В критике существует немало суждений о нелюбви Сэмюэла Клеменс к лишенной полёта воображения работе журналиста-хроникера событий. «В «Энтерпрайз» он испытывал неприязнь к сообщениям, которые требовали точных фактов и цифр; он ненавидел «неразбавленные факты»1.
В отечественных исследованиях о проблеме вымысла в журналистике писали в основном по отношению к художественно-публицистическим жанрам. Так, А.А. Тертычный утверждает, что в журналистике элементы вымысла могут быть применены, но только для того, чтобы «оттенить» актуальные достоверные факты. «Причем хороший журналист всегда дает понять читателю, где достоверные факты, а где вымысел, фантазия, и в чем смысл их «сосуществования»2. В пособии «Риторические основы журналистики» о вымысле идет речь лишь в главе «Очерк»: «<...> Известная доля вымысла в очерке существует. Автор включает в текст очерка вставные новеллы — рассказы с вымышленными героями. Автор вводит в среду реальных людей вымышленный персонаж, чаще всего своего «лирического героя»3. Л.Е. Кройчик различала чисто художественный и художественно-публицистический образ. Последний чаще всего служит какой-то конкретной задаче журналиста. «Герой в очерке всегда категориален. Сохраняя свою индивидуальную неповторимость, он в то же время выполняет служебную функцию — отражает проблему, решаемую автором»4.
Рассмотрим двух вымышленных персонажей, появлявшихся в материалах Сэмюэла Клеменса для газеты. Ненадёжный (Unreliable) — «герой» корреспонденций для «Территориэл Энтерпрайз» (1863) г. и мистер Браун (mr. Brown) — выдуманный попутчик Марка Твена в письмах с Сандвичевых островов, которые выходили на страницах калифорнийской газеты «Сакраменто Дэйли Юнион» с 5 апреля 1866 года по 5 августа 1866.
«Письма из Карсон-Сити» (1862—1863) и «образ» Ненадёжного
У Ненадёжного был прототип — Клемент Райс, репортер газеты «Вирджиния Сити Юнион» (Virginia City Union), близкий друг Сэмюэла Клеменса5. Однако о дружеских отношениях двух журналистов читатель мог лишь догадываться, ведь в большинстве писем Марка Твена из Карсон-Сити, где появлялся чудаковатый «герой», Ненадежный был представлен исключительно как беспардонный шут и невежа. Он был «юмористическим фоном»6 корреспонденций для газеты. В свою очередь Клемент Райс называл своего приятеля «Надежным», выставляя и его в неприглядном свете на забаву читателям. Это была игра друг с другом в духе традиций «практических шуток», где основным приёмом комического становилась фарсовая буффонада и гротескное изображение персонажа. Исследователь творчества писателя Бернард ДеВото отмечал, что шутовская «война» двух корреспондентов привлекала внимание аудитории: «Их выпады поражали Комсток <...>»7.
Помимо трусости и малодушия, основными чертами характера и особенностями поведения этого необычного сквозного персонажа стали грубость, обжорство, невежественность и жадность. Кроме того, Ненадежный ещё нечист на руку. Как видим, Марк Твен не испытывает симпатии к этому персонажу и намеренно выбирает его мишенью для едкой критики. Посмотрим только на определения, которые он ему дает: «необузданный развратник», «грубиян», «несчастный отщепенец» и так далее в таком же духе. Сценки с Ненадёжным построены по модели розыгрышей, их цель — показать нелепое или вызывающее поведение героя под действием случайных обстоятельств.
Произведения для газеты отличались необычной композицией: описание выходок вымышленного персонажа соседствовало с реальными фактами. Так, мы рассмотрели четыре письма-корреспонденции 1863 г. Оказалось, что сценки, построенные по законам буффонады, где у Ненадежного была главная роль, следовали в самом начале корреспонденции! Например, в письме из Карсон-Сити от 5 февраля 1863 г. сперва читаем о возникшей дрязге между «Надежным» (Марком Твеном8) и его коллегой, которого он обвиняет в клевете: «В газете, которую вы представляете, я заметил статью, принятую за порождение Вашего спутанного сознания. В ней утверждалось, что я «стащил» серию Ваших ценных материалов <...> Я пользуюсь возможностью проинформировать Вас, что компенсирую по двадцать долларов за каждую из этих драгоценностей, при условии что Вы избавите меня от них»9. Получив предложение о дуэли, Надежный, не испугавшись, предложил выбрать оружие. Дальнейшее содержание этой пародийной корреспонденции выдержано в духе буффонады: Ненадежный напоминает здесь марионетку в кукольном театре, совершающую невообразимые кульбиты по воле автора: «Его волосы потемнели за одну ночь от избытка страха, затем на него нашел приступ меланхолии, и пока припадок продолжался, он только вздыхал, рыдал, сопел, распускал нюни, вытирал свой нос фалдами фрака и приговаривал, что «лучше бы уже лежать в тихой могиле». Затем он сказал, что совершит самоубийство, чтобы проститься с холодным, холодным миром, с его заботами и проблемами, и отправился к праотцам, в ад. Затем этот малый вскочил и выбросил большую оплетенную бутыль в окно, взял стакан чистой воды и осушил его до самого, самого дна. Затем повалился на пол в конвульсиях»10.
