Признавая рабство злом, Орион был сторонником северян во время гражданской войны. Но будущий писатель, его брат, работавший в то время лоцманом на Миссисипи, не мог решить, на чьей он стороне. Да и вообще он не интересовался событиями и фактами, которые вели страну к гражданской войне. В феврале 1861 года Луизиана присоединилась к штатам, отколовшимся от Северной федерации, однако в письме к Ориону из Нового Орлеана, помеченном 6 февраля 1861 года, Твен умалчивает об этом событии, не упоминает ни о впечатлении, которое оно произвело в городе, ни о предстоящем вступлении Линкольна на пост президента.
В рассказе «Конфиденциальная история одной провалившейся кампании», опубликованном в 1865 году, Твен вспоминает настроение лоцманов до и после бомбардировки форта Самтер, с которой началась война. «В первое время, когда начался конфликт между правительством и южными штатами... нам было трудно определить свою позицию... Мой помощник был уроженец Нью-Йорка. Он был ярым приверженцем северян, я тоже. Но он не желал меня слушать, в его глазах я был ненадежным человеком, ибо мой отец имел рабов... Прошел месяц, и мятежный дух усилился в низовьях Миссисипи; тогда я стал мятежником, и он тоже... На следующее лето он переметнулся обратно к северянам и служил лоцманом на их канонерке, а я пошел в армию южан».
Итак, в течение нескольких месяцев Твен колебался, не зная, к кому примкнуть: к северянам или южанам. В конце концов он решил поехать домой и обдумать, кто заслуживает поддержки. А поразмыслив, записался добровольцем в армию южан. Прослужив три недели, он дезертировал. Этим и ограничилось его участие в войне.
Едва ли можно найти данные, которые подтвердили бы, что Твен дезертировал потому, что совесть не позволяла ему сражаться за сохранение рабства. Правда, некоторые биографы Твена высказывают такое предположение, но сам он нигде об этом не говорит. Можно допустить и другую версию: что он стал противником войны вообще. Он писал, что во время мексиканской войны, когда ему было одиннадцать лет, он хотел пойти в солдаты, но его, как и следовало ожидать, не взяли. «А когда появилась возможность принять участие в другой войне, желание убивать незнакомых людей у меня уже прошло». Несомненно, фурункулы и вывихнутая нога, а также бесконечные дожди — все вместе взятое отбило у Твена последнюю охоту воевать и заставило дезертировать. Долго ему припоминали эти три недели в армии южан! Не раз потом, после войны, его называли «проклятым мятежником».
Подлечив вывихнутую ногу и снова обретя подвижность, Твен отправился к Ориону в Кеокук, штат Айова. Брат, получивший в это время заманчивое предложение занять пост секретаря губернатора территории Невады, настойчиво уговаривал Сэма сопутствовать ему, заинтересованный отчасти в деньгах (у младшего брата были кое-какие сбережения, накопленные за время плавания по Миссисипи), а отчасти в том, «чтобы оторвать Сэма от защиты неправого дела». Лишившись из-за войны выгодной профессии, Сэм согласился сопровождать брата.
Эдгар Ли Мастерс утверждает, что Твен уехал в 1861 году на запад Америки, дабы избежать призыва армию, и объясняет его внезапный отъезд трусостью. Твен действительно не хотел принимать участия в войне, не находя нужным «залезать в лоцманскую рубку, чтобы стать мишенью для обстрела с обеих сторон». Но вместе с тем совершенно невероятно предположение, что, подумывая о поездке с Орионом на Запад, он уже в мае или июне 1861 года мог предвидеть призыв в армию. Гораздо вероятнее, что в Неваду его привлекли любовь к приключениям и сообщения в газетах Сент-Луиса о золоте и серебре, обнаруженных в невадских горах. Несомненно, Твену казалось, что война скоро кончится и, отдохнув немного на Западе, он сможет вернуться к работе на Миссисипи. Описывая свое путешествие в Неваду в книге «Налегке», он подчеркивает, что ехал туда ненадолго: «Однако за две-три недели я был так пленен этим интереснейшим новым краем, что решил временно отложить свое возвращение в Штаты».
Но если решение Твена уехать в Неваду и не было продиктовано трусостью, все же нельзя отрицать, что его очень мало волновала беспримерная катастрофа, постигшая его родину, и он весьма равнодушно принимал известия о самых важных событиях гражданской войны. Это подтверждается его письмом к матери из Карсон-Сити в январе 1862 года, где он привел строки из своего стихотворения:
Как сладок сон усталых смельчаков,
Которые, вдали от ужасов войны,
С веселой легкостью, попировав на славу,
Готовы встретить первый солнца луч.
«Здорово, не правда ли? — восклицает Твен. — Я имею в виду, разумеется, стихотворение. Вы, наверно, возгордитесь теперь, что ваш сын — бард!» Один из критиков, наших современников, задает довольно уместный вопрос: «Не кажется ли вам, что эти стихи выдают легкомыслие, непростительное даже для юмориста в столь серьезный для страны момент?» Подобное замечание можно отнести и к другой фразе из письма Твена домой в конце 1861 года: «Если война оставит нас в покое, мы поможем мистеру Маффетту стать богачом».
Но война все-таки не оставила в покое ни Неваду, ни самого Твена. Когда он начал работать в газете «Территориел Энтерпрайз» в Уошо, Неваду раздирали споры по поводу войны и кулачные драки между старателями стали обычным явлением. Его репортерская работа в газете, горячо отстаивавшей объединение республики, не сделала Твена более активным в этой борьбе. Правда, он принял участие в кампании по сбору средств для раненых северян, но цель этого сбора его не интересовала. В полуюмористическом фельетоне о том, как дамы Виргиния-Сити устроили бал-маскарад в пользу раненых, Твен писал, что собранные деньги «не попадут по назначению, а будут посланы «Обществу содействия смешению рас», существующему якобы где-то в восточных штатах. Твен потом принес дамам свои извинения, но само название «Общество содействия смешению рас», употребленное им, указывает, что он был не прочь прислушаться к одному из. наиболее злобных измышлений, которыми старались опорочить борьбу северян.
Судить о симпатиях Твена к северянам, пожалуй, лучше всего по его статье, напечатанной в «Ивнинг бюллетин» в Виргиния-Сити 31 июля 1863 года. В ней описывается, какой эффект произвело появление национального флага Соединенных Штатов на горе Дэвидсон во время грозы. Поднялось необычайное волнение, так как все «суеверно решили, что это таинственный знак какого-то важного военного события». Оказалось, что флаг водрузил телеграфист, который, будучи связанным присягой, ничего не сказал жителям. Он один знал, что в тот день произошло великое событие. «Виксберг пал, и феодальные войска одержали победу под Геттисбергом!» Если бы флаг победы на горе Дэвидсон умел говорить и мог сообщить радостную весть, ему ответили бы салютами и «палили бы, покуда не извели бы всех запасов пороха. В городе зажглась бы иллюминация, и каждый уважающий себя гражданин... напился бы пьян».
Это единственное, что вышло из-под пера Марка Твена, свидетельствующее о каких-то чувствах, навеянных событиями кровопролитной войны. Ни в одном из своих фельетонов и статей, написанных во время войны и после ее окончания, он больше не упоминает о войне. Кроме статьи о флаге, Твен ни разу не коснулся этой темы на протяжении четырех лет войны. Все это время он молчал, словно боясь выдать свое отношение к вопросу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
