Твен решил поставить свою подпись под петицией после длительного и тщательного ознакомления с документами о зверствах американских войск на Филиппинах. Возмущенный тем, что он узнал из этих документов, а также равнодушием конгресса к петиции, писатель излил свое негодование в десятках антиимпериалистических произведений. Однако почти все они не увидели света, возможно, из-за возражений миссис Клеменс.
Но хотя эти материалы остались неопубликованными, они имеют большое значение как свидетельство антиимпериалистических настроений писателя в ту пору. Публичное заявление командующего американскими войсками на Филиппинах генерала Артура Макартура, что «филиппинский инцидент в основном исчерпан», вызвало у Твена следующую оценку результатов этого «инцидента»:
«...мы можем подвести итоги и выяснить, что нам дала эта спекуляция — прибыль или убыток? Правительство затеяло эту спекуляцию по определенным побуждениям, которые оно считало правильными и достаточными с точки зрения государственной, а именно: 1) в чаянии обогащения, которое нам это якобы сулило, и 2) видя возможность превратиться в мировую державу и занять местечко в заднем ряду Семьи Наций.
По пункту второму мы добились своего. Получили для себя местечко в Семье Наций. Мы добились своего и радуемся такой удаче. Теперь мы стали мировой державой, этого никто не может отрицать, — пусть позолоченной, дешевой, но все же мировой державой. Мы купили несколько островов у мнимого их владельца и, ловко прикинувшись бескорыстными друзьями, заманили доверившийся нам слабый народ в ловушку и захлопнули ее; а когда почетный гость нашей страны стал нам не нужен, мы предали его и загнали в горы; мы наложили лапу на весь обширный Филиппинский архипелаг, точно он и вправду наш; мы умиротворили тысячи местных жителей и похоронили их; мы вытоптали их поля, сожгли их селения, лишив крова вдов и осиротевших детей; мы обрекли на изгнание и тоску по родине сотни неугодных нам патриотов, а остальных десять миллионов филиппинцев поработили при помощи «добровольной ассимиляции» (так теперь лицемеры называют мушкет); мы получили в собственность триста наложниц и других рабов нашего компаньона султана Сулу и над всеми этими пиратскими трофеями подняли наш охранительный флаг.
Итак, по воле божьей (это выражение не мое, а правительства) мы стали мировой державой. И мы довольны и гордимся тем, что заработали себе местечко в заднем ряду Семьи Наций. Правда, в сиденье торчат гвозди. Но мы, разумеется, притворяемся, что довольны и горды, — так лучше. Да и нет у нас иного пути. Приходится сохранять достоинство — люди смотрят...»
Хотя первой из причин, объясняющих американскую политику на Филиппинах, писатель считает «чаяние обогащения», здесь он эту мысль не развивает. Но это не умаляет строгости приговора. Впрочем, его можно даже назвать мягким по сравнению с тем, что сказано в другом, довольно пространном наброске, приуроченном Твеном к годовщине опубликования «Приветственной речи девятнадцатого века двадцатому». Писатель озаглавил его «Грандиозная процессия» и наметил основных участников пышного парада наций, дав каждому соответствующую характеристику.
В назначенный час Грандиозная процессия тронулась в путь по земному шару, соблюдая следующий порядок шествия:
Двадцатый век
Красивое, порочное дитя. Его несет на руках Сатана. Стяг с надписью: «Хватай что можешь! Держи что захватил!» В почетной свите — монархи, президенты, заправилы «Таммани-Холл», грабители, интервенты, каторжники и т. д. — все в соответствующем облачении, каждый с эмблемой своей профессии.
Христианство
Величественная особа в развевающемся одеянии, пропитанном кровью. Голова ее увенчана золотой короной с шипами, на которые насажены окровавленные головы патриотов, отдавших жизнь за родину, — буров, «боксеров», филиппинцев. В одной руке у нее праща, в другой — Евангелие, раскрытое на тексте: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Из кармана торчит бутылка с ярлыком: «Мы несем вам Дары Цивилизации». На шее ожерелье из наручников и воровских отмычек.
Ее поддерживают: с одной стороны Резня, с другой — Лицемерие.
Стяг с девизом: «Возлюби имущество ближнего своего, как самого себя!»
Флаг — черный пиратский.
Почетная свита: миссионеры, солдаты — немецкие, французские, русские и английские — с награбленным добром.
Под музыку марша «Сферы (влияния)» проходят империалистические державы — «возлюбленные чада христианского мира»; каждая несет свои «покупки» и «прочие приобретения». Во главе процессии — Англия.
Ее поддерживают: мистер Чемберлен и мистер Сесиль Родс. Позади две изувеченные фигуры, закованные в цепи, с ярлыками: «Трансваальская республика», «Свободное государство Оранжевое».
Символ — черный пиратский флаг. Флаг империи, маскирующий обман.