Факты, которые по законам журналистских новостей должны появляться уже в первом абзаце, Марк Твен откладывает на потом. Так, в рассматриваемом письме после пространного скетча с Ненадежным, заканчивающемся неопределенно («говорят, Ненадежный сейчас в состоянии подобном ступору»), автор неожиданно (текст письма не делился на подзаголовки) принимается за описание свадьбы видных лиц города. А после репортажа с бала переходит к лаконичной заметке о судебных исках. И лишь в конце сообщения доносит до сведения читателей новости о регистрации в округе трёх новых горнодобывающих компаний — информация, которая, вроде бы, должна иметь первостепенное значение для большинства жителей Вирджиния-сити и для «главной газеты рудников Невады и значительной части Калифорнии»11.
Схожим образом построено очередное письмо из Карсон-Сити, написанное восьмого февраля, то есть спустя три дня после первого. Ненадежный и здесь продолжил удивлять читателей причудами своего «характера», однако на этот раз Марк Твен использует другой приём — теперь персонаж вклинивается в повествование о реальном событии (распространенное для журналистики того времени описание свадебных торжеств). «Привычки Ненадежного за границами постижимого. Прийти туда, где его не ждут, его побуждают инстинкты, особенно если происходит что-то необычное»12. После пространного описания бала, которое Твен завершает «новостью» о том, что Ненадежный украл семнадцать серебряных ложек и Новый Завет, следует отчёт о деятельности законодательных органов штата.
Не изменяет этой композиции Марк Твен и в следующей корреспонденции. Однако колонка с местными новостями («Local Column») уже делится на несколько частей с заголовками, что было удобно для читателя: The Unreliable (скетч с Ненадежным) — Many Citizens (развлекательное эссе о правах граждан США) — The Firemen's Ball — Small Pox (сообщение об опасной болезни) — School-house (новость о строительстве школы) — Trial to-day — District court (о реальных судебных исках) — Suicide (заметка о происшествии) — Telegraphic (короткое сообщение о телеграмме для жителя города). Можно сказать, что Марк Твен в этом письме для газеты движется «от образа к факту». На этот раз он начинает с небольшого «отчёта» о поведении Ненадежного на очередном балу, причём более подробное описание торжества будет только через несколько абзацев (The Firemen's Ball). Основная цель развлекательного текста — упрекнуть Ненадежного в обжорстве, которое Твен доводит до гротескных масштабов: «Этим объясняется недостаток провизии на ужине в тот вечер». От письма к письму обвинения «Надежного» становятся все жестче. Так, первые слова рассматриваемой колонки — «несчастный отщепенец», а последнее предложение материала окончательно сражает своей прямолинейностью: «Мы презираем этого человека».
Р. Пауэрс считает, что образ Ненадежного представляет собой «первое успешное появление простого художественного приёма: наполовину или полностью вымышленный персонаж, с помощью которого повествователь мог использовать метод контрапункта, представляя характеры, точки зрения и даже самокритику, что было бы невозможно от лица самого рассказчика»13.
Однако любопытно, что произведений, где Ненадежный говорит, высказывает свои мысли сам, не так уж и много. Из многих писем для «Территориэл Энтерпрайз» мы нашли лишь одно14, где представлена речь этого необычного персонажа. «Он стал настоящим ночным кошмаром для служащих гостиницы «Оксидентэл»»15 и пытался доказать посыльному с чеками на оплату и своему «приятелю» Надежному, что «этот отель действует не по законам Территории» (т. е. Невады. — прим. автора работы). Речь Ненадежного — это смесь диалекта и просторечных конструкций, которые выступают резким контрастом к речи рассказчика. По законам построения подобных писем Марк Твен помещает подробную сводку о состоянии фондовой биржи только после комического скетча с Ненадежным, в котором последний не давал покоя персоналу гостиницы и вымаливал право не оплачивать счета. Изображение этой фигуры карикатурно. Сложно представить, что читатели могли поверить в существование такого человека. Композиция корреспонденции кольцевая; в заключении мы слышим голос самого Ненадежного: «<...> Не пиши ничего в духе этих проклятых тошнотворных банальностей об ароматных цветах, радостных бабочках, червях и так далее для чтения до завтрака. Так ты выставляешь себя дураком <...>»16, — такими были его наставления «доброму приятелю» Марку Твену.
