Стилистическое ослабление — это термин, предложенный А. Поповичем, который обозначает приглушение выразительных стилистических приемов подлинника и замену их менее сильными образными коннотациями в тексте переводного художественного произведения.
Такое переводческое преобразование имеет много общего с трансформацией смены стилистических коннотаций. В обоих случаях происходит изменение прагматического потенциала исходной лексической единицы. Однако если в первом случае теряется большая часть коммуникативной нагрузки слова подлинника, содержащего в своем составе грамматические отклонения от нормы, то во втором случае у единицы оригинала в переводном тексте добавляются несвойственные ей стилистические значения.
На наш взгляд, стилистическое ослабление можно также именовать минимальной компенсацией исходной лексической единицы. Если представить графически прагматические значения исходного и переводного слов в виде двух окружностей, то область их пересечения была бы незначительна. В результате применения подобного переводческого преобразования большая часть стилистических, образных коннотаций подлинника при переводе остается не воспроизведенной.
При выявлении способов перевода грамматического субстандарта нами было обнаружено, что часть грамматических отклонений исходного текста на русский язык передается словами, относящимися к разговорному регистру.
Разговорная лексика входит в состав литературного языка, является его самым нижним ярусом. В отличие от нейтральной разговорной лексике присуща определенная эмоциональная окрашенность, разнообразные оттенки субъективной модальности. При этом экспрессивная окраска остается в рамках непринужденного домашнего разговора, живой беседы близких людей, проходящей в спокойной обстановке, однако не лишенной естественной эмоциональности (Бельчиков, 2005: 57—58).
Таким образом, при передаче грамматических отклонений от нормы английского языка разговорной лексикой в тексте перевода существенная часть коммуникативного потенциала исходной лексической единицы остается не переданной. Это, прежде всего, социальные, образные, территориальные коннотации. Единственное, что может объединять данные лексемы — их отнесенность к неформальному, бытовому, свободному стилю общения:
• «Sho, there's ticks a plenty» (Twain, 2001: 60). — «Клещей в лесу пропасть» (Твен, пер. Чуковского, 2006: 79).
• «Tell them, Joe, tell them, that aint any use any more» (Twain, 2001: 98). — «Скажи им, Джо, скажи им, что толку теперь молчать» (Твен, пер. Дарузес, 2006: 112).
• «Poor old chap, you are white and jaded — you aint well a bit — no wonder you are flighty and off your balance» (Twain, 2001: 239). — «Не мудрено, что у тебя мутится в голове и ты болтаешь всякий вздор» (Твен, пер. Рождественской, 2006: 284).
• «I ain't doing my duty by that boy, and that's the Lord's truth, goodness knows» (Twain, 2001: 8). — «Чувствую я, что не ладно поступаю с ребенком, долга своего не исполняю» (Твен, пер. 1886 г.: 4).
• «The Widow Douglas she took me for her son, and allowed she would sivilize me; but it was rough living in the house all the time, considering how dismal regular and decent the widow was in all her ways; and so when I couldn't stand it no longer I lit out» (Twain, 2005: 7). — «Вдова Дуглас усыновила меня и пообещала, что будет меня воспитывать; только мне у нее в доме жилось неважно: уж очень она донимала всякими порядками и приличиями, просто невозможно было терпеть. В конце концов, я взял да и удрал» (Твен, пер. Дарузес, 2006: 8).
• «When he got out the new judge said he was а-going to make a man of him. So he took him to his own house, and dressed him up clean and nice, and had him to breakfast and dinner and supper with the family, and was just old pie to him, so to speak. And after supper he talked to him about temperance and such things till the old man cried, and said he'd been a fool, and fooled away his life; but now he was а-going to turn over a new leaf and be a man nobody wouldn't be ashamed of, and he hoped the judge would help him and not look down on him. The judge said he could hug him for them words: so he cried, and his wife she cried again; pap said he'd been a man that had always been misunderstood before, and the judge said he believed it» (Twain, 2005: 8). — «Как выпустил его новый судья и говорит: Постойте, я из него человека сделаю. — Позвал его к себе в дом и одел, и накормил, и за один стол посадил рядом с собой, словом сказать, нянчился с ним, как с собственным сыном. А после ужина стал ему говорить о вреде пьянства и так говорил, что мой старик прослезится. — Глупец, — говорит, — я, погубил я собственную жизнь. А теперь, — говорит, все сызнова начну, так стану жить, что никто и сучка не найдет... Только, мол, пусть господин судья поможет ему хоть немножко и не погнушается им. — А судья говорит: Надо тебя целовать за эти слова. — Да и сам заплакал. И жена его тоже заплакала. А батька говорит: Обо мне-то никто и не думал: каково мне терпеть. — А судья говорит: Верно, мой милый» (Твен, пер. Танна, 1911: 28).
• «That law trial was a slow business-appeared like they warn't ever going to get started on it; so every now and then I'd borrow two or three dollars off of the judge for him, to keep from getting a cowhiding» (Twain, 2005: 28). — «Тяжба в суде затянулась надолго — это была длинная канитель, и конца ей не предвиделось; вот я и занимал постоянно по два — по три доллара у судьи, чтобы откупиться от плетки (Твен, пер. Ранцова, 2008: 205).
В данных примерах грамматическим отклонениям оригинала соответствуют следующие разговорные слова и выражения: пропасть, что толку, не мудрено, болтать вздор, не ладно, донимала всякими порядками и приличиями, канитель.
Однако наибольший интерес представляет тот пример из приведенных выше, где компенсация происходит за счет неоднократного повторения слова говорит. Само по себе оно является нейтральным, но его частое повторение в речи придает высказыванию персонажа сбивчивый, лексически ограниченный характер, тем самым переводчику, на наш взгляд, удается передать не только неформальную обстановку общения, но и социальные особенности героя повествования.
В переводах произведения «Приключения Тома Сойера» наиболее часто трансформация стилистического ослабления встречается в переводе Н.Л. Дарузес — 170 примеров (43% от общего числа отклонений в романе). В переводе К.И. Чуковского — 156 примеров (39%). В переводе Е. Рождественской обнаружено 134 случая применения приема стилистического ослабления (34%). Меньше всего данное преобразование было использовано в анонимном переводе 1886 года — 67 примеров (12%).
Таблица № 6. Количественные показатели трансформации стилистического ослабления в переводах романа «Приключения Тома Сойера»
| Переводчики | Количество случаев стилист. компенсации | % от всех отклонений |
| Дарузес | 170 | 43% |
| Чуковский | 156 | 39% |
| Рождественская | 134 | 34% |
В переводах книги «Приключения Гекльберри Финна» наибольшее количество данного переводческого преобразования было обнаружено в переводе Н.Л. Дарузес — 212 примеров, что составляет 6% от общего числа отклонений. В переводе В.Г. Танна количество примеров трансформации стилистического ослабления составляет 195 (5% от общего числа грамматических отклонений в романе). В переводе В.Л. Ранцова количество трансформации стилистического ослабления составляет 167 примеров (5% от общего числа отклонений).
Таблица № 7. Количественные показатели трансформации стилистического ослабления в переводах романа «Приключения Гекльберри Финна»
| Переводчики | Количество случаев стилист. компенсации | % от всех отклонений |
| Дарузес | 212 | 6% |
| Танн | 195 | 5% |
| Ранцов | 167 | 5% |
Итак, переводческое преобразование «стилистическое ослабление» не передает в полной мере стилистическую окраску исходной лингвистической единицы, нарушая тем самым принцип адекватности. При использовании данного приема читателю переводного произведения остаются непонятными система образов персонажей и социальные мотивы подлинника.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
