«Простаки» и печатавшиеся на рубеже веков 1860—1870-х гг. юмористические рассказы помогли Твену выработать некоторые присущие ему приемы. Писатель явно импонировал широкому читателю, а для издателей стало очевидно, какую прибыль можно извлечь, публикуя Твена. Глава издательской фирмы Блисс, с выгодой выпустивший «Простаков», предложил Твену написать очередную книгу подобной тональности. Писатель быстро отозвался: у него был уникальный, требовавший реализации запас впечатлений о «Диком Западе»: в 1872 г. увидела свет книга «Налегке» о его пребывании в Неваде и Калифорнии.
В кратком уведомлении «От автора» Твен истолковал свой замысел: «Эта книга — не исторический очерк и не философский трактат, а всего лишь рассказ о пережитом». Повествуя о нескольких бурных годах своего «бродяжничества», он намеревался лишь позабавить своих читателей, но отнюдь не утомлять «метафизикой» или «раздражать ученостью». И все же, прибегнув к шутливо-юмористическому тону, он дал картину, исполненную познавательного значения, колоритную, запечатлевающую разгар «серебряной лихорадки». Он писал как ее очевидец и участник.
Книга — свидетельство тяготения Твена к документально-очерковому жанру, к тому, что зовется у американцев «фэкшен» (faction), то есть литературе «факта». Впрочем, у Твена нелегко прочертить «разграничительную линию» между фактом и вымыслом: они взаимно проникают и дополняют друг друга. В целом же, для него была органична и естественна потребность «источать фактические данные». Но оставаться при этом в рамках присущей ему свободной комической манере. И все же о серьезности замысла Твена говорило «документальное» приложение к книге, в которое, в частности, вошел материал: «Краткий очерк истории мормонов».
Автобиографизм — едва ли не самый доминирующий элемент всего его творчества. Это не только потому, что прошлое предлагало кладезь сюжетов и впечатлений, но и потому, что воспоминания о поре молодости были значимы и дороги. Многие произведения Твена тому подтверждение.
Если «Простаки» писались непосредственно по горячим следам, то в основе книге о Неваде воспоминания о 6—8-летней давности, которые не воспроизводились «зеркально», а перерабатывались. И герой — повествователь не был alter ego автора; он предстает несколько более наивным, неопытным, нежели сам Твен, который, перестав быть старателем, накопил новый десятилетний трудовой стаж и солидный жизненный опыт. Кстати, первоначальное название книги было: «Простаки на родине»; имелась в виду и перекличка с «Простаками за границей», произошел и новый поворот темы: простак действовал в специфических условиях американского «фронтира».
Это подчеркивает жанровое своеобразие книги «Налегке»; которая и не «травелог» в чистом виде, и не «автобиография» в привычном понимании. В этой книге налицо характерная черта твеновской художественной методологии: живость, наглядность изображаемого, непринужденность изложения, близкая к импровизационности, позволяющая сделать «эффект присутствия». Читатель, вслед за автором, мог бы повторить слова Уитмена: «Я там был».
Свою книгу Твен посвятил Кэлвину Хигби, «честному человеку, веселому товарищу и верному другу», с которым был рядом в то «удивительное время».
В книге две части, которые, в свою очередь, членятся на главы общим числом в 79, а те дробятся на мелкие эпизоды. Структура, как и в «Простаках», незамысловата и диктуется хронологией. Книгу открывает подробное описание путешествия Твена с братом Орионом на «Дикий Запад». Брат назначен секретарем губернатора территории Невада, а Твен выполняет роль секретаря брата. Оба — типичные американцы своего времени, энергичные и предприимчивые. Твен и его приятель Хигби словно загипнотизированы серебряным «бумом», жаждут найти месторождение драгоценного металла и разбогатеть. Немалой суммы долларов, этой реально воплощенной «американской мечты», их гипнотизирует. Они оседают в пустынной горной местности в поселке горняков. С раннего утра отправляются в горы, долбят кайлом скважины, перелопачивают горы руды, в надежде заметить наконец вожделенные золотые и серебряные блестки. И под вечер возвращаются ни с чем.
Несколько раз Твен и Хигби близки к успеху. Им уже посчастливилось натолкнуться на «слепую жилу», сулившую сказочное изобилие серебра, но охваченные эйфорией друзья проявляют пагубную нерасторопность и не успевают ее за собой закрепить. А ведь после своего счастливого открытия они рисуют заманчивые планы, фантазируют касательно роскошных особняков в Сан-Франциско, в которых им предстоит обживаться. Позднее они еще раз упускают свой «куш», замыслив продать в Нью-Йорке свой золотоносный участок.
Перед нами история обманутых надежд, утраченных иллюзий, когда герои убеждаются в справедливости истины, выраженной в известной пословице: «не все то золото, что блестит».
