Твен был художником, пребывавшим в постоянном творческом поиске. Освещение некоторых сторон политической «кухни» в общенациональном масштабе в «Позолоченном веке»; знакомство с нравами в «коридорах власти»; постоянный анализ текущих событий в стране; общение с широким кругом лиц, — все это было предметом его постоянного внимания, вносило новые коррективы в его оценки и, шире, мировидение. В его рассказах 1870-х гг. наряду с жизнерадостным юмором — серьезные социальные мотивы; таковы его новеллы: «Исправленный катехизис», «Разнузданность печати», «Письма с Сандвичевых островов», «Плимутский камень и отцы пилигримы» и др. Одновременно Твен, художник большой искренности и совестливости, начинал критически оценивать и свое творчество, свое положение в обществе.
Он был богат, слава его росла, но, видимо, респектабельная жизнь в Хартфорде, своеобразная роль «пленника» в стане богачей вызывала у него внутренний дискомфорт. У Твена проскальзывает недовольство по поводу того, что ему приходится заниматься, чтобы заработать деньги, «шутовством» во время лекционных турне. В разговорах с близкими людьми, в письмах проскальзывают ностальгические ноты, тоска по прежней вольной жизни, по детству, по лоцманству на Миссисипи. Наверно, эта скрытая боль и беспокойство объясняют появление мрачного, загадочного и неожиданного рассказа: «Кое-какие факты, проливающие свет на разгул преступности в штате Коннектикут» (1875 г.). В основе рассказа — фантастический сюжет. В доме героя, литератора, появляется отвратительный таинственный карлик, с которым у него происходит малоприятный разговор. Карлик напоминает герою о неблаговидных поступках, им совершенных: не помог бродяге; отказался прочитать рукопись начинающего автора и др. Выясняется, что карлик — это ни что иное, как Совесть героя. Карлик неутомим в перечислении огорчительных прегрешений героя: «каждая фраза его была осуждением и притом справедливым». Упреки карлика становятся непереносимы. Воспользовавшись удобным моментом, герой бросается на карлика, рвет на части и бросает «ошметки» в камин. Избавление от совести, которая «безвозвратно погибла», приносит герою радостное обретение желанной свободы.
Этот горький рассказ внутренне перекликается с «Портретом Дориана Грея» О. Уайльда, а отчасти и с «Шагреневой кожей» Бальзака. Не отразилась ли в нем в иносказательной форме драма Твена, писавшего некоторые вещи «в стол», признававшегося, что не может сказать «всей правды»?
Великая революция в Питкерне». С середины 70-х гг. Твен начинает серьезно размышлять над некоторыми глубинными вопросами, связанными с американской системой. При этом писатель вторгается в новую для себя сферу литературной утопии, а отчасти, антиутопии. Таков рассказ «Славная революция в Питкерне» (The Great Revolution in Pitcairn, 1879 г.). Писатель отталкивается от реального эпизода: экипаж взбунтовавшегося английского корабля «Баунти» высаживается на острове Питкерн в Тихом океане и основывает там своеобразную колонию. Перед нами один из вариантов робинзонады. И Твен проецирует в будущее ее дальнейшую судьбу. Долгое время жители острова пребывают в скромном патриархальном состоянии, пока на Питкерне не появляется американец Батериорт Стейвли, который и начинает высеивать семена раздоров и недовольства. С помощью ловких интриг и социальной демагогии, а также модного призыва к «объединению», он убеждает граждан острова в необходимости, сбросить английское «иго», хотя никто в этом не чувствует потребности. В итоге происходит «великая революция», на острове создается «свободное и независимое государство». Каковы же итоги? Во главе крошечного государства становится Батериорт I, император острова; начинаются «имперские реформы», в результате чего выращивается придворная знать, слой привилегированного чиновничества, титулованная аристократия, увеличивается армия. Страна разоряется. Этим пробует воспользоваться некий «социал-демократ», который неудачно пытается убить императора, «пырнув его пятнадцать или шестнадцать раз гарпуном, но, к счастью, с таким типично социал-демократическим умением бить мимо цели, что не причиняет ему никакого вреда». Возмущение народа Питкерна имеет своим результатом падение власти императора; последнего вместе с «социал-демократом» сначала осуждают на пожизненную каторгу, а потом заменяют на «пожизненное отлучение от церкви». Питкерн же возвращается к прежнему состоянию.
Здесь утопическая сюжетная схема носит характер притчи. Она служит Твену наглядной иллюстрацией его тезиса: ловкие «народолюбцы», революционеры и «реформаторы», обещая всеобщее благоденствие, лишь накладывают на людей новую узду.
«Удивительная республика Гондур». Вместе с тем, в американской демократической системе Твену также виделись изъяны: свидетельство того другой его рассказ, написанный в утопическом ключе: «Удивительная республика Гондур» (The curious republic Gondour, 1875 г.). Перед нами некое фантастическое государство, в котором подверглось трансформации всеобщее избирательное право «в чистом виде». В республике Гондур проведена реформа: в итоге которой каждый житель острова обладает правом голоса, как бы он не был беден и необразован, однако по мере роста образовательного статуса человек становился приобретателем двух, трех и даже четырех голосов. Те, кто владели крупным имуществом, также получают право на дополнительные голоса. Все это приводит к улучшению ситуации в стране, ибо власть оказывается в руках образованных, т. е. компетентных граждан, собственников. Конкурсные экзамены — неукоснительное условие при соискании любых государственных должностей. В республике Гондур есть и другие благодетельные новшества. Невежество и некомпетентность в правительстве искоренены. Делами государства «вершат ум и собственность». Кандидат на любую должность призван доказать не только свой профессионализм, но и безупречность нравственных качеств. Нечестным, сомнительным личностям возводятся неодолимые препоны.
Обе эти новеллы Твена прочитываются как притчи. Проецируя некоторые тенденции современности в будущее, Твен показывает их негативные результаты. Утопия превращается в антиутопию.
Долгое время эти два рассказа в «доперестроечном» твеноведении либо обходились молчанием, либо трактовались негативно как свидетельство «незрелости», «заблуждений» писателя. И это понятно. В послеоктябрьскую эпоху у нас всерьез воспринимался тезис о том, что «каждая кухарка может управлять государством». Торжествовал «классовый подход», мифологизировалось, приобретало некое достаточно абстрактное, но сакраментальное понятие: «народ». Люди «образованные», «интеллигенция» воспринимались с подозрением.
Между тем исторический опыт показал: тревоги Твена, откровенно выраженные в этих двух новеллах, были небезосновательны. XX столетие явило пример того, к каким пагубным результатам могут привести революции, насилие и навязанные сверху «благодетельные реформы». Оно также показало, что при невысоком уровне политической культуры, в условиях всеобщего избирательного права массы, подвергшиеся «зомбированию» с помощью аппарата пропаганды, так называемого «пиара» могут легально привести к власти то своекорыстных политиканов, то вождей тоталитарного типа.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |