В конце 80-х на Твена оказали большое влияние Мэтью Арнольд и Уильям Лекки. Творчество Твена, согласно Арнольду, было выражением обывательского мироощущения американцев. Твен, в свою очередь, отрицал предложенную Арнольдом концепцию цивилизации, называя ее «поверхностной лакировкой»1.
Арнольд утверждал, что американцы — косные и практичные материалисты и что в Америки нет ничего, что могло бы воспитать чувство прекрасного. Американцы, по его мнению, не способны испытывать чувств «благоговения и почтения», необходимые для развития высокой культуры2. Признавая положительные стороны американского социального и политического равноправия, он, однако, настаивал, что политические и материальные достижения сами по себе еще не есть цивилизация. Цивилизованным он называл такое общество, в котором, по крайней мере, элита достигла интеллектуального и нравственного совершенства. Однако Соединенные Штаты Америки, по мнению Арнольда, не отвечали данному условию.
Твен же, в противоположность Арнольду, утверждал, что это и есть цивилизация, так как политические и материальные достижения ведут к общему моральному росту. В 80-х Твен постоянно подчеркивает, что его определение понятия «цивилизация» отличается от арнольдовского. В одной из своих заметок он определял цивилизацию следующим образом: «Я полагаю, эта стадия, когда все люди, а не какой-либо отдельный класс, достигли многого в интеллектуальном и моральном отношении. По мне, великая цивилизация это такая цивилизация, при которой народ достигнет высочайшего уровня в этом отношении. Для мистера Арнольда это (цивилизация — Д.П.) означает, что лишь немногие избранные достигают высокого морального и материального уровня»3.
Записные книжки Твена показывают, как яростно он реагировал на «Цивилизацию Соединенных Штатов» Мэтью Арнольда. Он был особенно раздражен обвинением Арнольда в том, что недостаток «почтительности», среди Американцев проистекал от разнузданности американской печати и склонности американцем к пустому острословию.
По мнению Твена, отличительной чертой американской цивилизации, делающей ее «самой великой и прекрасной из всех существовавших на земле» является полная политическая, социальная и моральная свобода американцев. Непочтительность не есть слабость и порок. Она — причина и результат этой свободы, которая неотделима от непочтительности. «По-моему, — говорит Твен в статье, защищающей американскую прессу, — непочтительность — создатель и защитник человеческой свободы, тогда как ее противоположность — создатель и защитник всех форм человеческого рабства, как физического, так и умственного»4.
Полемика с Арнольдом укрепляла убеждение Твена в превосходстве американского образа жизни. «Непочтительный» индивидуум был для писателя тем, кто сумел возвысится над породившим его обществом. Причем такое возвышение достигается не путем отрыва от общественных институтов. Оно представляет собой следствие того, что американец воспитан так, чтобы постоянно бросать вызов тем институтам, под влиянием которых происходило его становление. В недоверие к общим идолам и фетишам и состоит, по мнению Твена, залог здоровья и вечной молодости американской демократии, строя, который смог произвести подлинно «независимого» человека.
Именно поэтому, обличителем европейского средневековья и апологетом американских ценностей писатель делает Янки. «Я хочу, — писал Твен английским издателям в 1889 году, — чтобы механик Янки выступал против монархии и ее естественных опор»5. Для Твена было важно, чтобы мнение Арнольда и других английских критиков оспорил типичный американец, поскольку только типичный американец мог на деле опровергнуть их главное утверждение: американская цивилизация в своей основе — порочна, так как ей недостает культуры. Вульгарность, культурная глухота Янки — часть авторского замысла. Твен хотел показать, что вульгарность лучше, чем жестокость. «Вы знаете, — сказал он как-то Твен Дэну Бёрду, иллюстратору «Янки», — мой Янки нерафинированный, не испорченный коллежским образованием человек; он — совершенный невежда, он — начальник механического цеха; он может собрать паровоз или револьвер Кольта, может создать телеграфную линию — но при этом он невежда»6.
Э. Картер видит в англофобских настроениях Твена и причину изменение нейтрального имени главного героя — Роберт Смит — на имя известного пирата, терроризирующего английские торговые суда. Исследователь трактует эту метаморфозу как средство достижения одной из важнейших целей Твена: ответить на критику американской культуры англичанами7.
О важности данной задачи для Твена свидетельствует также и утверждение писателя о том, что «...книга была написана не для американцев, а для англичан». «Многие из них столь искренне учили нас как жить, — говорит Твен, — что пришла пора, чтобы некоторые из нас попробовали оказать им ответную услугу...»8.