Спустя некоторое время после похождений Ненадежного, Марк Твен представил в «Территориэл Энтерпрайз» вымышленный некролог на его смерть. Однако в постскриптуме журналист быстро перевел заметку в комический бурлескный план, рассказывав о внезапном воскрешении чудака в гробу: «Он всегда был ненадежным в жизни — нельзя было положиться на него и в смерти»17.
«Письма с Сандвичевых островов» и мистер Браун
«Письма с Сандвичевых островов» — серия из двадцати пяти корреспонденций, каждая из которых делилась на несколько частей и, соответственно, имела несколько подзаголовков. Это был первый опыт Марка Твена описать природу и жизненный уклад другой страны.
В отечественной традиции подобные произведения принято называть путевыми очерками, что в данном случае нам кажется не совсем справедливым. Дело в том, что композиция этих писем имеет две независимые и совершенно отличные друг от друга части: наряду с впечатлениями путешественника, по форме напоминающим записи из личного дневника, письма включают серьёзные аналитические статьи, обозрения, прогнозы, не просто отсылающие к фактам, но и представляющие подробный их анализ и перспективу развития событий. В первую очередь это такие материалы, как «Значение торговли на Гавайях» (The importance of the Hawaiian trade), «Каким образом нужно расширить нашу торговлю, если это вообще возможно» (How our trade must be extended if it is done at all), «Кто берет под патронаж китобойный промысел» (What commands the whaler patronage), «Сан-Франциско против Гонолулу» (San Francisco VS Honolulu) и др. Вот лишь некоторые темы, которые здесь затрагиваются: необходимость создать новую быстроходную линию для судов и сдерживать высокие пошлины на Гавайях. Твен считает, что строительство нового быстроходного судна облегчит доступ американцам на острова с превосходным климатом, но недостатком местного предприимчивого населения и практически нулевым уровнем образования коренных жителей. Он также пишет о том, что если путешествие будет занимать не десятки недель, как раньше, а всего несколько дней, то Гавайи заинтересуют бизнесменов и капиталистов, «и с притоком капитала увеличится население, и потом я не смогу ехать милю за милей по плодородной почке (как я делал вчера), не видя и пол дюжины поселений»18.
Эти корреспонденции, изобилующие фактами и статистическими выкладками (автор приводит, например, сводку таможенных пошлин на кофе, черную патоку, соль, сахар и другие продукты), выступают резким контрастом к другой и значительно большей части писем — неспешному повествованию эрудированного рассказчика, путешествующего с приятелем мистером Брауном. Этот удивляющий своим поведением джентльмен был исключительно плодом воображения Марка Твена («Этот «Мистер Браун» в заглавии был вымышленным попутчиком, которого Клеменс выдумал в его ранних письмах с Гавайев», — выд. автором работы19), хотя читателям об этом сказано не было.
Характер мистера Брауна и отношение к нему «Марка Твена» меняется от письма к письму. Показательно проследить за набором определений, которые он ему даёт по ходу действия повествования: «У него было благородное сердце и пылкое воображение», «один из тех, кто всегда и во всем видит неприятную сторону», «темпераментное дитя природы», «жестокий враг сентиментальности», «бедный ребёнок». И наконец, такая снисходительная ремарка: «Его невежество — это его беда, но не преступление».
Это уже не окарикатуренный Ненадежный, хотя при первом знакомстве Браун всё же немного напоминает «героя» писем для «Территориэл Энтерпрайз»: «Набор путешественника, который был мне предоставлен, состоял из морской форменной одежды, ящика вина, небольшого набора медикаментов и бренди, нескольких коробок с сигарами, пачки спичек, превосходной зубной щетки, куска мыла и пары носков. Я дал мыло мистеру Брауну, который вгрызся в него, а затем встряхнул головой и сказал, что «в общем, ему нравилось пробовать необычные иностранные блюда и находить, каковы они на вкус, но в данном случае он это не может сделать» — и выбросил мыло за борт»20.
