В первоначальном предисловии к «Янки» Твен писал: «Моей целью было собрать вместе некоторые из наиболее одиозных законов, которые были распространены в христианских странах в пределах прошедших восьми или десяти столетий, и проиллюстрировать их фактами истории»1. Данная цитата подразумевает, что писатель не стремился к реалистическому изображению истории. Годы спустя и сам Твен утверждал, что в «Янки» он изобразил «не только Английскую жизнь времен Артура... Но и все средневековье»2.
Действие «Янки» формально происходит в VI веке, однако писателя не интересует историческая точность описанных им реалий, о чем он и предуведомляет читателей в предисловии к книге. Говоря о грубых законах и обычаях, описанных в ней, Твен не берется утверждать, что «все эти законы и обычаи существовали в Англии именно в шестом веке», однако полагает, что «раз они существовали в Англии и в других странах в более позднее время, то можно предположить, не опасаясь стать клеветником, что они существовали уже и в шестом веке» (6, 309). «У нас есть все основания считать, — продолжает он, — что если описанный здесь закон или обычай не существовал в те отдаленные времена, его с избытком заменял другой закон или обычай, еще более скверный» (там же). Таким образом, истинное время действия — средневековье вообще. Представление о его принципиальной неделимости, монолитности было заимствовано Твеном у просветителей. Писатель, остро ощущавший грань, разделяющую новое время и средние века, не придавал ценности событиям, — политическим, экономическим, культурным, — которые имели место в период средневековья. Связано это было с тем, что Марк Твен не видел в них следов «гуманистического» прогресса, в то время как отношение к человеку, самоценность индивидуума были для писателя тем мерилом ценности, которое определяло значение того или иного исторического события.
Марк Твен всегда смотрел на Средние века как на наиболее «темный», мрачный период истории человечества. Средневековье подается в романе как эпоха, в которую человек не осознавал собственной ценности, значимости вне своего социального положения, отождествлял с ним свою сущность. Но поскольку социальное положение было предопределено от рождения, человек переставал быть себе хозяином, творцом своей судьбы. Таким образом, средние века трактуются писателем как эпоха тотального рабства, физического и духовного.
Несмотря на то, что глубинная тема «Янки» — движение истории, это не исторический роман, в точном смысле этого слова. Действительно, даже по сравнению с «Принцем и пищим» «новый замысел диктовал писателю совершенно иную степень условности легендарно-исторического материала, о достоверном отображении реальной исторической эпохи речи вообще не было»3. Если Г.Н. Смит называл книгу «выражением твеновской философии истории, которую писатель использует в качество инструмента исследовании общества XIX в.»4, то А.И. Старцев, приходит к разделяемому нами, выводу, что «историзм в «Янки» совершенно условен», дает два определения жанра книги: «социально-фантастическая повесть» и «историко-фантастическая повесть»5. Подобные определения не противоречат друг другу, так как, несмотря на условность и фантастическую основу сюжета, «Янки», по нашему убеждению, — произведение именно об истории, однако Твеновский историзм в романе облекается в аллегорическую, притчевую форму. Писателя привлекают не столько факты, сколько смысл исторического процесса, его нравственная составляющая.
Сама выбранная Твеном новаторская жанровая форма органически соответствует художественному воплощению сложного философского замысла.
Задуманная как пародия на рыцарские и эпигонские романтические романы, книга превратилась в серьезное исследование истории Западного мира. Сквозь призму шестого века автор критически оценивает достижения века девятнадцатого, который считался апофеозом цивилизации. Таким образом, «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», по сути, представляет собой книгу-эксперимент, книгу-исследование. Цель написания романа о Янки: осмысление сущности истории, смысла ее движения и той роли, которую играет на «исторической арене» современная западная цивилизация, отождествляемая Твеном с культурой Америки. Писатель сводит в одну точку начало европейской истории и современный ее этап. Что представляет он собой — начало принципиально нового витка в развитии человечества или закат мировой цивилизации? — таков главный вопрос романа о Янки. Фантастическое перемещение героя во времени — историко-художественный прием, с помощью которого автор пытается понять: что же такое прогресс? Данный литературный ход дает Твену возможность фамильярного обращения с историей: автор, как и его герой, вмешивается в нее, переставляет все местами. Только лишенная ореола священной неприкосновенности, история может стать предметом гуманистической, «вневременной» оценки. Пиетет перед стариной, прошедшим, равно как и восторженное ослепление перед новейшими достижениями прогресса становятся объектом иронии Твена.
