Современная теория перевода в качестве отправной точки исходит из того, что перевод, как и язык, является средством общения. Отсюда название — коммуникативная модель перевода. Существует немало теорий перевода, отражающих те или иные его особенности как акта межъязыковой коммуникации. Среди них — одна из наиболее разработанных — предлагается в трудах немецких ученых О. Каде и А. Нойберта. Своим развитием в отечественной лингвистике коммуникативная теория во многом обязана исследованиям ученых В.Н. Комиссарова и А.Д. Швейцера. Их вклад в современное понимание переводческого процесса и разработку методических материалов трудно переоценить. В лингвистической литературе для обозначения коммуникативного намерения отправителя используется термин «языковая функция». Выделяется шесть соответствующих функций [Бреус 2001: 7—8]:
— денотативная; дается описание денотата, т. е. отображаемого в языке сегмента объективного мира;
— экспрессивная; установка делается на выражении отношения отправителя к порождаемому тексту;
— контактноустановительная, или фатическая; установка на канал связи;
— металингвистическая; анализируется язык, используемый в общении;
— волеизъявительная, передаются предписания и команды;
— поэтическая; делается установка на языковые стилистические средства.
Перевод считается тождественным, или эквивалентным, в том случае, если реакция иноязычного получателя соответствует реакции получателя сообщения на исходном языке.
Применительно к денотативной функции это означает понимание иноязычным получателем заложенной в тексте сообщения информации об окружающем мире.
При передаче экспрессивной функции, отражающей отношение отправителя к тексту, задача переводчика состоит в том, чтобы сохранить экспрессивный эффект оригинала. При этом следует учитывать, что внешне однотипные стилистические средства подлинника и языка перевода могут не совпадать по степени экспрессивности. Переводчик должен иметь это в виду и в случае необходимости заменять их другими. Так, например, в анализируемых текстах:
| Me and old Mack Lonsbury, we got out of that Little Hide-and-Seek gold mine affair with about $40,000 apiece. (букв. old — старик, with about $40,000 apiece — с 40,000 $ на каждого) («The Ransom of mask», О. Генри) | Я и старикашка Мак Лонсбери, мы вышли из этой игры в прятки с маленькой золотоносной жилой, заработав по сорок тысяч долларов на брата. (перев. М. Урнова) |
В данном примере экспрессивность оригинала и перевода не совпадают. Во вторичном тексте мы видим более сильный экспрессивный эффект за счет уменьшительных форм слова и разговорной лексики, причем в толковых словарях русского языка лексема «старикашка» маркирована пометой «уничижительное», аналогичный компонент в оригинале отсутствует и, следовательно, данная лексема в русском тексте в сочетании с собственным именем сигнализирует лишь о вторичности текста и наличии в первичном тексте социальных или национальных стереотипов.
| I found no voice to speak. (букв. у меня не было голоса говорить) («My Financial Career», С. Ликок) | Внезапно я почувствовал, что не могу выдавить из себя ни одного слова. (перев. Д. Лившиц) |
И в данном случае вторичный текст более экспрессивен, что передается при помощи усиления, интенсификации глагольного словосочетания.
| Well, now, Demonio must be a clam! What did he bring it for? («Getting the Thread of It», С. Ликок) | Гм! Так этот Демонио, должно быть, круглый идиот! Зачем же ему было самому приносить письмо? (перев. Д. Лившиц) |
В данном примере мы видим использование в первичном тексте обычной разговорной лексики, которая передается во вторичном тексте более экспрессивными словами, «круглый идиот» в толковом словаре имеет помету разг. бран.
| I tried him with mild jokes, then with severe ones; I dosed him with bad jokes and riddled him with good ones; I fired old stale jokes into him, and peppered him fore and aft with red-hot new ones; I warmed up to my work, and assaulted him on the right and left, in front and behind; I fumed and sweated and charged and ranted till I was hoarse and sick and frantic and furious; but I never moved him once — I never started a smile or a tear! («How the Author was Sold in Newark», М. Твен) | Сначала я пустил в ход анекдоты полегче, потом потяжелее; я осыпал его плохими анекдотами и просто изрешетил хорошими; я выстреливал в него старыми, бородатыми анекдотами и, не жалея перца, посыпал его с носа и с кормы новыми, с пыла горячими; я вошел в раж и старался в поте лица, до хрипоты, до тех пор, пока в горле не начало саднить, до бешенства, до ярости, — но ни разу не прошиб старика, не добился ни слезы, ни улыбки. (перев. Н. Дарузес) |
Здесь мы видим весьма удачное использование разнообразных взаимодействующих лексических, стилистических и фразеологических средств для создания экспрессивной окраски.