Следующей выступает Испания «в сопровождении Главы Римской Курии и его подручных, которые несут сломанные, заржавленные орудия пыток времен Инквизиции».
Затем Россия, «полярный медведь в короне», а за ней:
Спотыкаясь и падая в снег, бредут ссыльные — женщины, дети, студенты, государственные деятели, патриоты.
Изувеченная фигура в цепях, с надписью «Финляндия».
Платформа, доверху нагруженная раздувшимися трупами убитых маньчжурских крестьян.
Флаг — черный пиратский.
Стяг с надписью: «Во имя господа».
Платформа на колесах, представляющая Францию, на ней гильотина, под ножом — Золя; прочие патриоты «с кляпом во рту ожидают своей очереди». За ними шагают:
Изувеченная фигура — с надписью «Дрейфус».
Изувеченная фигура в цепях — с надписью «Мадагаскар».
Изувеченная фигура в цепях — с надписью «Тонкин».
Почетная стража: отряд французских солдат, несущий отрубленные головы китайцев и награбленную добычу.
Символ — черный пиратский флаг.
Стяг с девизом: «Франция — светоч человечества».
За Францией Германия:
Фигура в железном шлеме с бронированным кулаком над головой держит Библию; за ней плетется:
Изувеченная фигура в цепях — с надписью «Шаньдун».
Позади платформа с надписью «Провинция», на ней три тонны золотых монет, памятник и мемориальный храм — плата за двух убитых миссионеров.
Почетная стража — колонна немецких миссионеров, несущих собранную дань, прославившую их на весь мир: «680 голов китайцев». (Согласно неопровергнутому заявлению его преподобия мистера Амента.)
Символ — черный пиратский флаг.
Стяг с девизом — «Во имя бога и с...»
Остальная — значительно большая — часть текста «Грандиозной процессии» посвящена Соединенным Штатам, показу их агрессивных, империалистических действий во время испано-американской войны и после. Твен так изображал свою родину:
«Почтенная матрона в греческом одеянии, с непокрытой головой, в наручниках. Она плачет. У ног ее валяется фригийский колпак.
Приверженцы: слева — Алчность, справа — Предательство.
За ними следуют:
Изувеченная фигура в цепях: «Независимая Филиппинская республика» и аллегорическая фигура правительства, ласкающая ее одной рукой, а другой вонзающая нож ей в спину.
Стяг с девизом: «Помогите нам взять Манилу, и мы вам дадим свободу, согнув вас в бараний рог».
В американской процессии шагают 12 тысяч филиппинцев, подкупленных американскими военными властями, чтобы предавать свой народ и «убивать своих отцов, братьев, близких». Американский генерал оправдывает использование услуг этих предателей, заявляя: «Англия это делает в Индии и Китае, так почему же нам по праву равных не следовать примеру христианской Англии? Кстати, и мы так поступали во время гражданской войны, призывая негров в армию!» Генерала перебивает «легкомысленный незнакомец», разъясняя, что негры «не боролись против своего народа и кровных братьев, а боролись только против ненавистных белых рабовладельцев и угнетателей». Незнакомца сразу же изгоняют из рядов.
«Грандиозную процессию» замыкает платформа с флагом. Всю силу своего гнева вкладывает Твен в заключительные строки сатиры:
Американский флаг.
Он развевается над платформой, доверху заваленной награбленным имуществом. Это:
1200 островов (которые мы рассчитывали получить).
Филиппинская независимость.
Гора трупов убитых патриотов, называемых «мятежниками».
Филиппинская республика — раздавленная.
Множество изгнанных патриотов, называемых «мятежниками».
Коронованный султан, ставший партнером Соединенных Штатов, официально признанный Компаньоном Фирмы.
2000 рабов — общая собственность Фирмы.
800 наложниц — общая собственность Фирмы.
Надпись на национальном флаге: «До какого позора я докатился!»
Пиратский флаг, отвечающий на это: «Ничего, брат, привыкнешь! У меня самого были сперва сентиментальные принципы!»
Кое-где над процессией реют знамена; на некоторых из них видны такого рода сентенции:
«Все белые люди созданы свободными и равными». (Декларация независимости.)
«Все белые люди созданы свободными и независимыми, и на это они имеют право». (См. там же.)
14-я поправка к конституции: «Там, где развевается американский флаг, не должно существовать рабства белых».
«Христос отдал жизнь, чтобы снять с людей грех.
Он умер, чтоб белые стали свободны».
(Из боевого гимна американской республики. «Он» — это Авраам Линкольн.)
«Справедливая власть правительства опирается на согласие управляемых белых». (Декларация независимости.)
Статуя Свободы.
Освещала весь мир. Теперь ее факел погас и перевернут вниз.
Далее следует:
Американский флаг, свернутый и перевитый черным крепом.
Огромная смутная тень Линкольна скорбно высится над далеко раскинувшимся шествием.