Как уже отмечалось, Твен задумывал свой роман как апологию демократии и технического прогресса. Однако к тому времени вера писателя в облагораживающую силу цивилизации уже пошатнулась. Именно поэтому идейный пласт романа словно бы двоится.
Как и в «Приключениям Гулливера» Дж. Свифта, в романе о Янки наблюдается постоянное перемещение точки зрения. Меняется и авторское отношение к главному герою. Иногда автор и герой идентичны, иногда кардинально расходятся друг с другом. Борьба идей, происходящая на страницах романа, отражена в раздвоенности личности Янки. Как путешественник-наблюдатель, идеолог, он — прямой представитель Твена. Но как литературный герой, со своими амбициями и проблемами, он дистанцирован от Твена. Как представитель Твена, он — защитник прогресса, как личность — трагическая жертва его иллюзий.
Главный герой, стопроцентный американец, полный сил наследник одряхлевшей культуры Старого Света, начинает строить цивилизацию XIX века в VI столетии. В своей преобразовательной деятельности он руководствуется некой идеальной, восходящей к представлениям американских просветителей, моделью мироустройства. Он абсолютно и априорно убежден в истинности своих представлений о том, какими должны быть государственное устройство, экономика, мораль. В значительной степени это и сам Марк Твен, человек, впитавший демократические традиции американского просвещения. Недаром Твен делает местом рождения своего героя Хартфорд — город в штате Коннектикут, в котором писатель провел немалую часть своей жизни. Исходя из этого, можно предположить, что образ Хэнка Моргана представляет собой своеобразную автопародию писателя, а крах, который потерпел Янки — это крах идей самого Твена о живительной силе культурного и технического прогресса. Твен критически оценивает все составляющие своего «раннего» мировоззрения, провоцирует их, заставляя расти на непривычной почве. Можно сказать, он испытывает свои идеи «на прочность».
Таким образом, на страницах своего романа Твен проводит эксперимент по превращению средневекового феодального общества в промышленное. Автора интересует: приведет ли материальный, технический прогресс к прогрессу моральному? В свете поставленной задачи выбор главного героя закономерен. В образе Янки Твен выводит новый тип индустриального рабочего, обладающего целым диапазоном современных технологических знаний и навыков.
«Я американец..., — характеризует себя герой. — Я янки из янки и, как подобает настоящему янки, человек практичный; до всякой чувствительности, говоря иначе — поэзии, я чужд. Отец мой был кузнец, мой дядя — ветеринар, и сам я в юности был и кузнецом и ветеринаром. Потом я поступил на оружейный завод и изучил мое теперешнее ремесло; изучил его в совершенстве: научился делать все — ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел сделать все, что только может понадобиться, любую вещь на свете» (6, 314).
Ханк Морган стремится осуществить промышленную революции в королевстве Артура и свергнуть феодальную тиранию, чтобы дать беднейшей и эксплуатируемой основной части населения Великобритании такие элементарные блага цивилизации как продовольствие, одежда, жилище и образование.
Янки превращает аграрную страну в урбанистическую, то есть в кратчайший срок сделал то, что американцы осуществляли на протяжении XIX века. Мэтью Арнольд обращает внимание в своей книге «Цивилизация Соединенных Штатов», что американцы трудолюбивы и выносливы, но обладают «укоренившейся невежественностью», они «интеллектуально посредственны и вульгарны»6. Янки, вероятно преднамеренно, был создан автором как воплощение «невежды». Кроме того, янки — типичный народный персонаж в американской юмористической литературе, который, традиционно, символизировал вызов английским ценностям. Таким образом, практичность Янки и недостаток у него эстетической чувства были узнаваемыми чертами распространенного образа американца. Марк Твен изобразил этот тип, например, в «Простаках за границей».
