить с похвалами Янки материальному и техническому прогрессу». Нельзя не высказать предположения, что слепота и глухота американского литературоведа имеют преднамеренный характер. Он ведет себя так, как если бы статья Твена «Рыцари Труда — новая династия», написанная в осуждение капитализма и в защиту борьбы рабочего класса за переустройство общества, осталась ненапечатанной и никому не известной. Он словно не видит, что первоначальный замысел повести перестал удовлетворять Твена и буквально трещит под напором обуревающих писателя новых мыслей и образов2.
Твен хотел разоблачить и заклеймить эксплуататора и тирана феодальной эпохи и считал это достойной и достаточной задачей для сатирика, борющегося за социальный прогресс. Но он более не считает этого и жаждет направить огонь своей сатиры против капиталиста3.
Уже закончив книгу, Твен писал Гоуэллсу (22 сентября 1889 года): «Ну как бы то ни было — книга написана, и довольно о ней. Хотя, начни я писать ее заново, невысказанного осталось бы гораздо меньше. А эти невысказанные мысли жгут меня, их становится все больше и больше, но теперь им никогда не доведется увидеть света. Впрочем, для этого потребовалась бы целая библиотека и перо, раскаленное в адском огне».
Как уже было сказано, Янки первоначально замышляет бескровный — без «террора и гильотины» — переворот. Он также характеризует себя как неподходящего человека, чтобы возглавить насильственный захват власти. Однако то, что он наблюдает в королевстве Артура, заставляет его испытывать серьезные колебания.
«Впечатления были не из приятных для государственного деятеля, мечтающего произвести революцию мирным путем. Ибо эти впечатления подтверждали неоспоримую истину, что, сколько бы ни болтали благодушествующие философы, стараясь доказать обратное, еще ни один народ не купил себе свободы приятными рассуждениями и моральными доводами, и все успешные революции начинались с насилия; это исторический закон, который обойти невозможно. Если история чему-нибудь учит, так именно этому закону».
Восстание, поднятое Янки, кончается поражением. Главные причины поражения — непримиримость и агрессивность господствующих классов и отсталость народных масс, не оказавших поддержки горстке отважных революционеров. Было бы натяжкой «переводить» эти заключительные страницы книги на язык американской современности, однако, учитывая общий ход мысли Твена в повести, невозможно не прийти к заключению, что он создавал окончание «Янки из Коннектикута» под впечатлением действительного хода классовой борьбы в США, спада волны рабочего движения и контрнаступления господствующих классов. Реальных возможностей для успешной борьбы за политическую власть в стране американский пролетариат не имел. Он был плохо организован, был лишен боевого политического руководства. Твен оставался чужд идеям научного социализма и не мог черпать надежду в сознании неизбежности грядущей победы пролетариата. Торжество «железной пяты» вселяло в него пессимизм, который, начиная с 1890-х годов, все более завладевает его мыслями.
Примечания
1. Речь идет о «Мемуарах» герцога Сен-Симона, известного французского хроникера времени Людовика XIV, и о «Старом порядке» Ипполита Тэна. Обе книги находились в личной библиотеке Твена, он не только черпал из них ценные факты для критики феодально-абсолютистского порядка, но и воспитывал на этом материале историзм своего мышления.
2. См. H.G. Baetzhold. The Course of Composition of a Connecticut Yankee. A Reintepretation. «American Literature», 1961, May. К очевидным ошибкам Ван Вик Брукса в его «Испытании Твена» следует отнести подобное же неумение увидеть в «Янки из Коннектикута» что-либо кроме «гимна американскому прогрессу». Но Ван Вик Брукс, в отличие от Бэтцгольда, не читал статьи Твена «Рыцари Труда — новая династия».
3. Какие причины заставили Твена изъять из рукописи «Письмо ангела-хранителя»? Можно предполагать, что основными были цензурные опасения, и в первую очередь боязнь домашней цензуры. Твен спрятал рукопись так старательно, что о ней не знал даже Пейн. Она была обнаружена и напечатана лишь в 1946 году, через шестьдесят лет после того, как была написана.)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
на правах рекламы
• Ломбард часов — Выкуп швейцарских часов! Быстрое получение денег. Оценка стоимости онлайн (watch-compass.ru)
• Аренда помещений бц стратос — аренда помещений бц стратос (and-corp.ru)