«Грандиозная процессия» заканчивается волнующей тирадой, которую произносит тень Линкольна: «Эти пигмеи-изменники уйдут со сцены, сгинут и будут забыты. И они, и их измены. Настанет день их погибели, повторяю вам это с надеждой и уверенностью. С божьей помощью свобода возродится в нашей стране!»
Альберт Бигелоу Пейн, приведший в написанной им биографии Марка Твена несколько отрывков из «Грандиозной процессии», говорит: «Это страшный документ, настолько страшный, что вряд ли миссис Клеменс могла согласиться на его публикацию». Оказывается, ее особенно огорчили нелестные высказывания об американском флаге. Да Твен, видимо, и сам считал, что это слишком резко, и снял фразу, где говорилось, что флаг был «осквернен», когда его «отправили на Филиппины прикрывать преступную войну и разбойничью экспедицию». Твен извинился за оскорбление флага, сказав, что «осквернено только правительство, пославшее его туда с такой целью. На такой компромисс я согласен. И даже рад ему. Ведь наш флаг не может остаться оскверненным, он к этому не привык, не то, что наше правительство».
Не одни зловещие, мрачные фигуры, изображающие империализм и его деяния, делают «Грандиозную процессию» «страшным документом». Подобные символы были довольно распространены в антиимпериалистической литературе того времени. Но Твен применял их с наибольшим эффектом. Показав все империалистические державы вместе, он сумел раскрыть то общее, что было свойственно им всем: жестокость и ханжеское лицемерие. Заметьте, в частности, что каждая империалистическая держава призывает себе на помощь религию, а всех, кто борется против тирании, относит к числу «изменников».
Хотя «Грандиозная процессия» — сатира менее тонкая, чем статья «Человеку, Ходящему во Тьме», и по силе разоблачения не может с ней сравниться, зато в ней явствуют новые мотивы. В «Грандиозной процессии» Твен, в отличие от большинства писателей-антиимпериалистов, подчеркивает связь между гнетом внутри страны и империалистическими происками вовне. Империалистическая Россия ссылает на каторгу борцов за свободу русского народа; империалистическая Франция с помощью заведомо фальшивых улик организует процесс Дрейфуса и преследует Золя, равно как и других друзей свободы; империалистическая Америка лишает проживающих на ее территории негров демократических прав, гарантированных всему населению в Декларации независимости и в конституции. Отсюда логический вывод, что поборники свободы у себя на родине должны помогать борьбе за свободу колониальных народов, ибо она тесно связана с их собственной борьбой.
Нет сомнения, что Твену ясна была связь между империализмом и расовым шовинизмом в США. Возможно, что этому содействовала его переписка с Келли Миллером и другими выдающимися негритянскими общественными деятелями. Миллер, профессор математики Говардского университета, хорошо известный в Вашингтоне, в письмах Твену выражал восхищение тем, как тот «неподражаемо тонко бичует пороки империалистической политики», и снабжал его листовками и брошюрами, доказывающими, что «империализм особенно угрожает той части американских граждан, на которой в конце концов наиболее тяжко скажутся его злодеяния».
Другим свидетельством того, что писатель отлично понимал связь между империализмом и негритянской проблемой, служит неопубликованная рецензия Твена на биографию вождя филиппинских повстанцев Агинальдо, принадлежавшую перу Эдвина Уайлдмена. Он сравнивает детство и юность Агинальдо, проведенные на Филиппинах во времена испанского господства, с судьбой любого негритянского юноши из американского городка в южном штате Алабама, «который бы занял высокий муниципальный пост в своем городке — и с согласия белых». Тот факт, что Агинальдо получил образование, а позднее — государственную должность, показывает, по мнению Твена, что испанцы относились к людям с темной кожей лучше, чем наши белые южане. А поскольку в американской армии доминирующую роль играют южане, можно предположить, что под властью американцев филиппинские дети будут так же лишены возможности добиться чего-то в жизни, как и дети негров на Юге Соединенных Штатов. Полемизируя с Уайлдменом, который, характеризуя патриотическую организацию Катипунан, боровшуюся за независимость Филиппин и привлекшую в свои ряды Агинальдо, писал, что она состояла из людей, пытавших и убивавших противников, Твен подчеркивает: «Они были не хуже наших христиан — ку-клукс-клановцев белых времен и, поверьте, не хуже нынешних благочестивых линчевателей. К тому же эти американские убийцы и палачи не могут даже сослаться на то, что их кто-то научил мучить и убивать людей, они сами изобрели всяческие пытки». Другое дело филиппинцы, у тех были учителя — испанцы, подавлявшие их стремление к независимости.
Мало кто из литераторов-антиимпериалистов был в состоянии так ясно, как Марк Твен, понять взаимосвязь между лишением свободы филиппинцев на далеких островах и негров в Соединенных Штатах.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