Однако недостаток эстетического чувства и некоторая грубоватость Янки не были в глазах Твена серьезными недостатками. Когда Говард Тейлор получил от Твена разрешение поставить «Янки» на сцене, писатель, прочитав сценарий, написал своей дочери: «пьеса охватила лишь одну сторону характера Янки — его грубой животное и шутовское начала; его доброе сердце и высокие устремления не учтены... Я сказал Тейлору, что он превратил природного джентльмена в низкого подлеца»7.
Вместе с тем, в образе Янки и его судьбе Твен воплотил свои худшие опасения, касающиеся жизненных ценностей Нового Света. Всесторонне исследуя Янки, типичного американца, Твен приходит к пессимистическим выводам относительно настоящего и будущего Америки. Сверхрациональность, тотальный прагматизм на фоне духовного оскудения общества — вот основные черты западной цивилизации новейшего времени, опасность которых Твен уловил одним из первых.
Деятельность Янки по преобразованию артуровского королевства на «разумных» и «гуманных» началах ведет к катастрофическим последствиям. Заветная мечта о построении общества на основе всеобщего равенства и справедливости всё в большей степени осознавалась Твеном как утопическая.
Первоначальный замысел романа подразумевал игровую и, следовательно, условную, природу будущей книги. Можно говорить о том, что, что хотя замысел трансформировался в процессе написания, структурное ядро «Янки» осталось неизменным: перед нами произведение фарсового характера, к тому же основанное не на реальных событиях истории, а на легендах о короле Артуре. Несмотря на то, что писатель со всей силой своего гнева критикует в книге жестокость и несправедливость средневекового феодального мироустройства, события романа разворачиваются в мифическом времени и пространстве. При анализе «Янки» можно говорить не только об осуждении автором реального средневековья как конкретного исторического этапа, но и о средневековье как культурологическом мифе, живущем в сознание человека.
Содержание романа «Янки при дворе короля Артура» гораздо шире, чем та концепция истории, которая в нем реализована. Автор не только сталкивает нравы, обычаи и мораль далеких друг от друга эпох, не только противопоставляет реалистическую поэтику поэтике романтической и средневековой, но и развертывает перед нами конфликт двух типов мышления, двух систем видения мира. Писатель противопоставляет рациональные способы познания мира мифотворчеству, практичность и здравый смысл — царству фантазии и иллюзий.
Попадая в королевство Артура, Янки оказывается единственным защитником здравого смысла. Жители средневековой Британии живут в «нереальном» мире по абсурдным законам. Подобно Дон-Кихоту они принимают свиней за заколдованных принцесс, хлев за замок людоеда, а фантастические и нелепые рассказы за чистую правду.
Таким образом, процесс познания превращается у жителей артуровского королевства в фантастический процесс, ведущий к искажению данных, полученных эмпирическим путем. Мир, в который попадает Янки, представляется ему абсурдным. Мифотворчество, как основная черта мышления жителей Камелота, ведет не только к тому, что жизнь превращается в своеобразную игру, развивающуюся по иррациональным законам, но и к пассивному принятию простыми британцами противоестественных социальных норм, которые их порабощают.
Во всех несправедливостях и жестокостях средневекового мира Янки винит именно иррациональность мышления, отсутствие здравого смысла у народа древней Британии. Именно поэтому, в своей реформаторской деятельности, Янки борется, в первую очередь, с предрассудками, суевериями, различного рода средневековыми «чудесами»; он стремится изгнать из жизни все фантастическое, преобразовать общество на началах разума. В этом он — выразитель авторских идей. Однако, как мы отмечали, роман о «Янки» — произведение «переходное», отразившее кризис прежних философских представлений писателя. Твен художественными средствами подвергает сомнению просветительскую идею относительно возможности построения общества, основанного исключительно на рациональных началах.
Таким образом, глубинная тема книги: дихотомия между иллюзией и эмпирическим восприятием, борьба разума, здравого смысла и мифотворческого сознания, фантазии.
