Новый этап в развитии исторических воззрений Твена, а также его художественных исканий запечатлен в романе «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889). Пожалуй, ни одно из произведений Марка Твена не вызывало столько споров, противоречивых оценок и дискуссий. При этом американские критики разделились на две основные группы: «традиционалисты» и «формалисты»1. Первые из них, в своих трактовках романа, основывались на выявление авторского замысла. Вторые же исходили из принципа, в соответствии с которым следует доверять не намерениям автора, а смыслу, который заключен в тех или иных эпизодах, в тексте произведения. Если «традиционалисты» рассматривали книгу, прежде всего, как произведение, критикующие феодализм, а также нападающее на любые формы идеализации средневековья, то «формалисты» видели в «Янки» роман, развенчивающий американскую веру в облагораживающее влияние материального и технического прогресса2.
Критики-формалисты рассматривали Янки либо как жертву собственных иллюзий, либо как фанатика и злодея, навязчивая идея которого о чудодейственности технического прогресса приводит к разрушению цивилизации. Эта интерпретация была предложена в 1950 году Глэдис Беллами, которая определила идею произведения так: «слишком быстрое развитие цивилизация ведет к катастрофе». Тем самым, вся вина возлагалась на Хэнка Моргана3.
Новое прочтение, в наиболее законченном виде, получило свою формулировку в 1962, когда Генри Нэш Смит, в своем исследовании посвященном «Янки», провел четкую грань между авторским замыслом и его реализацией. «Твен планировал проиллюстрировать теорию, согласно которой технический прогресс способствует моральному совершенствованию человечества, — настаивал Смит, — но когда он испытал эту идею средствами искусства, его интуиция, его пророческое воображение подсознательно сформулировали заключение, основанное на его наблюдениях и чтении, а также на его кальвинистском воспитании... в соответствии с которыми его вера в прогресс была необоснованной»4.
В чем же объяснение столь неоднозначных оценок философского содержания романа? По всей видимости, оно в том, что перед нами произведение не столько иллюстрирующее те или иные философско-исторические идеи, сколько «испытывающее» эти идеи, проверяющее их «истинность» художественными средствами. По словам Х. Мэрогоу, данный «роман явно сопротивляется любым попыткам его однозначного прочтения и существует в состоянии семантического потока»5. В романе сталкиваются различные идеи, различные позиции; в нем отсутствует единство авторского голоса.
Любые попытки однозначной, прямолинейной трактовки «Янки» обречены на провал, поскольку, по своей структуре, это произведение полифонично. На страницах романа мы слышим голоса Твена-просветителя, Твена-детерминиста, Твена-романтика, взаимоперекликающиеся, ведущие сложную идеологическую полемику. Полифония отражается и в структуре романа. В произведении Твена переплетены четыре текста: рассказ повествователя, рукопись Хэнка Моргана, постскриптум Кларенса и книга Т. Мэлори «Смерть Артура», представляющая собой основу, на которой писатель созидает здание своего фантастического произведения.
Сосуществование нескольких текстов, а точнее стилевых пластов, в рамках одного произведения и порождает полифонию. Формально в романе звучат три голоса: рассказчика, которого мы могли бы с осторожностью отождествить с образом Твена-путешественника; Хэнка Моргана (причем в двух ипостасях: как старика, тоскующий по «утерянной земле» и как полного сил Янки на страницах его рукописи), а также Кларенса, который пишет эпилог, подводящий итог деятельности Янки. Лишь прислушиваясь ко всем трем голосам мы можем понять авторскую позицию.
Причина многозначности данного произведения, несводимости его смыслов к какому-то одному «утверждению», может быть объяснена, если обратится к творческой истории романа и его жанровым истокам.
Первоначальный замысел романа «Янки при дворе короля Артура» исследователи относят к 1884 г. Твен задумал написать бурлескную пародию на произведения романтиков и эпигонов романтизма, в которых мифологизировалось и идеализировалось средневековое рыцарство. Идея произведения возникла у Твена, когда Дж. Кейбл дал ему почитать «Смерть Артура» Томаса Мэлори. Осенью того же года писатель делает в дневнике запись: «...Когда мы с Кейблом разъезжали с публичными чтениями, он где-то достал «Смерть Артура» и дал мне почитать. Я принялся мысленно строить план книги. 11 ноября 1886 года, выступая и Гровернорс-Айленд, я прочитал первую главу (все, что к тому времени было написано) и в заключение рассказал, что будет в книге дальше» (12, 494).