В первых двух письмах мистер Браун изображается с помощью гротеска и фарсовой буффонады. Забавный попутчик Марка Твена выступает в роли клоуна, постоянно попадая в нелепые ситуации. Поначалу мы воспринимаем его только как комическую фигуру, предвещающую своим появлением вставную новеллу, построенную по излюбленной Твеном модели сцепления небольших анекдотов. Так, после размеренного повествования о климате Гавайских островов и подробнейшего описания внутреннего устройства и внешнего убранства корабля, после пространного рассказа об экипаже в первом же письме (все это вписывается в представления о традиционном путевом очерке) следует непосредственная живая сценка, в центре изображения которой тяжелые потуги пассажиров съесть свой обед во время волнений на море: «Стулья не были прикреплены к полу, и было весело видеть процессию джентльменов, которые скатывались к переборке судна, удерживая свои суповые тарелки на уровне груди и сконцентрировав всё своё внимание на том, чтобы удержать их содержимое <...> И примерно каждые две минуты кто-то из пассажиров вскидывал руки, съёживался и восклицал: «Ваша вода, мистер Браун! Ваша вода! Следите за водой!» И вот — страдающий Браун опять находил свой стакан, наполненный в очередной раз официантом, а затем опасно опрокинутым в подветренную сторону»21. Всё дальнейшее представляет собой перечисление сходных смехотворных ситуаций, где Брауну отведена главная роль. Например, так же построен эпизод с «укрощением» на судне быка и свиньи со странным именем Деннис. Во всех этих фрагментах мистер Браун неизменно изображен на пике эмоций — такое незначительное обстоятельство, как отсутствие у свиньи имени, способно привести его в глубокое уныние, а после того, как один из матросов всё-таки окрестил свинью Деннисом, джентльмен вдруг приходит в состояние «безудержного восторга».
Очевидно, что, по крайней мере в первых семи письмах никакой глубины в этом образе нет. Но всё-таки сумасбродный и эмоциональный персонаж автору был нужен. В первую очередь для того, чтобы «разбавить» и оттенить серьёзные и острые для того времени вопросы, обсуждение которых Марк Твен облекает в форму аналитической статьи-прогноза. Возьмём для примера второе письмо от 19 марта 1866 (в газете оно было напечатано 17 апреля). Его композицию можно разделить на три части: «Путешествие Аякса продолжилось» (The Ajax voyage continued), «Выговор Бальбоа22, первооткрывателю» (A blast for Balboa, the discoverer) — это традиционное для путевого очерка описание климата. Затем повествование резко меняет направление — от мечтательного рассказчика Марка Твена не остаётся и следа; в главе «Слово по поводу мудрой коммерции» (A word to commercially wise) мы уже отчётливо слышим голос журналиста Сэмюэла Клеменса, меняющего эссеистический тон повествования на публицистический: в интересах США необходимо установить новую пароходную линию через Гонолулу, Гавайи платят таможенные пошлины в размере 400 000 в год, тогда как Калифорнию неожиданно обвиняют в недостаточной финансовой поддержке страны, поэтому было бы выгодно установить патронаж над китобойным промыслом в Сан-Франциско. Этот убеждающий текст, представляющий интерес и как исторический документ эпохи, вдруг резко прерывается комическим пассажем с мистером Брауном. По такой же модели построены ещё несколько писем. Тем не менее с четвертого по шестое письмо включительно неугомонный путешественник мистер Браун уходит на второй план, появляясь далее при описании только одного действия — заглядывании через плечо Марку Твену, который в это время вдохновенно описывает впечатления от поездки. Стоит рассказчику прийти в восторг от очередного чуда природы, как тут же появляется его бесцеремонный попутчик со скептическим выражением лица.
Но ограничивать функцию мистера Брауна шутовскими выходками было бы ошибочно. П. Баендер утверждал, что этот персонаж «высмеивал притязания аристократической культуры со скептической точки зрения, примерно так же, как это делал раб в эссе «С точки зрения кукурузной лепешки»23.