Олицетворение этих двух начал — образы Янки и волшебника Мерлина. Своеобразный поединок, происходящий между ними на рыцарском турнире, — не просто борьба литературных героев, но конфликт между двумя различными образами жизни, двумя культурами со своими «идолами», «таинственная и страшная битва богов» (6, 582). «Весь народ знал, — говорит Янки, — что это будет поединок не между двумя обыкновенными людьми, а между двумя могущественными волшебниками, поединок не мышц — но разума, не человеческой силы — но сверхчеловеческого искусства, последняя битва за первенство двух великих чародеев своего века» (6, 582).
В поединке с рыцарями, защищенными чарами Мерлина, победа остается за Янки, на стороне которого разум и наука. «Странствующее рыцарство... погибло. Началось шествие цивилизации» — заявляет герой, разрушив «учреждение», олицетворяющее собой царство мифа и фантазии (6, 590). Однако эта победа иллюзорна. Здравый смысл, жизненная правда не выдерживают натиска со стороны сил фантазии. Сам того не замечая, Янки оказывается во власти грез. Стремясь реформировать средневековую Англию, герой утрачивает чувство реальности, вовлекается в «карнавал» жизни артуровского королевства. Янки забывает о целях, ради которых он задумал реформы, то есть забывает о благе народа Камелота. В результате идея преобразование мира на разумных началах становится самодовлеющей, оторванной от жизни.
Жители Камелота принимают мир фантазии за мир реальный. Мифотворчество для них — способ преодоления несовершенства мира. Они живут в «царстве мечты» и не желают реформ. Янки же стремится реализовать свою мечту в жизни, не принимая условностей окружающего его мира. Отсюда — трагические последствия его деятельности. Поражение разума и науки в финале романа закономерно: люди всегда остаются людьми, они не в состояние руководствоваться разумом.
Таким образом, в романе подспудно присутствует мысль о невозможности рационального познания мира. Всякий раз человек обречен иметь дело лишь с преобразованной фантазией действительностью, то есть с иллюзией. Борьба с различными априорными, шаблонными представлениями, суевериями и стереотипами мышления бессмысленна. Реализованная в «Янки» на уровне поэтике, данная идея станет доминирующей в творчестве позднего Твена.
Основной пафос романа — критика возможности построения разумно устроенного общества. Пресловутый здравый смысл Янки, его прагматизм терпят историческое и нравственное поражение. Подобно людям шестого века, слепо преданных королю, церкви, традиции, Янки поклоняется своим «идолам», — республике, разуму, прогрессу, — принося им кровавые жертвы. По сути, Янки только воображает себя цивилизованным, культурным человеком. В Янки проявляется все та же детская наивность и простодушие, которые у рыцарей граничат с жестокостью. Эти качества в конце концов приводят и самого Янки к бессмысленному пролитию крови. Его игра в цивилизацию оказывается жестокой, но он не понимает этого, пока не оказывается лицом к лицу с чудовищными последствиями своей реформаторской деятельности. В человеке XIX столетия проявляется средневековый варвар, которого знания, «цивилизованность» делают еще более опасным.
Восторженно описывая свое культурное и интеллектуальное превосходство, Янки, не осознавая этого, «высмеивает» самого себя. «Вдумайтесь, — говорит он, — какие возможности предоставляет шестой век знающему, умному, деятельному человеку для продвижения вперед <...> ни одного конкурента, <...> который по знаниям и способностям не был бы в сравнении со мной младенцем» (6, 352). Ирония Твена здесь очевидна: культура современного человека, его просвещенность, «прогрессивность», гуманность заметны только на фоне «варварского» шестого века. Таким образом, Янки кичится тем, что он выше варваров, выше тех, кого он сам постоянно называет «скотами».
Роман зло высмеивает убогое детище Янки — цивилизацию. Рыцари-комивояжеры, торгующие галантереей, странствующие распространители политуры для железных печек, предстоящее внедрение которых названо «великой переменой» — лицо новой цивилизации.