Огромная популярность «Королевских идиллий» (1859) А. Теннисона, а также произведений Вальтера Скотта привела к тому, что романами и поэмами «артуровского цикла» зачитывались как в Англии, так и в Америке. Романтизированный образ средневекового рыцарства являл собой удобную мишень для юмористов и пародистов.
Твен намеревался строить поэтику своего будущего произведения на основе противопоставления героев, взятых из возвышенного, поэтического мира Мэлори, с самоуверенной и прагматически мыслящей фигурой мошенника из девятнадцатого столетия. Данный вид пародии, обычной для западных юмористов, был лишен моральной, философской, а также социальной «нагрузки». Автор стремился достигнуть комического эффекта, пользуясь многократно опробованным приемом несовместимости «высокого» и «низкого». Спустя некоторое время Твен понял, насколько удобен созданный им сюжетный ход для художественной реализации его историософских представлений. Столкновение цивилизаций, изначально задуманное в интересах комического эффекта, сделалось отправным пунктом для размышлений писателя о сущности прогресса и хода истории.
Когда Твен приступил к работе над «Янки», он полагал, что это будет «труд любви и отдыха»6, изначально не предназначенный для печати. Он собирался написать пародию на многочисленные романы, воспевающие средневековье, комическими средствами развенчать идеалы рыцарства, высмеять архаический стиль куртуазной литературы, которому стремились подражать эпигоны романтизма, сохранявшие свои позиции в литературе США 1860-х годов.
Твен и ранее обращался к пародийному обыгрыванию средневековых романов, легенд и преданий. Таков, к примеру, рассказ Твена «Средневековый роман» (1870), в котором автор стремится показать абсурдность и неправдоподобие сюжетных «ходов» средневековой литературы, нелепость ее стиля и смехотворность идеалов.
В этом рассказе, как и в «Янки» основным средством развенчания средневековой эстетики является прямая, буквальная реализация метафор, гипербол и аллегорий, характерных для литературы средних веков. Писатель сталкивает условный, легендарный мир с миром «реальным», в котором действуют «естественные», природные законы.
В том же 1884 г. Твен набросал основные черты будущего героя. Это был чисто пародийный персонаж. В записной книжке 84 года Твен пишет: «Вообразил себя странствующим рыцарем в латах в средние века. Потребности и привычки нашего времени; вытекающие отсюда неудобства. В латах нет карманов. Не могу почесаться. Насморк — не могу высморкаться, не могу достать носовой платок, не могу вытереть нос железным рукавом. Латы накаляются на солнце, пропускают сырость, когда идет дождь, в морозную погоду превращают меня в ледышку. Когда я вхожу в церковь, раздается неприятный лязг. Не могу одеться, не могу раздеться. В меня ударяет молния. Падаю и не могу сам подняться» (12, 491).
В ноябре 1886 года Твен перед фешенебельной публикой в Гровернорс-Айленд читал уже написанные главы, а также рассказал о том, что собирается написать в следующих главах. Рассказчик в этой первоначальном варианте рассказчик носил имя Роберта Смита. Он «заражает» Англию шестого столетия духом меркантилизма, использует для достижения целей своих корыстных интересов весьма сомнительные, в моральном отношении, способы. Таким образом, первоначально Янки должен был быть «аморальным оппортунистом»7, стремящимся лишь к личной выгоде. В этот период Твен еще не предполагал, что его герой будет осуществлять политические реформы, однако уже на этом этапе писатель превращает Янки в человека, наделенного незаурядными технологическими навыками. Впрочем, изначально, он их употребляет лишь для производства оружия: Янки все еще делец, а не инженер или промышленник. На данной стадии развития авторского замысла герой Твена является пока лишь авантюристом, извлекающим личную выгоду из положения, в которое он оказался. Писатель изображает его как демагога, спекулянта, дельца, планирующего захватить власть и обогатиться посредством своих «фокусов», выдаваемых за подлинные чудеса.
Однако, начиная с 1887 года, в романе появляется и начинает стремительно развиваться критическое начало. Главы, написанные в этом году, уже содержат предзнаменования более поздних подвигов Янки как инженера и промышленника. Так, когда Мерлин, ставший теперь злодеем, а не выжившим из ума стариком, пытается разоблачить Янки, тот взрывает его башню, демонстрируя при этом свои незаурядные инженерные познания.