Из данных примеров следует вывод: передача экспрессивной функции оказывается важнее, чем сохранение значения отдельных слов. Тем не менее, предлагаемый перевод полностью обоснован, так как здесь доминирующую роль играет установка на юмористический эффект. Она отодвигает на задний план денотативную функцию и диктует выбор языковых средств в процессе перевода.
Несколько иные проблемы возникают при передаче фатической (контактно-установительной) функции, связанной с установкой на поддержание контакта между участниками коммуникативного акта. Наглядным видом использования фатической функции, как известно, является обмен приветствиями при встрече знакомых друг другу людей. Произнося слова приветствия или обмениваясь несколькими общими фразами, они тем самым дают друг другу понять, что канал общения между ними открыт и может быть использован для передачи более важной информации.
Аналогичную функцию выполняет так называемая «вербальная пауза», набор речевых сигналов в виде ничего не значащих слов или просто звука «м-м-м», свидетельствующих о том, что отправитель не знает, как лучше сформулировать свою мысль, и просит получателя не торопиться с использованием канала общения. Со своей стороны получатель может давать знать, что сообщение интересует его, и он продолжает слушать.
Эти сигналы реализуются по-разному в каждом языке (ср. русское Так вот... Да... Неужели? Интересно... и английское Well... I see... Is that so? Oh, yes!).
| Well, says he, looking at me close, speak up. («Modern Rural Sports», О. Генри) | Ну, рассказывайте, чего вы хотите. (перев. К. Чуковского) |
| «In Colorado, I see», said I. («The Man Higher Up», О. Генри) | Ах, это в Колорадо, — сказал я. (перев. К. Чуковского) |
| «Well, I think I...» Then the people say, «Oh, must you go now? Surely it's early yet!» («The Awful Fate of Melpomenus Jones», С. Ликок) | — Вот что... По-моему, мне...
Тогда хозяева говорят: — Ах, что вы! Неужели вам уже надо идти? Ведь еще так рано! (перев. Д. Лившиц) |
В данных примерах мы видим использование, как в первичном, так и во вторичном тексте экспрессивных частиц и междометий, которые служат для усиления других слов или групп слов и располагают к общению. Экспрессивные единицы служат емким и экономным языковым средством объективации многообразных проявлений действительности и состояний человека.
А.Д. Швейцер также отмечает случаи использования высказываний, выступающих одновременно в денотативной и фатической функциях [Швейцер 1999].
Наконец, поэтическая функция, в которой упор делается на самой форме речевого высказывания, также часто выражается средствами, не воспроизводимыми в переводе. Такая проблема возникает, например, при передаче каламбуров. Поиск их соответствия в переводящем языке бывает связан со значительными модификациями значения английских слов.
| When the White House was burned in Virginia City, I lost my home, my happiness, my constitution, and my trunk. («Curing A Cold», М. Твен) | Когда в Вирджиния-Сити сгорела гостиница «Белый Дом», я лишился крова, радости, здоровья и чемодана. (перев. Н. Дехтяревой) |
В данном примере для создания комического эффекта используется сочетание несочетаемых понятий.
Для передачи поэтической функции также используются различные стилистические приемы, например, прием необычные сравнения:
| The bitters started off like sweetbreads-on-toast at a vegetarian dinner. («Jeff Peters as a Personal Magnet», О. Генри) | Настойка разбиралась так шибко, как мясные бутерброды на вегетарианском обеде. (перев. К. Чуковского) |
Для достижения адекватного коммуникативного эффекта переводчик наряду с передачей языковых функций должен учитывать, что получатели текстов на исходном и переводящем языках являются носителями разных культур. По причине различий в мировоззрении, фоновых знаниях, представлениях и поведенческих нормах их восприятие одного и того же текста может быть не одинаковым. А если содержание исходного и конечного текстов воспринимается по-разному, то перевод как двуязычный коммуникативный акт не достигает своей цели.
Наиболее разработанным методом изучения переводческого процесса является создание теоретических моделей перевода и описание различных видов преобразований (трансформаций), с помощью которых возможен переход от отрезка текста оригинала к отрезку текста перевода. Модель перевода — это условное изображение процедуры осуществления процесса перевода, основанная на попытке распространить на перевод некоторые общие постулаты языкознания и психологии [Комиссаров 2002: 131].
Отношение между отрезком оригинала и соответствующим отрезком перевода можно представить как преобразование (трансформацию) первого во второй по определенным правилам. Подобные переводческие трансформации могут рассматриваться как приемы перевода, которые переводчик использует для преодоления типичных трудностей [Комиссаров 2002].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