В первую очередь стоит обратить внимание, насколько «Марк Твен» этих писем не похож на его привычные образы. Например, самоуверенного «невежды» («Как я редактировал сельскохозяйственную газету»), попадающему в серию передряг простака («Как меня выбирали в губернаторы») или прикидывающегося недогадливым хитреца («Разговор с интервьюером»). В письмах с Сандвичевых островов «Марк Твен» представлен в образе рафинированного джентльмена. А роль «простака», непосредственного и свободного от стереотипов американца, досталась на этот раз именно мистеру Брауну. Возможно, персонаж нужен был Сэмюэлу Клеменсу, для того чтобы «испытать» эту маску и использовать её в дальнейшем в «Простаках за границей» (оппозиция: консервативный европеец — наивный американец) и в «Старых временах на Миссисипи». Этот образ перенял даже некоторые привычки самого Сэмюэла Клеменса. Например, в письмах нередко упоминается о том, что мистер Браун «курил ту старую крепкую трубку»24.
Однако эта другая ипостась мистера Брауна раскрывается не сразу. Сначала это лишь отдельные колкие замечания по поводу высокопарности и сентиментальности попутчика. Так, Браун часто прерывает своего друга во время пассажей о прелестях природы: «А также здесь тараканы, и блохи, и ящерицы, и красные муравьи, и скорпионы, и пауки, и комары, и миссионеры...».25 Последнее слово вызывает множество ассоциации с последующим литературным творчеством Марка Твена (поздние памфлеты «Соединенные линчующие штаты», «Моим критикам — миссионерам», «Человеку, ходящему во тьме» и др.).
Мистер Браун частично вписывается в изложенную М.М. Бахтиным «форму непонимания», когда действительность и разоблачаемая условность изображены «с точки зрения непричастного ей и не понимающего её человека»26. Уверенный в себе попутчик Марка Твена не желал безоговорочно разделять его восторженность и традиционные представления о морали, культуре и обычаях. Это становится очевидным в восьмом письме, описывающем тюремную больницу и одного из её обитателей, «безобидного старого сумасшедшего» по имени Капитан Тэ. Сравним тон повествования рассказчика и последующую реакцию Брауна: «У него есть жена и дети в городе, но он предпочитает тюремную больницу, нуждаясь в её гостеприимстве и наслаждаясь им (просто описка, шутить и не думал) много лет <...> У него религиозная мания, он открыто признаётся, что читает шестьдесят глав из Библии каждый день и переписывает их в книгу <...> «Господь говорит мне, что читать, не я это выбираю <...> Я знаю, что Бог хочет, чтобы я открыл книгу на определённом месте. Я никогда не выбираю главу сам — за меня всё делает Бог»». Глава завершается словами Брауна: «Кажется, старик хорошо устроился. Его пои [блюдо, приготовленное из клубней луковиц растения таро — прим. автора работы] не стоит ему ни цента, Провидение следит за его регулярными 60 главами, тюрьма обеспечивает рагу, а его семья обеспечивает себя сама. Никогда я не видел более благоразумного помешанного, а объездил я порядочно»27.
Мистер Браун нужен был как контраст к беспристрастному тону рассказчика (заметим, что в данном случае мы не берем в расчет аналитические фрагменты). По крайней мере в первых пятнадцати письмах любая критика, исходящая от Брауна, воспринимается «Марком Твеном» в штыки. Тон его наставлений выдержан в строгом духе: «Я не ожидаю, что вы будете помогать в моих литературных трудах своими незрелыми идеями. Вы можете воздержаться от дальнейших интеллектуальных попыток, мистер Браун, и отправиться на ближайший склад, чтобы восполнить корреспондентский фонтан вдохновения»28.
Но потом голос Брауна становится отражением мыслей самого Сэмюэла Клеменса: «Каждый проповедник, которому становится скучно, приезжает на Сандвичевы острова «поправить своё здоровье», а затем уезжает домой и пишет книгу. И включает в неё множество событий прошлого, легенды, нравы и обычаи, а также обилие безжизненных восхвалений священников за то, что они облагородили и привили христианство местным жителям»29.
Важно отметить, что этот вымышленный образ был нужен Марку Твену ещё и для того, чтобы противопоставить речь рассказчика, в оригинале изобилующую витиеватыми «аристократическими» выражениями, просторечию мистера Брауна. Сэмюэл Клеменс пытался придать диалекту особую литературную форму ещё в ранних пробах пера для газеты «Кеокук Пост» (Keokuk Post; 1856—1857) и продолжал это делать на протяжении почти всего творческого пути («Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса», «Правдивая история, записанная слово в слово, как я её слышал», «Приключения Гекльберри Финна» и др.). Речь человека из народа доказывала, что порою одно хлесткое слово могло лучше передать настроение и отразить сущность явления, нежели пространные высокопарности.