В главах, написанных с июля 1888 по май 1889, мы видим, что первоначальный замысел претерпел значительные метаморфозы. Прежде всего, принявшись за рукопись во второй раз, Твен изменяет цель Янки: теперь он ничего не хочет лично для себя и делает все для устранения политической и социальной несправедливости в королевстве. Параллельно усиливаются обличительные тенденции, предвещающие превращающие пародии на литературные штампы романтизма в сатиру на западную цивилизацию XIX века и прогресс.
Фундаментальный поворот в повествование происходит в восьмой главе, когда Твен, устами Янки, начинает нападать на английские законы, которые защищают монархию и церковь, паразитирующие за счет народа. Постепенно, Хэнк Морган-бизнесмен начинает уступать дорогу Моргану-реформатору. Янки организует школы, фабрики, военные и морские академии, изобретает телефон и телеграф.
В 80-е годы, в силу социально-политических, а также чисто личных причин, вера писателя в прогресс была поколеблена. В душе Твена шла ожесточенная борьба между нарастающим пессимизмом и просветительскими идеалами. Плодом и, одновременно, ареной этой борьбы и явился роман о Янки. Своим произведением писатель стремился доказать, что, со времен «темных» веков, человечество значительно продвинулось в материальном и нравственном отношение.
В начале романа автором предполагается, что современная цивилизация во всем превосходит средневековую. Твен задумал «описать Средневековье таким, каким оно представилось бы честному и рациональному наблюдателю, сопоставляющим средние века с 19 столетием»8. Рыцари и дамы артуровских времен грубы, суеверны и глупы. Мерлин поначалу выступает не как злодей, каким он предстанет в будущих главах, а как старик, нагоняющий на всех скуку своим рассказом о том, как Артур получил меч Экскалибур у Девы Озера9.
В январе 1889 года Твен произносит речь в Балтиморе, отстаивающую достижения цивилизации XIX столетия. «Задумайтесь о... бесплодном невежестве того дня и сопоставьте его с обширными и многообразными знаниями дня сегодняшнего, — говорит писатель. — Сравните тривиальные чудеса, сделанные шарлатанами фокусниками и чародеями того времени и сопоставьте их с... чудесами, вызванными к жизни наукой в эпоху пара и электричества»10. Однако, быть может, вопреки желанию автора, гимн прогрессу постепенно превращался в острую сатиру на современную западную цивилизацию и мифы Просвещения.
В период написания «Янки» Твен порывает с партией республиканцев, выступает против любых форм политической диктатуры, произносит речи и пишет ряд памфлетом в защиту гражданских прав и свобод, приветствует появление профсоюзов. Но что особенно важно, так это то, что Твен, англоман прежде, начал превращаться в англофоба. Эта метаморфоза нашла свое яркое отражение в романе «Янки при дворе короля Артура». Писатель обрушивается со всей силой своего гнева на английские государственные институты, критикует законы Британии и высмеивает английский образ жизни с его традиционностью. Англия начинает олицетворять для него феодализм как таковой, а англичанин — человека, который не способен подняться выше сословных предрассудков.
Ховард Бэтсхолд, ведущий специалист в области отношения Твена к англичанам, полагает, что одной из причин англофобских настроений Твена была книга Джорджа Стэндринга «История английской аристократии в лицах», которую Твен прочел в мае 1887. В своей книге Стэндринг критиковал такие составляющие феодального британского права, как законы первородства и майорат. Чтение книг, тематически и идейно схожих с работой Стэндринга, а также повторное обращение писателя к трудам Карлейля и Лекки вызвало у Твена новый всплеск негодования по отношению к феодализму и его пережиткам11.
Записные книжки Твена с 1885 по 1889 полны гнева против английского высокомерия, российской тирании, коммерческих спекуляций и жадности, а также средневековых пережитков, которые сделали жизненный уклад Юга и рабство предметом ностальгического идеализирования.
Критика Твена направлена, прежде всего, на аристократию и охраняющие ее институты. Однако Твен высмеивает и англичан как таковых, их законы и обычаи. Лица рыцарей теряют ту печать благородства, которым они, несмотря на все свои недостатки, были отмечены в начале романа. Писатель иронизирует над прекрасными дамами артуровских времен, изображая их грубыми и вульгарными особами. Так, к примеру, Хэнк оказывается единственным, кто смущен, когда он «предстает» перед королевой и придворными без одежды.