Если полемика с Арнольдом подталкивала Твена к размышлениям над социальной сущностью человека, то «История европейской морали» У. Лекки дала эти размышлениям конкретную историческую основу. Чтение фундаментальных трудов Лекки, посвященных основа классической и средневековой цивилизаций, добавило новое измерение идеям Твена, одновременно снабжая писателя конкретными фактами истории9.
Вместе с тем, именно книги, дающие представление об истории и культуре различных эпох, стали для писателя той почвой, на которой возрос его пессимизм. История открывалась Твену, человеку чрезвычайно впечатлительному и эмоциональному, как бесконечная череда преступлений и низостей. В период написания романа Твен много времени уделяет литературе, чтение которой могло бы удовлетворить его ненасытный интерес к вопросам истории западной культуры, морали, государства и права. Его интересовали нравы, обычаи, традиции различных исторических эпох. Несмотря на то, что книга «Янки при дворе короля Артура» формально посвящена английскому средневековью, писатель не ограничивался при выборе источников работами только об Англии. Он свободно включал в повествование факты из французской и итальянской истории, обращался к прошлому свой родной страны10.
Удручающие факты из жизни человечества могли быть объяснены лишь одним — непреодолимой порочностью человеческой природы. Идеи детерминизма идеи все в большей степени овладевали писателем.
Труд У. Лекки «История европейской морали от Августа до Карла Великого», как уже отмечалось, оказал значительное влияние на ту концепцию истории, которую писатель реализовал в романе «Янки при дворе короля Артура». Особенно это влияние заметно в том, как трактует Твен роль христианской культуры и церкви в развитие мировой цивилизации.
Согласно представлениям Твена, Средние века были эпохой безграничной власти над индивидуумом феодалов и церкви, причем церковь предопределяла феодальный строй, властвуя еще и над душами людей. Герой романа, подобно своему создателю, также во всех отрицательных сторонах жизни VI века видит «влияние могущественной и страшной римско-католической церкви» (6, 355). При этом писателя мало волнует, что христианство начало прививаться в Англии лишь в 597 году с прибытием Св. Августина, а до разделения единой христианской церкви оставалось еще три столетия. Король Артур в книге Т. Мэлори «Смерть Артура», послужившей отправным пунктом для написания «Янки», был христианским королем, и для Твена этого было достаточно, чтобы изобразить подвластное полулегендарному монарху государство утопающем в грязи и жестокости. Применяя выражение «римско-католическая церковь», Твен преследовал соображение цензурного характера. В протестантской стране выпады в адрес католицизма вряд ли могли быть восприняты отрицательно. На самом деле, Твен говорил о христианской церкви вообще, и даже, шире, — о христианстве как таковом. «За какие-нибудь два-три столетия она (церковь — Д.П.) превратила нацию людей в нацию червей, — говорит главный герой. — До того как церковь утвердила свою власть над миром, люди были людьми, высоко носили головы, обладали человеческим достоинством, силой духа и любовью к независимости; величия и высокого положения они добивались своими заслугами, а не происхождением». Именно церковь изобрела «божественное право королей», именно она «проповедовала (простонародью) смирение, послушание начальству, прелесть самопожертвования; она проповедовала (простонародью) непротивление злу; проповедовала (простонародью, одному только простонародью) терпение, нищету духа, покорность угнетателям; она ввела наследственные должности и титулы и научила все христианское население земли поклоняться им и почитать их» (6, 355—356) (там же). Подобные пассажи — лейтмотивы романа. Нечистоплотность, бессознательная жестокость, слабость уму и духа выступают в книге неизменными спутниками христианской церкви.
Вместе с тем, как следует из приведенного выше отрывка, Твен противопоставляет христианскую эпоху античности. Наступление «темных» веков христианства воспринимается им как событие регрессивного характера. Это один из поворотных моментов мировой истории, перечеркнувший многие гуманистические и социальные завоевания древнего мира.
Один из ключевых пассажей Лекки, отмеченный Твеном на полях его книги, столь важен для понимания «Янки», что заслуживает детального цитирования. В этом фрагменте Лекки непосредственно противопоставляет христианство языческой античности: «В духе почтения, в лояльности, в корпоративности они (Средние века — Д.П.) превосходят самые благородные века языческой древности. С другой стороны, они стоят неизмеримо ниже лучших языческих цивилизаций в области гражданских и патриотических достоинств, в любви к свободе, в достоинстве и красоте человеческих характеров, которые были ими сформированы. Средние века сполна познали анархию, несправедливость, войны; поэтому средневековье должно быть помещено в плане всех интеллектуальных достоинств ниже, чем любой другой период в истории человечества. Безграничная нетерпимость к любому инакомыслию сочеталась с безграничной терпимостью ко всякого рода неправде, фальши. Повиновение, преподносимая как достоинство, авторитарность, смертельная вялость в которую был погружен человеческий разум, на несколько веков парализовавшая его активность, были впоследствии разрушены свободомыслием, которым сопровождалось возвышение промышленных республик Италии. Немного нашлось бы людей, за исключением священников и монахов, которые не предпочли бы жить в лучшие дни Афинской или Римской Республики, а не в одном из тех периодов, которые протекали между эпохой наступления христианства и четырнадцатым столетием»11.