В отличие от Ненадежного, мистер Браун говорит и мыслит, выносит не такие уж безрассудные вердикты и, что самое важное, с ним постепенно соглашается и рассказчик, пусть и с крайней деликатностью и можно даже сказать «с опаской». Например, в шестнадцатом письме Марк Твен «сдаётся», постоянно выслушивая один и тот же многозначительный комментарий своего неугомонного попутчика «Христос рыдает» (англ. «Jesus wept»; во время религиозных обрядов на островах). «Я всего лишь услышал эти слова, и это все. Они прозвучали как богохульство. Я не высказал упрек оратору, потому что не смог скрыть от самого себя, что тихая скорбь Спасителя была передана плохо <...>».30
Итак, в работе корреспондентом Сэмюэл Клеменс избегал строгих канонов и чистых жанров. Несмотря на обилие фактов и истинно репортерское умение работать с деталями, его произведения для газеты могли включать вымысел. Ярким примером являются два фиктивных персонажа — Ненадежный и мистер Браун. Такая свобода объяснялась в том числе и тем, что в американской журналистике середины девятнадцатого столетия существовала особая форма журналистского письма, которое вбирало в себя разнообразные формы изложения материала. «Письма из Карсон-Сити» для газеты «Территориэл Энтерпрайз» представляли собой симбиоз репортажа и комических сценок с шутовской аллегоричной фигурой Ненадежного. Композиция таких корреспонденций позволила прийти к выводу, что этот карикатурный образ занимал немалое место в работах Марка Твена, ведь журналист строил текст таким образом, что реальные факты и краткая статистическая информация следовали лишь после буффонадных скетчей с вымышленным персонажем.
Письма с Сандвичевых островов — это иная ипостась журналиста Сэмюэла Клеменса. Если в «Территориэл Энтерпрайз» подавляющее большинство журналистских материалов представляло собой небольшие новостные заметки и хроникальные отчёты, то есть, по сути, изложение фактов, то для «Сакраменто Дэйли Юнион» Марк Твен присылал уже полноценные аналитические статьи, где была не только конкретная информация, но и прогнозы развития событий. Второе, десятое, пятнадцатое и двадцать третье письма можно считать полноценными публицистическими статьями и эссе — точка зрения, рассуждения автора имеют в таких произведениях первостепенное значение. Но и здесь Марк Твен продолжал традицию совмещения в пределах одного журналистского произведения (в данном случае, серии писем) двух различных дискурсов и жанров. Сразу же представляя вымышленного героя мистера Брауна, автор намекал, что эти письма можно воспринимать не только как серьёзное, но и как развлекательное чтение.
Мистера Брауна и Ненадежного объединяло то, что ни тот, ни другой персонаж совершенно не несли информационной нагрузки. В этом смысле считать их публицистическими образами, которые несут «правду факта» нельзя. Однако если Ненадежный от начала и до конца его появления в «Территориэл Энтерпрайз» оставался карикатурой, с неизменно заданным набором черт, то образ мистера Брауна не так прямолинеен и однозначен. Если в первых письмах он очень напоминал Ненадежного, и с точки зрения повествовательных приёмов, и учитывая отношение к нему рассказчика, то далее автор наделяет этого персонажа набором новых качеств и функций. Так, обращает на себя внимание его сходство с одной из масок Марка Твена — образом чудака, простака или профана, противопоставляющего себя предрассудкам и авторитетам. Также в некоторых рассуждениях мистера Брауна немало параллелей с последующим творчеством Сэмюэла Клеменса, что позволяет рассматривать его и в качестве «инструмента», с помощью которого писатель оттачивал литературное мастерство в границах журналистского дискурса. С этой точки зрения образ Ненадежного выполнял задачи розыгрыша, направленного на Клемента Райса, и наделялся лишь развлекательной функцией. Об однобокости этого персонажа свидетельствует и тот факт, что, в отличие от мистера Брауна, Ненадёжный редко взаимодействует с рассказчиком и почти не говорит сам — все повествование о нём от третьего лица. Лишь в одном из писем мы слышим его речь, переполненную диалектизмами и довольно хлесткими выражениями, как и фразы мистера Брауна. Важно, что Ненадежный показан всегда в одних и тех же ситуациях — попытке наесться, обмануть или украсть что-либо. Предсказуемость этого образа контрастирует с изменениями в характере мистера Брауна: «Марк Твен» из письма в письмо все чаще прислушивается к его замечаниям и даже иногда разделяет мнение эксцентричного джентльмена. Этот приём писатель будет использовать в последующем творчестве: противопоставить несколько взглядов на действительность, посмотреть на реальную жизнь сквозь призму «неискушенного» сознания. Образом мистера Брауна Марк Твен «убил двух зайцев», соединив два плана — информационно-аналитический и художественно-развлекательный и предоставив читателю отдых от серьёзных публицистических фрагментов. С другой стороны, элементы вымысла и художественной типизации стремительно проникали в его журналистику, наметив перелом в творчестве — Сэмюэл Клеменс всё более отдалялся от работы корреспондента, хроникёра событий и обратил своё пристальное внимание на жанры фельетона и памфлета.