По мере движения сюжета романа в средневековом укладе жизни открывается все больше положительных сторон, в то время как цивилизация прогресса и разума, насаждаемая Янки, все больше дискредитирует себя. Рыцари, «железные болваны» оказываются наделенными рядом добродетелей, уже исчезнувшими в век прогресса. Смелость, прямота, обостренное чувство чести — отличительные черты многих из них. Знаменательно, что именно король, воплощение рыцарства, оказывается способным на героический поступок: он оказывает помощь женщине, умирающей от оспы. Поначалу абсолютно уверенный в своем умственном превосходстве, Янки, узнав Артура поближе во время их совместного «хождения в народ», вынужден признать: «У него была умная голова... хоть водолазный колокол наденьте на эту голову, все равно обнаружится, что это голова королевская, стоит ей только пошевелить мозгами» (6, 505).
Цивилизация VI века, со всеми ее недостатками, оказывается «живой», непосредственной, цельной. Цивилизация девятнадцатого столетия — «сухой» и прагматичной. В данном контексте особый символический смысл приобретает эпизод исцеления королем больных золотухой. Золотые монеты, традиционным вручением которых Артур сопровождал исцеление, были заменены экономным Хозяином на никелевые монетки. «В детстве, — комментирует свой поступок Янки, — я всегда сберегал монетки, которые мне велели бросать для дикарей в кружки миссионеров, и бросал в них пуговицы» (6, 494). Так в романе возникает метафора фальшивой цивилизации.
Результаты сопоставления в книге VI века с XIX оказываются неутешительными для последнего. Утратив естественность и непосредственность XIX век не многое приобрел взамен. В этом отношении характерен эпизод, в котором Хэнка Моргана и короля, путешествующих инкогнито, продают в рабство на том лишь основании, что они не смогли доказать свою принадлежность к свободным людям. Оказавшись в столь неприятном положении, герой удивленно отмечает: «Тот же самый закон существовал на нашем Юге в мое время <...> и тогда меня это не особенно волновало» (6, 560). Янки обнаруживает, что наиболее отрицательные явления VI века существуют и в просвещенном 19 столетии. Прогресс, по мысли Твена, оказывается иллюзорным. Нищета, рабство, жестокость лишь сокрыты внешним блеском технических достижений и красивыми, но бесплодными политическими миражами. С веками человечество не исправилось, зато научилось лицемерить.
В соответствии с просветительскими представлениями о роли воспитания, Янки стремится воспитать новое поколение людей, разум которых не был бы пленен предрассудками. Он собирает вокруг себя детей, возлагая на них надежды в деле становления нового справедливого общества. Но и этот проект оказывается утопичным. Средневековые предрассудки Хэнк заменяет предрассудками XIX века, и результат оказывается еще более чудовищным. В романе о Янки Твен развенчивает свою излюбленную идею о «естественности» детского взгляда на мир. Как отмечает Шемякин, в «Принце и нищем» дети взывали к милосердию. В «Янки...» они карают, но пожинают при этом не царство справедливости, а горы трупов»8.
Писатель, уже стоящий во время написания «Янки» на позициях детерминизма, не верит в то, что человечество можно исправить. Люди — рабы, унаследованных ими взглядов, и никакое просвещение не поможет им расстаться с предрассудками. Отчаявшись заручиться поддержкой народа в своих реформах, Янки делает запись рукописи: «Взглядов, привитых с детства, не выбьешь ничем; воспитание — это все. Мы говорим о характере. Глупости: никаких характеров не существует; то, что мы называем характером, — попросту наследственность и воспитание. У нас нет собственных мыслей, собственных мнений. Наши мысли и мнения передаются нам, складываются под влиянием воспитания. Все, что есть у нас собственного и что, следовательно, является нашей заслугой или нашей виной, может поместиться на кончике иголки, все же остальное нам передал длинный ряд предков, начиная с медузы, или кузнечика, или обезьяны, от которых после биллионов лет столь утомительного, поучительного и невыгодного развития произошла наша теперешняя порода» (6, 417—418).
Преобразовывая средневековое общество, Янки, как представитель «просвещенного» человечества, истребляет все, что не разумно, на его взгляд. Делая это поистине со средневековым фанатизмом, Хэнк Морган не считается с внутренними потребностями людей, которых он вознамерился осчастливить. Слепое преклонение перед разумом ведет Янки по пути насилия.