Интересны и калифорнийские главы книги, описание поездки к мормонам и на Гавайские острова; некоторые подробности этого вояжа воплотились в журналистском дебюте Твена в газете «Территориэл Энтерпрайз».
В книге Твен — художник, обладающий фотографической зрительной памятью и счастливой наблюдательностью: перед нами мозаика подробностей, эпизодов, лиц. Но, конечно, эти «снимки» дополнены писательской фантазией. Твен уже «фотограф», не репортер, а мастер слова. В книге — пласт жизни, до того литературой не освоенный. За юмористической манерой видятся далеко не смешные стороны трудного старательского быта, равно как и фигуры тех, кого Твен иронически называет «цветом человечества». «В разгар, нашего бума — читаем мы, — порок распустился пышным цветом. Кабаки ломились от клиентов, не говоря о полицейских участках, игорных притонах, публичных домах и тюрьмах».
А вот «сгущенная» характеристика невадского «социума»: «...В игорных домах среди табачного дыма и ругани теснились бородатые личности всех мастей и народов, на столах возвышались кучи золотого песка, которого бы хватило на бюджет какого-нибудь немецкого княжества... Всюду кипела работа, слышался хохот, музыка, брань, люди плясали и ссорились, резали друг друга, стреляли...» Но даже эти мрачные штрихи не лишают книгу общей светлой тональности: Твен пишет о «буйном» народе, «атмосфере азарта и хищничества», о чувстве «счастья», пережитого в «многообещающем и преуспевающем молодом городе».
В книге «Налегке» Твен продолжает шлифовать свою художественную манеру, способность схватывать комическую, юмористическую сторону жизни. Эта особенность ощущается едва ли не на каждой странице твеновской прозы. Чувствуется, что писатель дает волю фантазии, склонности к гиперболам, смешным преувеличениям. Вот один из мелких эпизодов. Во время путешествия Твен с братом подсадили к себе в повозку некую даму, показавшуюся на первых порах абсолютно не склонной к словесным контактам, погруженную в загадочное молчание. Когда же рассказчик, желая оживить скучное путешествие, обратился к ней с невинным вопросом, то это вызвало у попутчицы совершенно непредвиденное словоизвержение. Вот как это описано у Твена: «Сфинкс уже не был сфинксом! Разверзлись источники великой бездны, и лил дождь сорок дней и сорок ночей — дождь из всех частей речи, и нас захлестнули воды сплошной болтовни, не оставив нам ни уступа, ни вершины, за которые мы могли бы ухватиться и молвить слово среди этого бурного потока безграмотного бреда. Какой это был ужас, ужас, ужас! Время шло час за часом, а она все тараторила, и я горько раскаялся, что своим замечанием о комарах вызвал ее на разговор. Она не умолкала ни на минуту, пока не добрались до цели своего путешествия...» Количественное преувеличение — излюбленный прием Твена. Когда он рассказывает о пыльной буре в Неваде, то забавляет то, что высота поднявшегося столба равна по размерам Соединенным Штатам.
Повествовательная фактура книги пестра, словно бы сложена из разнообразных мелких кирпичиков. Основная сюжетная линия героя-повествователя перебивается побочными эпизодами, зарисовками отдельных колоритных персонажей, разнообразными историями, байками, анекдотами, бытовавшими в Неваде, песнями (например, «Старый лоцман», приведенной полностью), газетными сообщениями, примечаниями, документальным материалом и специальным приложением. Все это позволило Твену воссоздать панораму «фронтира», его духовный климат: в памяти читателя остаются хижины старателей, пестрая галерея «головорезов», готовых отдать жизнь во имя «золотого тельца».
Своеобразный «невадский колорит» создают и пейзажные зарисовки, плод цепкой зрительной памяти Твена. Вот одна лишь деталь, описание полыни, приметы невадской флоры: «...Куст полыни — это тот же могучий царь лесов, но только в миниатюре. Листья у нее зеленовато-серые, и там, где она растет, пустыня и горы словно окрашены в этот цвет. Пахнет она так же, как обыкновенный шалфей и настойка из нее такая же на вкус, как столь знакомая всем мальчишкам настойка из шалфея. Полынь необычайно вынослива, она может жить в глубоком песке и на голых скалах, где не вздумалось бы расти никому, кроме одной «пучковой травы». Кусты полыни — с промежутками от трех до шести — семи футов — сплошь покрывают пустыни и горы Дальнего Запада до самых границ Калифорнии... Когда путники разбивают лагерь, первым делом рубят кусты полыни; и уже несколько минут спустя обильный запас топлива заготовлен».
Книга «Налегке», которой обычно бегло касаются твеноведы, — и увлекательное чтение, и свидетельство растущего мастерства писателя, и живой комментарий к биографии писателя и, наконец, произведение познавательное, дающее панораму целого этапа в жизни фронтира, а конкретно Невады в пору «серебряного бума».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