Примечания
1. «On the Enterprise he disliked writing reports which demanded exact facts and figures; he hated «solid facts». Bellamy G. Mark Twain as a Literary Artist. Norman. OK: University of Oklahoma Press, 1950. P. 90.
2. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. М.: Аспект-пресс, 2000. С. 42.
3. Ассуирова Л.В. Очерк. Специфика жанра / Риторические основы создания газетных жанров. М.: Флинта: Наука, 2003: [сайт]. URL: http://evartist.narod.ru/text3/88.htm#%D0%B7_12 (дата обращения: 07.04.2016).
4. Кройчик Л.Е. Система журналистских жанров // Основы творческой деятельности журналиста / под ред. С.Г. Корконосенко. СПб.: Знание, 2000: [сайт]. URL: http://evartist.narod.ru/text5/64.htm (дата обращения: 07.04.2016).
5. Rasmussen R.K. Mark Twain A to Z. The essential reference to his life and writings. New York. Oxford: Oxford University Press, 1995. P. 389.
6. Kaplan L. Mark Twain. A Biography. New York, London, Toronto, Sydney, Auckland: Doubleday, 2003. P. 111.
7. DeVoto B. Mark Twain's America, and Mark Twain at Work. Boston: Houghton Mifflin Comp., 1967. P. 136.
8. 3 февраля 1863 г. «Письмо из Карсон-Сити» — первое «официальное» появление псевдонима Марк Твен.
9. «In the paper which you represent, I noticed an article which I took to be an effusion of your muddled brain, stating that I had «cabbaged» a number of valuable articles <...> I take this opportunity to inform you that I will compensate you at the rate of $20 per head for every one of those valuables that I received from you, providing you will relieve me of their presence». Twain M. Letter from Carson / The Works of Mark Twain; Early Tales & Sketches. Vol. 1, 1851—1864.Berkley: University of California press, 1979. P. 201.
10. «His hair turned black in a single night, from excess of fear; then he went into a fit of melancholy, and while it lasted he did nothing but sigh, and sob, and snuffle, and slobber, and blow his nose on his coat-tail, and say «he wished he was in the quiet tomb»; finally, he said he would commit suicide — he would say farewell to the cold, cold world, with its cares and troubles, and go and sleep with his fathers, in perdition. Then rose up this young man, and threw his demijohn out of the window, and took a glass of pure water, and drained it to the very, very dregs. And then he fell on the floor in spasms». Ibid.
11. Connery T.B. A Sourcebook of American Literary Journalism: Representative Writers in an Emerging Genre. New York: Greenwood Press, 1992.P. 42.
12. «The ways of the Unreliable are past finding out. His instincts always prompt him to go where he is not wanted, particularly if anything of an unusual nature is on foot». Twain M. Letter from Carson City / The Works of Mark Twain; Early Tales & Sketches. Vol. 1, 1851—1864.Berkley: University of California press, 1979. P. 207.
13. Powers R. Mark Twain. A life. New York, London, Toronto, Sydney: Free press, 2005. P. 117.
14. Twain M. Letter from Mark Twain (May 19—21, 1863) / The Works of Mark Twain; Early Tales & Sketches. Vol. 1, 1851—1864. Berkley: University of California press, 1979. P. 250.
15. «He has been a perfect nightmare to the officers of the Occidental Hotel». Ibid.
16. «<...> don't write any of those infernal, sick platitudes about sweet flowers, and joyous butterflies, and worms and things, for people to read before breakfast. You make a fool of yourself that way <...>». Ibid.
17. «He could not even be depended upon in death». Twain M. Reportorial / The Works of Mark Twain; Early Tales & Sketches. Vol. 1, 1851—1864. Berkley: University of California press, 1979. P. 227.
18. «And with the influx of capital would come population, and then I could not ride over mile after mile of fertile soil (as I did yesterday) without seeing half a dozen human habitations». Twain M. The Importance of the Hawaiian trade / The Sacramento Daily Union (April 18, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660418u.html (дата обращения: 07.04.2016).
19. «The «Mr. Brown» of the title is a fictitious companion whom Clemens created in his earlier letters from Hawaii» (речь идет об отдельном сборнике писем, которые Марк Твен публиковал в «Сан-Франциско Альта Калифорния» с декабря 1866 по июнь 1867. — «Mark Twain's travels with Mr. Brown». — прим. автора работы). Rasmussen R.K. Critical Companion to Mark Twain: A Literary Reference to His Life and Work. New York: Facts on file, 2007. P. 331.
20. «The traveling outfit conferred upon me began with a naval uniform, continued with a case of wine, a small assortment of medicinal liquors and brandy, several boxes of cigars, a bunch of matches, a fine tooth comb and a cake of soap, and ended with a pair of socks. (N.B. — I gave the soap to Brown, who bit into it, and then shook his head and said that, «as a general thing, he liked to prospect curious foreign dishes and find out what they were like, but he couldn't go that» — and threw it overboard». Twain M. Climatic / The Sacramento Daily Union (April 16, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660416u.html (дата обращения: 07.04.2016).
21. The chairs were not fastened to the floor, and it was fun to see a procession of gentlemen go sliding backwards to the bulkhead, holding their soup plates on a level with their breasts, and giving their whole attention to preventing the contents from splashing out <...> And yet about once every two minutes some passenger opposite would put up his hands and shrink behind them and exclaim. «Your water. Mr. Brown! your water! Look out for your water!» and lo, the suffering Brown would find his glass once more replenished and canting dangerously to leeward». Ibid.
22. Речь идет о Нуньесе де Бальбоа (1475—1519). который первым из европейцев вышел на берег Тихого океана.
23. «<...> Mocked the pretensions of genteel culture from a skeptical perspective roughly similar to the slave's in «Corn-Pone Opinions»». Baender P. Macfarlane in Twain biography / On Mark Twain. Durham: Duke University Press, 1987. P. 124.
24. «smoked that old strong pipe». Twain M. Our arrival elaborated a little more / The Sacramento Daily Union (April 19, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660419u.html (дата обращения: 07.04.2016).
25. «And more «santipedes», and cockroaches, and fleas, and lizards, and red ants, and scorpions, and spiders, and mosquitoes and missionaries <...>». Twain M. At sea again / The Sacramento Daily Union (August 18, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660818u.html (дата обращения: 07.04.2016).
26. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975: [сайт]. URL: http://www.chronos.msu.ru/old/RREPORTS/bakhtin_hronotop/hronotop6.html (дата обращения: 07.04.2016).
27. «Не has a wife and children in the town, but he prefers the prison hospital, and has demanded and enjoyed its hospitality (slip of the pen — no joke intended) for <...> His is a religious mania, and he professes to read sixty chapters of the Bible every day, and write them down in a book <...> «I know that the Lord desires me to open at that place and begin. I never have to select the chapter myself — the Lord always does it for me» <...> «The old man appears to have a good thing, anyway — and his poi don't cost him anything, either; Providence looks out for his regular sixty, the prison looks out for his hash, and his family looks out for itself. I've never seen any sounder maniac than him, and I've been around considerable». Twain M. Off / The Sacramento Daily Union (May 21, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660521u.html (дата обращения: 07.04.2016).
28. «I did not expect you to assist me in my literary labors with your crude ideas. You may desist from further straining your intellect for the present. Mr. Brown, and proceed to the nearest depot and replenish the correspondent fountain of inspiration». Twain M. Still in Kona — concerning matters and thing / The Sacramento Daily Union (August 24, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660824u.html (дата обращения: 07.04.2016).
29. «Every preacher that gets lazy comes to the Sandwich Islands to recruit his health, and then he goes back home and writes a book. And he puts in a lot of history, and some legends, and some manners and customs, and dead loads of praise of the missionaries for civilizing and Christianizing the natives». «I did not expect you to assist me in my literary labors with your crude ideas. You may desist from further straining your intellect for the present. Mr. Brown, and proceed to the nearest depot and replenish the correspondent fountain of inspiration». Ibid.
30. «I barely heard the words, and that was all. They sounded like blasphemy. I offered no rebuke to the utterer, because I could not disguise from myself that the gentle grief of the Savior was but poorly imitated here <...>». Twain M. A month of mourning / The Sacramento Daily Union (July 30, 1866). URL: http://twainquotes.com/18660730u.html (дата обращения: 07.04.2016).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