Янки уверен, что он создает новую прогрессивную культуру. «Темная страна и не подозревала, — говорит Янки, — что я насадил цивилизацию девятнадцатого века под самым ее носом» (6, 594). В этих словах сквозит ирония автора по отношению к своему герою. Его цивилизация оказывается иллюзорной. Янки создает фабрики, заводы, проводит телефонную и телеграфную сети, однако люди остаются прежними. Они все так же преклоняются перед знатью, все так же забиты и невежественны в большинстве своем. Их поток жизни словно «обтекает» непонятные и ненужные им «блага» цивилизации.
Становится очевидно, что реформаторская деятельность Янки за три года не достигла чего-либо большего, чем формальное провозглашение республики. Идеальное государство Янки существует только в теории: он управляет им как диктатор; демократия, которую он считает высшей ценностью, не была проверена в действии, а положительные эффекты его собственной системы обучения и воспитания никто не ощущает.
Чудеса современных технологий, которые Янки внедряет в шестом веке, не только не продвигают прогресс вперед, но, напротив, отбрасывают королевство Артура далеко назад. Вместо благ цивилизации они несут смерть и разрушения. Более того, технология растлевают людей, лишая их чувства сострадания. Янки становится столь бесчувственным, что может смотреть на уничтожение многих тысяч людей только как на технологический триумф.
В противовес Хэнку Моргану, рыцари, которых герой считает воплощением феодализма, по сути — большие дети. В сущности, они не грубы и не жестоки, поскольку не осознают данных категорий, находятся вне них. Король Артур относится к бедствиям простого народа так же, как относился бы к бедствиям насекомых, а фея Моргана ни за что убивает своего пажа, полагая, что это ее законное право.
Действительно, в Камелоте жизнь предстает как детская игра. Твен неоднократно описывает этих уроженцев Камелота как больших детей, играющих в жизнь. «В общем, речи и манеры этих людей были изящны и учтивы; и, насколько я мог заметить, они, в промежутках между собачьими драками, выслушивали своих собеседников дружелюбно и внимательно, — говорит Янки. — Притом они были по-детски простодушны; каждый из них чудовищно врал с обезоруживающей наивностью и охотно слушал, как врут другие, всему веря. Представление о жестоком и страшном не вязалось с ними; а между тем они с таким искренним упоением рассказывали о крови и муках, что я даже перестал содрогаться» (6, 324).
Войны и набеги, которые ведут рыцари, до определенной степени, так же напоминают детские игры. Рыцари не нуждаются в каких бы то ни было причинах, чтобы начать военные действия. Они ведут их в соответствии с принципом игры, которая ведется по определенным правила. Кровавые игры, словно бы, не отражаются на их моральном облике, как если бы они происходили в каком-нибудь другом измерение. «Насколько я мог судить, эти убийства совершались не из мести за обиду, не из старой вражды, не из-за внезапных ссор; нет, это по большей части были поединки между незнакомыми людьми, между людьми, которые не были даже представлены друг другу и не сделали друг другу ничего дурного» (6, 325).
Все это для Янки — признаки варварства, невежества и неразвитости человеческих чувств, обусловленных воспитанием. Но и в самом Янки мы находим неразвитость чувств и массу предрассудков. Им движет не столько любовь к человечеству, сколько уверенность в том, что осуществляемые им преобразования являются единственно правильными.
Янки стремится осчастливить человечество. Однако его человеколюбие носит избирательный, «классовый» подход. Он искренне скорбит, видя любого крестьянина, изнемогающего от непосильного труда, и не испытывает никакого сожаления, взорвав динамитной шашкой пару рыцарей. Несмотря на провозглашаемый им гуманизм, Янки, как представитель XIX столетия является рабом всевозможных абстракций. В результате, он утрачивает способность видеть за социальной или иной функцией индивида собственно человека. Так, например, Янки создает фабрику «настоящих людей», признавая тем самым остальных представителей рода человеческого людьми неполноценными. Намереваясь же «благородно удивить всех», оживив иссохший источник с помощью взрыва, он собирается заставить «какого-нибудь не особенно ценного человека бросить в него динамитную бомбу» (6, 453). Если прибавить к этому готовность обманывать в бизнесе, повешение фальшивящих музыкантов и убийство, нагоняющего скуку «юмориста», сэра Дайнадена, то герой предстанет перед нами явно преступником.