Далее Лекки рассматривает то, как взаимосвязаны христианские добродетели и рабство. Историк указывает на то, что «великодушие, самоуверенность, достоинство, независимость и... величие личности составляют римский идеал совершенства», тогда как «смирение, повиновение, мягкость, терпение, покорность — главные достоинства христианского характера». Вместе с тем, Лекки отмечает, что именно христианство «наделило достоинством класс рабов». Напротив этих строк Твен пишет на полях: «христианство не возвышало раба, но низводило условия существования человека до рабского уровня»12.
Таким образом, влияние Лекки на пафос «Янки» было весьма глубоко. Можно сказать, что Твен попытался художественными средствами реализовать концепцию истории Лекки. В «Янки» мы видим, восходящую к Лекки, интерпретацию Западной истории как борьбы Римской церкви против светского государства, религия против науки, институтов рабство против свободы, повиновения против независимости.
Подобно многим мыслителям XVIII—XIX столетий и Твен и Лекки, в той или иной мере, воспринимали Грецию и Рим как Золотой век человечества, который был разрушен, в конце концов, варварами и христианством13. Кардинальные перемены в сознание людей произошли, в соответствии с этой концепцией, лишь в XVIII веке под влиянием научной мысли. Темные века, по мнению писателя, были «разрывом в непрерывности» победоносного шествия истории, тем, что Твен назвал «моральной и умственной полуночью», от которого человек пробудился лишь в эпоху Просвещение, за которым последовало великое XIX столетие, почти полностью ответственное «за все то, что мы называем цивилизацией»14. Именно поэтому, в отличие от Лекки, в романе «Янки при дворе короля Артура» писатель противопоставляет «темные века» не языческой античности, а XIX столетию.
Таким образом, наступление веков христианства рассматривается как поворотный момент истории западного мира. Следует отметить, что в представлении Твена того периода, существовала еще одна ось истории — Французская буржуазная революция. Янки на протяжении действия романа неоднократно вспоминает о ней. Он славит «навеки памятную» Французскую революцию, которая «одной кровавой волной смыла тысячелетие мерзостей и взыскала древний долг — полкапли крови за каждую бочку её» (6, 593).
Подтверждение того, что для Твена французская революция являлась ключевым событием мировой истории, мы находим и в письме писателя к Хоуэлсу от 22 сентября 1889. «Если не считать 4 июля и того, что за ним последовало, — пишет Твен, — это было самым замечательным и самым великим событием за всю историю земли. И ее благотворные последствия далеко не исчерпаны и будут сказываться еще очень и очень долго» (12, 603).
Следует отметить, что в своей трактовке Французской революции Твен расходится с мнениями многих из тех историков, на которых он опирался. Так, к примеру, Маколей видел во Французской революции лишь вспышку анархии, приведшую к крушению нравственных основ общества. Для писателя же, это было событие, положившее начало новой цивилизации свободных и независимых людей. «Свободе людей — белых людей — если быть справедливым, в этом году исполняется сто лет, — писал Твен в 1889 году в одном из неопубликованных предисловий к роману. — То, что называлось свободой в любом из предшествующих столетий мировой истории нельзя брать в расчет с точки зрения разума»15. В своей интерпретации событий Французской революции Твен следует Карлейлю, уподоблявшего ее очистительному пламени, в котором был сожжен «прогнивший феодализм»16.
