Следующее произведение Твена о Юге вообще и о рабстве в частности было гораздо слабее «Приключений Гекльберри Финна». Но и оно насыщено тонкими и глубокими наблюдениями, касающимися самого характера притеснения негров «высшей» белой расой и последствий этого притеснения. Тот факт, что Твен обратился к такой теме, создавая художественное произведение в начале 90-х годов, уже сам по себе много значит. Джордж Кейбл в романе «Джон Марш, южанин», опубликованном в 1894 году, карикатурно изобразил негров, хотя в его же романе «Градиссимес», написанном десятью годами раньше, выведен героический образ «Брас-Купа». Уильям Дин Хоуэлс посвятил свой роман «Властный долг» (1893) трагической судьбе девушки окторонки, на которой хочет жениться белый. Кейбл и Хоуэлс не касались в этих произведениях ни истории негритянского народа, ни угнетения рабов. Скажем больше: в тот период поток антинегритянской литературы, «подчеркивающей, следуя общепринятым нормам, отличие негров от англосаксонской расы с целью восхваления последней», заполнял книжный рынок Америки. На фоне этой расистской литературной продукции «Простофиля Вильсон» Марка Твена, хотя и не лишенный недостатков, представлял собой редкое и радостное исключение. В некоторых отношениях он даже более резко, чем остальные произведения Твена, отражает лютую ненависть автора к идеологии рабовладельческого общества.
Повесть начинается великолепным сатирическим изображением почетных жителей Пристани Доусона — городка в штате Миссури, где развертывается действие. С первых же страниц мы видим, как рабовладельческая идеология порождает в демократическом обществе аристократические, феодальные традиции. «Быть джентльменом, джентльменом в полном смысле слова, казалось ему самым главным в жизни, и этому своему кредо он никогда не изменял», — резюмирует Твен по поводу философии «первого гражданина» города. Для «джентльмена» законы чести стояли на первом месте, пишет далее Твен, «эти законы требовали от него кое-каких поступков, которые его религия, возможно, и запрещала, — но в таких случаях уступать обязана была религия, ибо законы чести не подлежали смягчению ни ради религии, ни ради чего бы то ни было на свете». Не удивительно, что подобные «джентльмены», пишет Твен, следуя столь аристократическому кодексу, без колебаний разбивали семьи невольников, продавая поодиночке отцов, матерей и детей в низовья реки. Когда «джентльмен» Перси Дрисколл согласился, уступая мольбам своих рабов, продать их не в «низовья реки», а поближе, он был настолько поражен собственным великодушием, что «в тот же вечер он занес весь этот эпизод в свой дневник, дабы сын его, когда вырастет, прочел эту запись и она вдохновила бы его на великодушные, гуманные поступки». Ему и в голову не приходит, иронически подчеркивает Твен, что, сделав людей своими рабами, он вообще лишил себя права претендовать на какую бы то ни было «человечность».
Подобно тому как невольник Джим стал подлинным героем «Приключений Гекльберри Финна», так и рабыня Рокси заняла место главной героини в повести «Простофиля Вильсон». Генри Сейдл Кенби1 утверждает даже, что Рокси — «единственная живая женщина во всех его [Твена] книгах».
Твен дает следующий портрет этой женщины:
«Рокси была совершенно светлокожая, рослая, пышнотелая, с величавой осанкой и исполненными благородной, царственной грации движениями. У нее были блестящие карие глаза, здоровый, яркий румянец во всю щеку и копна мягких шелковистых волос каштанового цвета, которые, правда, скрывал сейчас туго повязанный на голове клетчатый платок. Лицо было выразительно и говорило о решительном характере, черты его были правильны, миловидны и даже красивы. Среди своих соплеменников она держалась свободно и независимо, пожалуй, несколько вызывающе; но при белых вела себя тише воды, ниже травы».
Но мягкой и покорной, как узнаем мы дальше, она только казалась. Рокси готова сразиться со всей системой угнетения, лишь бы спасти своего младенца от позора рабства. В образе Джима Твен показал героизм и человечность, присущие негру, в образе Рокси, как и в Рэчел из «Правдивой истории», — несокрушимую силу воли негритянки.
Сюжет повести строится на подмене белого младенца негритенком. Мастерски используя этот сюжет, Твен разоблачает лживый миф о расовом превосходстве белых. У Роксаны (Рокси) и у жены ее хозяина родились сыновья в один и тот же день, 1 февраля 1830 года. «Роксане было двадцать лет. В тот же самый день Роксана была уже на ногах и хлопотала, ухаживая за обоими младенцами». Так Твен показывает бесчеловечную жестокость к рабыне, которой не дают отдохнуть даже в день родов: она должна трудиться, чтобы белая женщина отдыхала. Но через неделю белая мать белого ребенка умирает, и мальчики остаются на попечении Рокси.
Твен высмеивает явную нелепость рабовладельческой доктрины, оправдывающей обращение в рабство любого человека, у которого имеется хоть малейшая примесь негритянской крови. Она была негритянкой только на одну шестнадцатую часть, и обнаружить эту шестнадцатую не представлялось возможным.
«По существу Рокси ничем не отличалась от белых, но одна шестнадцатая часть, то есть негритянская часть, перетянула остальные пятнадцать шестнадцатых и сделала ее негритянкой. Она была рабыней и в качестве таковой подлежала купле-продаже. Что касалось ее ребенка, то он был белым на тридцать одну тридцать вторых, но именно из-за ничтожной одной тридцать второй части считался, по нелепости закона и местных обычаев, негром и посему — тоже рабом».