Исследователь творчества Твена Э. Картер полагает, что эти эпизоды носят комически-преувеличенный характер, и что Твен рассчитывал на то, что читатели поймут этот «комически-эпический» тон повествования и не будут принимать подобные действия Янки всерьез. «Смерь и разрушения были стандартным способом вызывания смеха в юморе фронтира» — говорит Картер9. Весьма вероятно, что изначально эти эпизоды и задумывались как комические. Однако не принимать всерьез Битву в Песчаном Поясе уже невозможно. В ее описание нет и доли комизма. Можно сказать, что трагический финал романа придает предыдущим комическим преступлениям Янки уже другой, серьезный, характер. Превращение фарса в трагедию, — такова внутренняя динамика романа.
Поначалу, Хэнк Морган стремится изменить мир, совершенствуя природу человека. Однако нередко его образ раздваивается, отражая двойственное мировоззрение своего создателя. «Еще ни один народ не купил себе свободы приятными рассуждениями и моральными доводами, — говорит Янки, — и все успешные революции начинались с насилия; это исторический закон, который обойти невозможно. Если история чему-нибудь учит, так именно этому закону. Следовательно, этот народ должен завоевать власть террором и гильотиной...» (6, 119). Однако, несмотря на это высказывание, писатель наделяет Хэнка достойной похвалы слабостью — нежеланием использовать насилие. «Я для этого (террора — Д.П.) человек неподходящий» — заявляет Хэнк Морган. На путь насилия Янки ставит гражданская война, которую не он развязал, но которой он явился причиной.
Учредив республику, упразднив рабство и построив заводы, Янки видит, что народу не нужна «цивилизация». «Ах, какой же я был осел! — восклицает герой. — К концу недели я стал понимать, что народные массы только в течение одного дня подбрасывали свои шпаки в честь республики, на большее их не хватило!» (6, 614). Ужаснувшись отлучения от церкви, народ Англии идет войной против Янки и небольшой горстки его приверженцев — нескольких десятков воспитанных им мальчишек. Символично, что последним нововведением Янки оказывается корреспонденция с фронта. Отступая в специально оборудованную им пещеру — последний оплот цивилизации — Янки вынужден взорвать построенные им фабрики и заводы. «При этом взрыве, — записывает Янки в своем дневнике, — вся наша благородная цивилизация взлетела в воздух и исчезла с лица земли. Мы не могли позволить врагам обратить наше оружие против нас» (6, 617). Знаменательно, что слова «цивилизация» и «оружие» выступают здесь как синонимы. Все, созданное Янки, может быть использовано для истребления людей. Цивилизация, по мысли Твена, небезопасна.
Абсолютная убежденность в своей правоте и абсолютном превосходстве своих идеалов приводят Янки к необходимости истребления наиболее сопротивляющейся «прогрессу» части народа Англии — рыцарства. Герой предан иллюзии, что именно в них кроется корень его неудач. Логическим завершением его цивилизации становится своеобразная «ловушка», в которой за несколько мгновений гибнет двадцать пять тысяч рыцарей. Она представляет собой двенадцать концентрических изгородей под высоким напряжением. Аналогия с двенадцатью кругами ада здесь очевидна. Выбраться герою из созданной им самим западни оказывается невозможным: за ее пределами он окажется во власти неприятеля. Спасительная мысль вступить в переговоры с неприятелем приходит слишком поздно: в результате ранения и колдовства волшебника Мерлина, Янки погружается в тринадцативековой сон, а его соратники заболевают, отравленные «тлетворным дыханием тысяч разлагающихся трупов». Крестовый поход против тирании, несущий просвещение и свободу угнетенному народу, закончился провалом.