Вместе с тем, как уже отмечалось ранее, данное произведение внутренне полифонично. Твен словно бы спорит сам с собой. Книга «Янки при дворе короля Артура» художественными средствами развенчивает саму идею революционного преобразования мира, а так же ставит под сомнение те «благотворные последствия» французской революции, о которых писал в письме к другу Твен. Кроме того, анализ текста романа, а также его сопоставление с более поздними произведениями Твена заставляют предположить, что у писателя именно в процессе работы над «Янки» поколебалось представление относительно прямолинейной схемы развития цивилизации, в соответствии с которой, история есть постоянное движение человечества по пути все большего прогресса нравственной и материальной культуры. Вместе с писателем в просветительской концепции прогресса начинает сомневаться и его герой. Его взгляд на сущность прогресса оказывается уже реальности, окружающий мир не вписывается в представление Янки о нем. Так, героя ставят в тупик «некоторые случаи, доказывающие, что не все попы были мошенниками и себялюбцами и что многие из них... бесхитростно и набожно старались облегчить страдания и горести людей» (6, 522). «Это меня очень огорчало, — признается Янки, — но я не мог ничего изменить и потому мало над этим задумывался; я не имею обыкновения размышлять о вещах, которые не в силах изменить» (там же). Хваленый «здравый смысл» и прагматизм Янки оборачиваются здесь своей обратной стороной: ограниченностью и неспособностью к самостоятельному мышлению.
В свете влияния на Твена таких историков, как Лекки, Маколей и Карлейль, ошибочно рассматривать «Янки», как это делали многие критики, просто как сатиру на англичан и викторианскую Англию, или как скрытую сатиру на технократическую цивилизацию и социальную несправедливость вообще, или даже просто как реалистическую оценку образа жизни, прославленного Скоттом и Теннисоном. По словам Р. Саломона, «Янки» — это интерпретация западной истории со времен падения Рима, описанная в узнаваемых образах противопоставленных цивилизаций»17.
Переехав в Хартфорд, Твен оказался под влиянием гарвардской научной мысли, что, безусловно, нашло свое отражение в романе о Янки, герое, стремящемся усовершенствовать средневековое общество посредством современных технологий.
Твен читает книги по астрономии, медицине, биологии, социологии, геологии, географии. Теории позитивистского толка оказывают на Твена заметное влияние. Писатель, исповедующий культ разума, был прельщен их ясностью, четкостью. Чуждые всякой метафизики, труды, «основанные на фактах», казалось, давали ответы на «вечные» вопросы человечества.
В Хартфорде Твен знакомится с теориями Ч. Дарвина и Г. Спенсера. Сохранилось, издание книги Дарвина «Происхождение человека и половой отбор» с ремарками Твена на полях. Именно по этим ремаркам мы и можем судить о близости идей Г. Спенсера Марку Твену периода написания «Янки при дворе короля Артура», так как книги самого философа в библиотеке Марка Твена отсутствуют18. Известно, однако, что Твен был знаком с такими последователями идей Спенсера в США как Д. Фиск и У.Г. Самнер.
Спенсер разрабатывал утилитаристскую нравственную философию, в соответствии с которой нравственным и разумным является то, что полезно индивиду. То есть, социальное поведение человека было предопределено его эгоистическими устремлениями. Философ считал, что конечной целью цивилизации является счастье индивида и максимальное развитие его способностей, а отнюдь не абстрактное общественное благо. Спенсеровская утилитаристская доктрина приобрела в Америке особую популярность, отвечая запросам, стремительно развивающейся, в индустриальном и капиталистическом отношениях, страны. Писателя привлекало в этой концепции повышенное внимание к отдельной конкретной личности, ее счастью и благополучию. Спенсеровский утилитаризм, лишенный какого бы то ни было оттенка демагогии и метафизики, предлагал понятные и практичные цели, по пути достижения которых и должна двигаться цивилизация. Твен был настолько увлечен философией Спенсера, что собирался издать его труды в США.
Особый интерес вызвала у Марка Твена спенсеровская теория всеобщей эволюции, изложенная философом в книге «Социальная статика» (1850). В ней мыслитель утверждал, что «происходящие повсюду явления представляют из себя части общего процесса эволюции»19. Этому процессу подчинены и социальные явления. История, по Спенсеру, есть эволюция человеческого общества от простых форм к сложным, причем эти последние обеспечивают индивиду все больший комфорт существования.
Спенсер выделяет два типа социальных обществ: воинственное и промышленное. Первое существует за счет войн и отличается сильной централизацией власти, «принудительной кооперацией», жесткой иерархической структурой, где «всякий человек есть раб тех, кто выше его, и деспот над теми, кто ниже его»20. В подобном обществе человек несвободен, так как является, прежде всего, частью государственной машины. Однако в результате естественной эволюции и прогресса средств производства, такое общество постепенно перерождается в индустриальное. При этом меняются основные ценности: на смену психологии дисциплины и послушания приходит осознание свободы, как высшей ценности. Именно поэтому особое внимание в индустриальном обществе уделяется воспитанию граждан. К первому типу обществ Спенсер относит феодальное, ко второму — капиталистическое. Причем современный этап развития капитализма виделся философу переходным этапом к еще более совершенному общественному устройству, в котором не будет ни войн, ни насилия. Вся энергия этого общества будущего будет направляться на формирования внутренне свободного индивида и условий, необходимых для как можно более полной реализации его творческих возможностей21.