Ребенок Рокси и ребенок хозяина были так похожи друг на друга, что их можно было различить только по одежде: хозяйский малыш носил «платьице из мягкого муслина с кружевными оборками и коралловое ожерелье на шейке», а сын Рокси — «только простую рубашонку из сурового домотканного полотна, еле доходившую до колен, и никаких украшений на нем не было».
Неожиданно для себя Рокси начинает осознавать, что когда-нибудь ее ребенка могут продать в низовья реки. Глядя на спящего белого младенца, Рокси восклицает:
«В чем провинился мой сыночек, что он лишен твоего счастья? Ведь он же никому ничего плохого не сделал! К тебе бог милостив, а к нему нет. Почему? Тебя никто не посмеет продать в низовья реки! Ох, ненавижу я твоего папашу, бессердечный он, а пуще всего бессердечный к неграм! Так бы и убила проклятого!
А убить-то придется тебя, моего ребеночка! Его убивать что пользы? Тебя, крошку мою, это не спасет! Продадут мою крошку в низовья реки, и дело с концом! Значит, такая уж судьба у твоей бедной мамы — убить тебя ради твоего же спасения! Мама должна убить тебя, да как рука на это подымется? Нет, нет, не плачь, мама не бросит тебя, мама уйдет с тобой вместе, убьет себя тоже. Уйдем отсюда, мой сыночек, утопимся вместе и забудем все земные горести! Там-то уж, верно, никто не продает бедных негров в низовья реки».
Наряжая своего младенца, чтобы он произвел хорошее впечатление на ангелов и не показался им оборвышем, Рокси надевает на него платьице хозяйского ребенка, все в оборках и бантиках. Она не может отвести от мальчика глаз, пораженная его красотой, но еще больше — сходством с другим малышом. И вдруг она находит еще один выход из положения. Она надевает рубашонку своего младенца на хозяйского отпрыска и радуется, что ее ребенок спасен: «Теперь уж ни один человек на свете не сможет продать мое сокровище в низовья реки!» Глядя на маленького Дрисколла, спящего теперь в «некрашеной сосновой люльке» ее сына, она взволнованно шепчет: «Бог свидетель, болит у меня за тебя душа, малыш, но что делать-то, скажи? Твой папаша когда-нибудь все равно продал бы его в низовья реки, а я бы этого не пережила, просто бы не пережила, понимаешь?» Продолжая обдумывать положение, Рокси приходит к выводу, что она не совершает греха, ибо главный грех совершили еще раньше белые, обратившие в рабство негритянский народ.
Желая удостовериться, что обнаружить подмену нельзя, Рокси показывает обоих младенцев человеку, который, по ее мнению, проницательнее всех в городе и один способен что-то заподозрить! Это Простофиля Вильсон, которого все, кроме Рокси, считают глупцом. Опыт Рокси удался. Простофиля снял у младенцев отпечатки пальцев — он снимал их у всех в округе, — пометил их по своей обычной манере и, похвалив младенцев, чтобы доставить Рокси удовольствие, продолжал заниматься своим делом. После этого ребенок Рокси уже окончательно становится сыном хозяина, а сын хозяина — рабом. Даже отец не в состоянии узнать своего сына. Твен не жалеет иронии, изображая самоуверенную, ханжескую жестокость хозяина, безжалостно внушающего рабскую покорность собственному сыну, который, неведомо для него, прислуживает сыну рабыни.
Правда, по мере развития сюжета Твен как будто принимает пресловутую теорию «голоса крови», объясняя этим пороки сына Рокси, занявшего место маленького наследника. Но это не смягчает сильнейшего удара, который он нанес этическим построениям, оправдывавшим рабство. В конце книги Простофиля Вильсон разгадывает тайну Рокси и рассказывает в суде о подмене младенцев. Но даже это Твен использует с той целью, чтобы по-новому заклеймить рабство. Он показывает, как трудно настоящему Дрисколлу, который вырос рабом, отказаться от прежних привычек и почувствовать себя свободным человеком, хотя он и восстановлен в правах хозяина плантации. Рабовладельцы приучили его считать себя существом низшим — это преступление они совершили по отношению к множеству негров! Верх иронии — последняя страница повести. Сын Рокси признался, что это он совершил убийство, будучи хозяйским сыном, и его приговаривают к пожизненному тюремному заключению. Однако когда он вновь стал рабом, то есть ценным имуществом, кредиторы, недовольные приговором, подают жалобу. Все белое население города становится на их сторону. Твен пишет: «Все поддержали мысль, что, будь Том белым и свободным, его бесспорно следовало бы наказать, поскольку это не принесло бы никому убытка, но посадить за решетку на всю жизнь раба, представляющего денежную ценность, — это уж совсем другое дело!
Как только губернатор уразумел суть дела, он сразу же помиловал Тома и кредиторы продали его в низовья реки». Этим Твен еще раз подчеркивает, что в основе рабовладельческой системы лежит стремление к наживе. Юридические законы и идеологические теории, придуманные в защиту рабства, всего лишь средство оправдать накопление богатств за счет неоплаченного труда негритянского народа.
Примечания
1. Кенби Генри Сейдл (род. 1878) — американский литературовед. Ему, в частности, принадлежит книга о Марке Твене «Обратись к Западу, обратись к Востоку...» (1951).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