Несмотря на то, что в процессе написания романа, авторский замысел претерпевал значительные трансформации, не следует рассматривать финал, только как «подсознательную инверсию сознательного намерения автора»10. Нам представляется, что уже на ранних стадиях написания «Янки» Твеном планировалась задача развенчания современной индустриальной цивилизации. Известно, что глава «Битва в Песчаном Поясе» была написана, практически в окончательном варианте, уже в 1886 году, а в письме того же года к г-же Фэрбенкс, Твен, излагая замысел будущей книги, отметил, что герой и его товарищи в финале потерпят поражение во время Битвы Разбитых Сердец11. О том, что трагический итог деятельности Янки был задуман изначально, свидетельствует и запись в одной из рабочих тетрадей Твена, также относящейся к 1886 году. В ней автор пишет о предположительном финале романа «Утраченная страна» (таков был один из вариантов названия будущей книги, ставший названием рукописи Хэнка Моргана): «Он (Янки — Д.П.) скорбит об утраченной им стране — попал в Англию, а потом посетил ее вновь, но она так изменилась и постарела, так постарела! — а была такой свежей и новой, такой девственной раньше»12.
Янки оплакивает утрату артуровского королевства и в окончательном, опубликованном варианте романа. В финале Хэнк Морган осознает, что Англия VI столетия стала его настоящим домом, и что тринадцать веков отделяет его от всего того, что стало ему в жизни, по настоящему, дорого. Он умирает в современной Англии, «одинокий и всем чужой» (6, 628).
В ностальгии Янки по потерянной земле Генри Нэш Смит находил отражение собственной ностальгии Твена по довоенному времени и его отчуждения от технологического общества его зрелости13.
По мнению Н.А. Шогенцуковой, Марк Твен в своей книге «Янки при дворе короля Артура» не только высмеял нелепости рыцарской этики, но и оплакал утрату возвышенных идеалов, которые не могут быть заменены мылом, прессой, телефоном и взрывчаткой14.
Американский эксперимент в VI веке потерпел неудачу, и история продолжила свой бег по накатанной колее. В своем романе Твен обнаруживает зыбкость и иллюзорность основ цивилизации. Изобразив крах Янки, Твен предупреждает об опасности крушения современной культуры. Общество, сделавшее ставку не на нравственное совершенствование, а на технический прогресс, обречено. Когда в финале, отчаявшись получить поддержку народа, Янки ищет спасение в технологии, она предает его. Победа остается за иррациональными силами: волшебник Мерлин хитростью проникает в пещеру Янки и погружает его в 13-ти вековой сон. Вместе с Янки в глубокий «сон» погружается и Европа. Наступают «темные века».
В романе о Янки мы видим кризис представлений писателя о поступательном, прогрессивном движении истории и ее двух ключевых точках — эпохи наступления христианства и французской революции. Эксперимент под названием «цивилизация» не только не поднимает человечество на новый уровень развития, но, напротив, — отбрасывает его еще дальше назад. Писатель все больше убеждается в том, что прогресс иллюзорен. Истории вечно суждено повторяться. Так, в романе «Янки при дворе короля Артура» зарождается циклическая концепция истории, которая, в дальнейшем, получит свою художественную реализацию в творчестве позднего Твена.
Примечания
1. Цит. по: Maragou H. Op. cit., p. 26—27.
2. Mark Twain in Eruption, ed. Bernarde DeVoto. — New York: Harper, 1940, p. 211.
3. Шемякин А.М. Указ. соч., с. 79.
4. См.: Smith H.N. Mark Twain: The Development of a Writer. — Cambridge (Mass.), 1962, p. 138.
5. Старцев А.И. Марк Твен и Америка. — М., 1963, с. 210, 53, 209.
6. Цит. по: Salomon R.B. Op. cit., p. 117.
7. The Love Letters on Mark Twain. Ed. D. Wecter. — New York, 1949, p. 257—258.
8. Шемякин А.М. Указ. соч., с. 82.
9. Carter E. Op. cit., p. 198.
10. Salomon R.B. Op. cit., p. 198.
11. См.: Salomon R.B. Op. cit., p. 123—124.
12. См.: Ibidem, p. 123.
13. См.: Smith H.N. Op. cit.
14. См.: Шогенцукова Н.А. Антиутопическое начало в позднем творчестве Марка Твена и современная антиутопия // Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы. — М., 1987, с. 227.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