Несмотря на то, что Твена привлекала идея единства социальных и биологических законов тем, что она подводила естественнонаучную основу под концепцию прогрессивного движения истории, она не могла удовлетворить Твена, так как снимала моральную ответственность с человека перед лицом истории. Кроме того, Твен отнюдь не был убежден в том, что более сложные социальные формы являются и более совершенными. Не случайно, золотым веком Америки, Твену представлялся доиндустриальный этап ее развития, а любовь писателя к нравам «фронтира» свидетельствует о его негативном отношении к развитым формам государственности.
В романе «Янки при дворе короля Артура» Твен попытался осуществить синтез спенсеровской теории с просветительской концепцией прогресса. Писатель заставляет своего героя форсировать общественную эволюцию путем просвещения народа и превращения феодального общества времен короля Артура в индустриальное.
Примечания
1. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 96.
2. Цит. по: Ibidem, p. 97.
3. Цит. по: Ibidem, p. 97.
4. Hoben John B. «Mark Twain's A Connecticut Yankee: A Genetic Study», American Literature № 18. — 1946, p. 209.
5. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 115.
6. Цит. по: Ibidem, p. 116.
7. Carter E. Op. cit., p. 195.
8. Ibidem, p. 195.
9. Так, например, детали обращения с бедняками Твен нашел в «Истории Англии 18 столетия» (1887—88) У. Лекки, в книге Чарльза Бола в «Рабство в США» и Дж. Кеннана (стр. 122) «Рабский труд при царе» в журнале «Столетие» (1887—88).
10. Факты из истории Англии и Франции Твен брал из «Краткой истории английского народа» (1875 г.) и «Истории английского народа» (в четырех томах, 1883 г.) Дж.Р. Грина, а также из книги высоко ценимого им писателя и историка Карлейля «Французская революция» (в двух томах, 1856 г.). Кроме того, писатель использовал «Мемуарами» Дж. Казановы (в десяти томах, 1833—37 гг.), книги Дж.А. Фрейда, Ф. Баррета, И.А. Тэна по истории и философии. Сведения о нравах, обычаях аристократии и королевского двора писатель почерпнул у Сен-Симона в его трехтомных «Мемуарах герцога Сен-Симона о правлении Людовика XTV». Из «Истории европейских нравов» (в двух томах, 1874 г.) и «Истории Англии восемнадцатого века» (в восьми томах, 1887—90 г.) У.Э. Лекки Твен заимствовал сведения об обычаях, манерах, одежде представителей разных сословий. К Лекки восходит и рассказ о святом источнике, а также описание жизни отшельников. Сведения о средневековых законах и наказаниях Твен, как и во время работы над «Принцем и нищим», почерпнул в книге доктора Дж. Трамбула «Подлинные Синие законы Коннектикута и Нью-Хейвена и поддельные Синие законы, придуманные достопочтенным Сэмюелом Питерсом» (1876 г.), а о рабстве — в автобиографической книге Ч. Боулла «Пятьдесят лет в цепях или жизнь американского раба» (1860 г.). Почти все эти труды были в собственной библиотеке Марка Твена, и писатель имел возможность обращаться к ним систематически.
11. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 99.
12. Цит. по: Ibidem, p. 98.
13. Неприятие христианства роднит Твена и с Ф. Ницше, который писал: «Христианство погубило жатву античной культуры, позднее оно погубило жатву культуры ислама» (Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Ванер; Антихрист; Ecce Homo. — Минск., 1997, с. 367). Причины, по которым они столь отрицательно относились к христианству, также, во многом, схожи. И тот и другой видели в нем воплощение рабской психологии, причину и следствие извращения естественного и здорового нравственного чувства.
14. Salomon R.B. Op. cit., p. 101.
15. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 26.
16. См.: Gooch G.P. History and Historians in the Nineteenth Century. — London: Longmans, Green and Co. Ltd., 1928, p. 326.
17. Цит. по: Gooch G.P. Op. cit., p. 102.
18. См.: Camfield G. Sentimental Twain: Samuel Clemens in the Maze of Moral Philosophy. — Philadelphia:Univ. of Pennsylvania Press, 1994, p. 137.
19. Осипова E. Социология Герберта Спенсера. — М., 1995, с. 16.
20. Цит. по: Осипова Е. Указ. соч., с. 25.
21. Цит. по: Там же, с. 26.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