По сравнению с романом «Принц и нищий», изменилось и отношение писателя к простому народу. Низшие сословия Англии начинают вызывать гнев писателя своей неспособностью и нежеланием противостоять угнетателям. Порабощенный народ Англии не осознает своего рабства и всегда встает на сторону знати. Его основная черта — конформизм и патологическая лояльность по отношению к аристократии. Эти свойства, присущие, по мнению писателя, англичанам, он противопоставляет таким отличительным чертам характера американцев, как независимость в суждениях и нежелание признавать никакие авторитеты.
Таким образом, роман «Янки при дворе короля Артура» являет собой образец произведения, замысел которого трансформировался непосредственно в процессе его написания. Данная особенность твеновской методологии придает повествованию необыкновенную живость, влечет за собой полифоническую организацию философского содержание романа, ведет к непредсказуемости сюжетных ходов.
Примечания
1. В американском литературоведение эти две группы критиков обозначаются терминами «hard» и «soft». См. подробнее: Carter E. The meaning of a Connecticut Yankee On Mark Twain // The best from American literature. Ed by Louis J. Budd & Edvin H. Cady. — New York, Crowell, 1962, p. 185.
2. Среди критиков, исследующих прежде всего различные нюансы авторского замысла, были: Луис Бадд, Ховард Бэтжолд, а также многие социальные историки, которые рассматривали книгу как произведение, подводящее итоги веры 19 столетия в технологию (например, Карл Деглер). Среди «формалистов» наиболее значительны следующие имена: Алан Гаттман, Генри Нэш Смит, Джеймс Кокс, Кеннет Линн.
3. Bellamy G.C. Mark Twain as a Literary Artist. — Norman. 1950, p. 314.
4. Цит. по: Carter E. Op. cit., p. 196.
5. Maragou H. Game-playing and fantasy in Twain's «A Connecticut Yankee» // Amer. lit. realism: 1870—1910. — Arlington, 1993. — Vol. 26, № 1, p. 27.
6. Цит. по: Reiss E. Afterword // A Connecticut Yankee in King Arthur's Court. — New York, 1963, p. 330.
7. Gerber John C. Op. cit., p. 118.
8. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 103.
9. Следует отметить, что этот рассказ взят непосредственно из книги Т. Мэлори: Книга 1, глава 25.
10. Цит. по: Carter E. Op. cit., p. 189.
11. В 1889 году, в котором вышел в свет роман «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», праздновалось столетие Французской революции; в этом же году пала монархия в Бразилии. Эти события привели к усилению критической, «антифеодальной» направленности романа. (См. подробнее: Фонер Ф. Марк Твен — социальный критик. — М., 1961.) В письме к Сильвестру Бэкстеру 1889 года Твен так писал об изменении политического строя Бразилии: «Рухнул еще один трон, и я купаюсь в океане блаженства. Если бы я мог прожить еще пятьдесят лет, то несомненно увидел бы, как все троны европейских монархов продаются с аукциона на слом. Я твердо верю, что в таком случае мне наверняка удалось бы увидеть конец самого нелепого обмана из всех, изобретенных человечеством, — конец монархий. Кажется, и каменный истукан засмеялся бы, наблюдая, как в дни, когда беспощадно уничтожается всяческая мишура, здесь, у нас, люди, казалось бы вполне разумные, все еще благоговеют перед этими обросшими мхом порождениями подлости и обмана — наследственной королевской властью и так называемой «знатью». Это могло бы рассмешить даже самих монархов и знать, — да втихомолку они и посмеиваются, будьте покойны. По-моему, смешнее этого есть только одно, а именно — зрелище того, как ублюдки-американцы — все эти Хаммерсли, Хантингтоны и проч., платят наличными (навязывая в придачу собственную особу) за сгнивших предков и украденные титулы. Когда наши мужественные братья, сбросившие иго рабства бразильцы, напишут свою «Декларацию независимости», я надеюсь, что они включат в нее такое недостающее звено: «Мы заявляем, что следующая истина очевидна и несомненна: все монархи — узурпаторы и потомки узурпаторов, ибо ни один трон на земле не был воздвигнут по свободному волеизъявлению того, кому принадлежит на это исключительное право, — всего народа данной страны» (12, 604—605).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
